Медовый месяц в улье. Толбойз
Шрифт:
– Правда? Я-то не вижу. Но надо сказать портному. Он всегда дает мне понять, что моя спина – это его заслуга.
– А твои уши, затылок и переносица – тоже его заслуга?
– Никакая лесть не будет слишком грубой для представителя моего жалкого пола. Я урчу, как кофемолка. Но лучше бы ты выбрала более отзывчивые части тела. Трудновато выражать любовь затылком.
– В том-то и дело. Мне нужна роскошь безнадежной страсти. Чтобы я могла сказать себе: “Вот его обожаемый затылок, но никакими словами мне его не смягчить”.
– Я бы не был так уверен. Однако постараюсь отвечать твоим требованиям. Избранница владеет моим сердцем, но костям хозяин я. Скелет нетленный до поры послушен веленьям бренной плоти и души [231] . Какого черта я тут торчу?
– Ради нежной музыки.
– А, точно. Итак, мои маленькие менестрели с Портленд-Плейс! [232]
– Хрррр! – отозвался динамик. – …Затем подготавливают ложе. В компост следует внести хорошо перепревший конский навоз или…
231
Строки из стихотворения XLIII цикла “Шропширский парень”, написанного викторианцем А.Э. Хаусманом.
232
Портленд-Плейс – лондонская улица, где расположена редакция Би-би-си.
233
Т.Л. Беддоуз. Песня.
– Спасите!
– Ну, хватит, – сказал Питер, выключая радио, – вполне достаточно.
– Какой извращенец.
– Отвратительно. Напишу возмущенное письмо сэру Джону Рейту [234] . Это неслыханно: только человек переполнился самых чистых и святых чувств, вообразил себя Галахадом, Александром и Кларком Гейблом одновременно, когда он, так сказать, оседлал облако и вознесся в небеса…
– Мой бесценный! Это точно не херес?
– Херес! – Его настроение взмыло ввысь и низверглось фонтаном конфетти. – Клянусь тебе священною луной… [235] – Он запнулся, жестикулируя в сторону темного угла. – Эй! Кто повесил луну не с той стороны?
234
Джон Рейт в то время был генеральным директором Би-би-си.
235
У. Шекспир. “Ромео и Джульетта”, сцена на балконе (акт II, сцена 2). Перевод с англ. Т. Щепкиной-Куперник.
– Какая небрежность со стороны осветителя.
– Снова пьян, как обычно… Возможно, ты права насчет хереса… К черту луну, она протекает. О дщерь луны, не вызывай во мне прилив морской! [236] – Он обернул ножку лампы носовым платком и перенес ее, поставив рядом с Гарриет, так что оранжево-красное платье засияло в ее свете, как орифламма [237] .
– Так лучше. Начнем все сначала. Клянусь тебе священною луной, что серебрит цветущие деревья… Обрати внимание на цветущие деревья. Malus aspidistriensis [238] . Приобретены администрацией специально для этой сцены за баснословные деньги…
236
Джон Донн. “Прощальная речь о слезах”. Перевод с англ. Д. Щедровицкого.
237
Орифламма – красно-золотая хоругвь, штандарт французских королей.
238
Сорняк фикусовидный (искаж. лат.).
Их голоса смутно доносились до Эгги Твиттертон, которая сидела, вся дрожа, в комнате наверху. Она хотела улизнуть по черной лестнице, но внизу стояла миссис Раддл и вела продолжительную дискуссию с Бантером, чьи реплики из кухни были не слышны. Она собиралась уходить, но раз за разом возвращалась со свежими аргументами. В любой момент она могла удалиться окончательно, и вот тогда…
Бантер вышел из кухни так тихо, что мисс Твиттертон услышала его, только когда точно под ней вдруг громыхнуло:
– Мне больше нечего сказать вам, миссис Раддл. Доброй ночи.
Задняя дверь захлопнулась, послышался звук задвигаемого засова. Бесшумно теперь не уйти. Потом раздались шаги на лестнице. Мисс Твиттертон поспешно ретировалась в спальню Гарриет. Шаги стали слышнее, они миновали развилку на лестнице и приблизились. Мисс Твиттертон отступила еще дальше и, к своему ужасу, оказалась в ловушке в мужской спальне, где пахло лавровишневой водой и харрисовским твидом. Из соседней комнаты доносилось потрескивание пламени, стук колец занавески по карнизу, тихий звон и журчание воды, наливаемой в кувшин. Затем засов отодвинули, и мисс Твиттертон, не дыша, скользнула в темноту лестничного проема.
– Ромео был зеленым дурнем, и яблоки на его деревьях зеленые и кислые. Сядь вот здесь, Ахолиба, и играй царицу в короне из виноградных листьев, со скипетром из камыша. Дай-ка твой плащ, и я буду изображать царей у твоей постели. Говори, пожалуйста, роль легко и без запинки [239] . Говори! Лошади бьются, терпенья в них нет… [240] Прости, сбился на другое стихотворение, но я бью копытом изо всех сил. Говори же, златоголосая леди. “Я – царица Ахолиба…” [241] Она засмеялась, и комнату огласила величественная чепуха:
239
У. Шекспир. “Гамлет”. Акт III сцена 2. Этими словами Гамлет напутствует актеров: “Говорите, пожалуйста, роль, как я показывал: легко и без запинки. Если же вы собираетесь ее горланить, как большинство из вас, лучше было бы отдать ее городскому глашатаю”. Перевод с англ. Б. Пастернака.
240
М. Арнольд. “Покинутый мерман”. Перевод с англ. О. Петровской.
241
Ахолиба – одна из героинь пьесы-миракля “Маска царицы Вирсавии” английского поэта Алджернона Суинберна.
242
Перевод с англ. В. Сонькина.
– Питер, ты сломаешь кресло. Ты с ума сошел!
– Любимая, мне положено. – Он отбросил плащ и встал перед ней. – Когда я пытаюсь быть серьезным, то выхожу кромешным дураком. Это идиотизм. – В голосе зазвучали нерешительные ноты. – Только подумать – смешно же, – сытый, ухоженный, состоятельный англичанин сорока пяти лет в крахмальной рубашке и при монокле стоит на коленях перед женой – причем, что еще смешнее, перед своей – и говорит ей… говорит…
– Скажи мне, Питер.
– Не могу. Не смею.
Она подняла его голову, обхватив ладонями, и то, что она увидела в его лице, заставило ее сердце замереть.
– Нет, мой дорогой, не надо… Нельзя же так. Страшно быть такой счастливой.
– Вовсе нет, – быстро ответил он, осмелев от ее страха.
Весь мир на шаг подвинулся к могиле;Лишь нашей страсти сносу нет,Она не знает дряхлости примет,Ни завтра, ни вчера – ни дней, ни лет,Слепящ, как в первый миг, ее бессмертный свет [243] .243
Джон Донн. “Годовщина”. Перевод с англ. Г. Кружкова.