Медовый месяц
Шрифт:
— Я с удовольствием поеду с тобой, Дэш! Мне будет полезно на время уехать.
Этим вечером она медленно спустилась по наклонному въезду в гараж своего дома в Пасадене. Было уже темно, когда она пробралась из гаража домой через осеннюю грязь. Хани щелкнула выключателем, но лампочка, видимо, перегорела, и она ощупью нашла ручку двери, ведущей на кухню. Открыв дверь, Хани с изумлением увидела пламя свечей.
— С днем рождения!
— С днем рождения, Хани!
Пораженная, она увидела все свое семейство,
Они не забыли! Они наконец-то вспомнили о ее дне рождения! В глазах у нее защипало, и Хани почувствовала, как в душе тают копившиеся годами обиды.
— О, мои… Это… — У нее запершило в горле. — Как красиво!
Все засмеялись, и даже Софи улыбнулась, потому что пирог вовсе не был красив. Сделанный из трех слоев, кривобокий, он был неровно покрыт голубой глазурью самого уродливого оттенка, какой Хани приходилось видеть. Но этот неумело состряпанный, неказистый пирог был для Хани дороже самых роскошных и изысканных тортов, которые ей приходилось пробовать.
— Я не могу… Мне не верится, что вы сделали это сами. — Она изо всех сил старалась не расплакаться.
— Ну конечно, мы сделали все сами, — ответила Шанталь. — Это ведь твой день рождения!
Хани была полна любви, радости и глубокой благодарности. Гордон указал на пирог:
— Это я испек его, Хани. Я сам, собственноручно!
— А я помогала, — вставила Шанталь.
— Мы все помогали, — сказал Бак, почесывая свое пузо. — Кроме Софи.
— А я подобрала цвет глазури, — сказала Софи с обиженным видом.
Их лица расплывались перед ней, мягкие, красивые и любимые, в золотом свете мерцающих свечей. Хани простила им все слабости и хотела быть вместе с ними. Они были ее семьей. Она была их частью, и они были частью ее, и каждый из них был драгоценен!
Гордон ухмыльнулся, как школьник, у которого есть секрет. На толстых щеках Софи играла рассеянная улыбка, а голубые глаза Шанталь сияли в свете свечей. Смутившись оттого, что она так расчувствовалась, Хани шлепнула себя по щекам.
— Все вы… Вы у меня такие… — Ей хотелось сказать им о том, что было у нее на сердце, но чувства были слишком сильны, и у нее перехватило горло.
— Давай, Хани! Режь пирог!
— Разрежь его, Хани! Мы так голодны!
— Уверена, что он очень вкусен.
Она засмеялась, когда Бак вручил ей большой кухонный нож и подтолкнул к пирогу:
— Задувай свечи!
— С днем рождения! С днем рождения!
Хани задула свечи, смеясь сквозь слезы. И снова попыталась найти слова, которые смогли бы выразить, что все это для нее значит.
— Я так счастлива… Я…
— Режь прямо посередине, — сказал Гордон, направляя ее руку. — Не хочу, чтобы ты разрушила мое произведение.
Слеза скатилась с ее щеки, когда она направила нож в центр пирога.
— Это чудесно… Я так…
Пирог взорвался.
Вслед за этим раздался дружный взрыв хохота; полетели в стороны куски шоколада. Пирог подбросило прямо в лицо Хани; комки голубой, глазури прилипли к лицу и одежде. Куски пирога разметало по стенам и раскидало по полу.
Все остальные дружно отпрянули от стола, как только Хани стала разрезать пирог, и остались невредимы. Взрыв задел только ее.
Бак схватился за живот, зайдясь в громком утробном хохоте. Даже Софи присоединилась к нему.
— Ты видел ее лицо?
— Мы ее обдурили! — кричала Шанталь. — Это была идея Гордона! Гордон, какой же ты умница!
— Говорил же вам, что это сработает! — ржал Гордон. — Я говорил вам! Посмотрите на ее волосы!
Шанталь хлопала в ладоши, радуясь сообразительности мужа.
— Гордон вырезал дырку в центре пирога и засунул туда этот большой шарик с петардой. Мы сломали три петарды, стараясь сделать все правильно. Затем заморозили пирог целиком, чтобы ты ничего не смогла понять, и когда твой нож проткнул шарик…
Хани тяжело задышала, отступила немного назад, пристально оглядев собравшихся. Они столпились вокруг разоренного праздничного стола, как стая шакалов, объевшихся на преступном пиршестве. Их злобность просто душила ее, хотелось собрать чемодан, бежать куда глаза глядят и никогда их больше не видеть.
— Ох-ох, да она же сумасшедшая, — насмешливо произнес Гордон. — Как всегда, собирается испортить шутку.
— Ты ведь не будешь дуться, не так ли, Хани? — вступила в разговор Шанталь. — Мы так здорово повеселились! Ты ведь не собираешься все испортить?
— Проклятие, — сказал Бак. — Нам следовало бы подумать об этом заранее.
— Нет, — произнесла Хани сдавленным шепотом. — Я не собираюсь портить вам шутку. Это был грандиозный розыгрыш. Правда. Я… я лучше наведу порядок!
Она повернулась и бросилась по коридору в заднее крыло дома; кусочки пирога и льда отваливались от ее новой шелковой блузки. От боли внутри дышать было трудно. Ей хотелось убежать прочь, покинуть их и никогда не возвращаться. Она бы…
У Хани вырвался сдавленный стон. А что потом? Кто займет их место? Не Дэш. Она строила воздушные замки, мечтая о нем. А он может заполучить любую женщину, какую только пожелает, но она-то здесь при чем? Эта семья была всем, что у нее осталось!
В голове послышалось одинокое позвякивание призрачного вагончика, поскрипывающего на деревянном настиле американских горок. Она закрыла глаза, пытаясь избавиться от настойчивого голоса, постоянно твердившего, что весь ее успех, все ее деньги и даже самые прекрасные в мире наряды не способны спасти ее от одиночества.
Призрак вагончика «Черного грома», поскрипывая, взбирался на холм. Но как Хани ни пыталась, ей никак не удавалось заставить его прокатиться по всем горкам.