Медовый рай
Шрифт:
– Да, – отозвалась я.
– Двинули! – скомандовал он и первым начал подниматься на холм. Потом сообразил, что надо бы подать мне руку, но я уже была вровень с ним и в помощи не нуждалась. Май смущенно сжал ладонь в кулак и тут же сосредоточился на подъеме. Надо ли говорить, как тяжело было у меня на душе. Яркие краски лета словно мгновенно выцвели. Насекомые, которые только что сладко звенели, теперь самым отвратительным образом жужжали и липли к разгоряченной коже. Было душно и пыльно. Храм показался мне грудой изъеденных временем и непогодой кирпичей, а белые шапки цветов на кустах у мотеля пахнули в лицо чем-то удушающе медицинским. Все в этом мире переменилось в какие-то двадцать минут. Я подумала, что эта перемена могла бы произойти и раньше. Например, если бы в наше уединение на реке вдруг завернули другие купальщики, мы, обнаженные и
Мы пообедали жидким холодным борщом и неким подобием гуляша. Хороша была только минеральная вода в бутылках, да и то, наверное, потому, что ее только что достали из холодильника. Как выяснилось, уехать в Питер можно было либо через полчаса, либо в 21.00. Поскольку Май собирался вернуться домой не позже восьми, мы поскорее закончили свой простенький обед и поспешили покупать билеты.
В электричке ехали большей частью молча. Несколько раз перекинулись ничего не значащими фразами, а потом Май задремал, привалившись к вагонной стенке. Он спал красиво, не разевая рта и не капая слюной, но я, разглядывая его, еще раз убедилась в том, что у него самое обыкновенное среднестатистическое лицо, пожалуй, даже не слишком запоминающееся. Конечно, он высокого роста, стройный и гибкий, что сразу позволяет зачислить на его счет приличное количество очков, но таких мужчин не так уж мало в Петербурге. Что он за человек, я так и не разобралась. Разве можно было это успеть сделать за такое короткое время нашего знакомства…
Человек, который так неожиданно на два дня стал моим любовником, проспал до самого Петербурга. Конечно, я могла бы его разбудить, но понимала, что ни к чему хорошему это не приведет. Между нами уже пролегла разделительная полоса, через которую мне хода, похоже, не будет. Он не позволит. Я это чувствовала. Было ли мне больно или обидно? Пожалуй, нет… Я не строила относительно Мая никаких далекоидущих планов. Я знала, что все будет происходить именно так. Да и он не делал мне никаких авансов. Я отдалась ему только на эти два дня. Может быть, зря? Нет… Как там гласит еще одна народная мудрость: лучше сожалеть о содеянном, чем о том, что не сделано! Вот! Май разбудил во мне женщину. Может быть, это плохо? Я буду теперь мечтать о таком мужчине, как он, а у меня есть свой – Стас… И мне совсем не хочется к нему в постель… Но ведь вполне вероятно, что и мужу не хочется в постель со мной, и, возможно, не только теперь, после нашей ссоры, а уже давно… Какой мужчина радовался бы такой безынициативной холодной лягушке, какой я была? Никакой! Неужели и у Стаса есть любовница? Задевает ли меня это? Нисколько! После того праздника, который был у меня на реке возле разрушенного храма в Брилеве, задеть меня уже никогда ничто не сможет. И если Май не будет рядом со мной, то все равно кто будет…
Когда мы уже ехали мимо перрона питерского вокзала, я разбудила Мая.
– Что? Как? Мы уже приехали? Так быстро? – засыпал меня вопросами он.
Поскольку электричка почти сразу и остановилась, мы подхватили свои вещи и пошли к выходу. Я видела, что Май еще никак не отойдет ото сна, и не задавала вопросов. Когда мы подошли к метро, он спросил, до какой станции мне ехать. Я могла бы назвать станцию и спуститься с ним в метро, но намеренно не стала этого делать. Мне надо было протестировать его сейчас же, немедленно, и я ответила:
– Мне лучше на троллейбусе… Я пойду…
– Ну… а мне надо на метро… – неуверенно проговорил Май.
Можно было бы прозрачно намекнуть, что он мог бы добиться нового свидания, но я не могла этого сделать. Он и так пожалел несчастную женщину. А она ему в награду за это устроила эротическую феерию. Пусть даже не догадывается о том, что эта феерия была для меня первой в жизни и, скорее всего, останется последней. Пусть вспоминает владычицу морскую и фею ромашек.
– Да-да… Конечно… – бросила я ему через плечо, уже развернувшись в сторону остановки троллейбусов. – Всего хорошего… Пока… – И окончательно отвернула от него лицо, и ускорила шаг, и ни разу не посмотрела назад. Я не хотела видеть спускающихся в метро людей, которым не мешал Май. Его, конечно же, уже не было на ступеньках. Он же не остановил меня ни жестом,
Стас с похоронным лицом сидел в кухне и курил. Щеки его ввалились, глаза утонули в болезненно-коричневых кругах. Похоже, что эти два дня он ничего не ел или ел, но очень мало. Лопатки под майкой выступали острыми клиньями и напоминали обломанные крылья. Тарелка была полна окурков, в квартире стоял никотиновый смрад. Стас никогда не курил при мне. Похоже, он сильно был не в себе. Неужели все-таки муж обо мне беспокоился? Может, я погорячилась с выводами? Может, Стас меня все-таки любит, в чем и убедился в мое отсутствие, иначе чего бы ему столько курить? Осмотревшись на всякий случай вокруг повнимательнее, я не обнаружила ни винных, ни водочных бутылок, что не могло не порадовать.
– Пришла… – как-то невыразительно сказал Стас и сильно затянулся сигаретой. На моих глазах ее третья часть мгновенно превратилась в пепел. – Думал, если завтра не вернешься, придется подавать в розыск… Мало ли что…
Я молчала, привалившись к стене в коридоре, поскольку никак не могла сообразить, что мне лучше сказать, в каких моих словах он нуждается больше всего.
– Ну… хорошо… – опять вынужден был начать он. – Я был не прав. Прости. Но и ты… Впрочем, ладно… Просто прости…
– Да, конечно, – согласилась я без особой радости, чувствуя, что он вовсе не обрадовался тому, что я наконец нашлась. – Только… В общем… предлагаю забыть об этом… обо всем… начисто… будто бы и не было…
– Разумеется, это лучше всего, – так же безразлично подхватил Стас.
Все-таки не любит. Это ясно как день. Или опять ошибаюсь? Возможно, он просто в шоковом состоянии… Я, наверно, с ума сошла бы, если бы Стас пропал на два дня. И как я могла так с ним поступить? Ну, обидевшись, уехала – ладно… Зачем телефон-то выключила, бездушная мерзавка?! С другой стороны, я бросилась бы ему на шею, если бы он пропал на два дня и вдруг нашелся… А он не бросается… Он вообще на меня не смотрит… А может быть, он огорчился, что я нашлась?! Может быть, он уже строил планы, как славно будет жить без меня? А тут нате вам – явилась не запылилась…
Положив сумку на ящик для обуви, я прошла в кухню и первым делом открыла форточку, забрала у Стаса тарелку, в которой он как раз успел загасить сигарету, и высыпала окурки в мусорное ведро. Потом подумала и отправила вслед за окурками и тарелку, свидетельницу мужниных мук.
– Ты ел? – спросила я.
– Нет, – отозвался он.
– Я сейчас что-нибудь приготовлю.
– Конечно. Тебе помочь?
– Не надо.
– Тогда я пока пойду в комнату?
– Иди.
Мы разговаривали с мужем, изо всех сил стараясь не произнести ни одного неосторожного слова, сохраняя неустойчивый пока нейтралитет. В голове же моей крутилась лишь одна мысль: все кончено, все кончено, все кончено. Что терзало Стаса, я не знала. Возможно, он думал: она опять пришла, опять пришла, опять пришла…
Тем не менее я достала из морозилки кусок печени, разморозила в микроволновке и потушила в сметане, как любил муж. Поставив вариться спагетти, нарезала салат из тех овощей, которые нашла в холодильнике, и даже заварила свежий чай – Стас не любил пакетики. Когда ему все же приходилось их использовать, утверждал, что у него полное впечатление, будто он пьет не чай, а густой настой бумаги.
Ужинали мы почти в полном молчании, если не считать дежурных фраз, типа: «подай, пожалуйста, нож»; «не трудно ли тебе достать из холодильника масло». Закончив есть, мы долго и церемонно выясняли, кому мыть посуду, прямо-таки в стиле гоголевских персонажей: «позвольте вам этого не позволить». В конце концов я победила и отправила Стаса к телевизору. Мыла я посуду долго, тщательно споласкивая холодной водой и даже вытирая полотенцем, хотя раньше никогда этого не делала, совала в сушилку, да и все. В конце концов последняя чайная ложка была вытерта и водворена на свое место. Я взглянула на часы – скоро девять, ложиться спать еще рано. Я не знала, как вести себя со Стасом. Раньше этот вопрос меня никогда не заботил. Каждый из нас занимался своим делом, не испытывая никаких неудобств друг перед другом. Теперь все изменилось, испортилось, сломалось. Я прошла в комнату. Стас смотрел в телевизор абсолютно пустыми глазами. Вряд ли он видел то, что было на экране. Во всяком случае, раньше его никогда не интересовало производство одноразовых шприцев. Впрочем, раньше у нас все было по-другому…