Медведь ее сердца
Шрифт:
Она услышала шелест рядом с кроватью, она знала, что следует приложить усилия, чтобы открыть глаза и оценить, насколько плохой была ситуация в этот раз, но Лиз так устала, а еще ей приснился такой хороший сон.
Ну ладно, лучше посмотреть правде в глаза. Ее веки затрепетали, и она моргнула несколько раз, пытаясь сфокусировать свое зрение. Кто-то сидел рядом с ее кроватью. Это был ее папа? О Боже, пожалуйста, не допусти, чтобы это был папа! Она была не в настроении для одного из его разговоров в стиле «держись, солдат».
Снова моргнув,
— Привет, — прохрипела она, ее голос звучал хрипло и сухо. Мужчина, который сидел, уставившись в пол, резко поднял голову и посмотрел ей в глаза. Он пододвинул кресло ближе к ней и взял ее за руку. Это было немного странно.
— И тебе привет. Хочешь воды? Ты очень хрипишь, — сказал Мартин, протягивая руку к пластиковому стаканчику на ее тумбочке. Элизабет кивнула, и он приложил соломинку к ее губам. Сделав несколько маленьких глотков, она выпустила соломинку.
— Спасибо.
Он поставил чашку обратно на стол.
— Ты сильно напугала меня, сердце мое. У тебя была температура 39 и лихорадка.
Сердце мое? Она не ослышалась? Элизабет не слишком хорошо понимала по-немецки, но уж столько-то она знала. Почему он так ее называл?
— Всего 39? Я не паникую, пока она не достигает сорока. — Она попыталась рассмеяться, хотя это звучало немного принужденно. — Где я и кто ты?
— Ты сейчас в больнице, а я — Мартин Крюгер, бета Клана медведей из Хани-Корнер.
— Остряк. Я знаю, что я в больнице. Я имею в виду, где именно эта больница.
— Боюсь, сейчас не могу об этом сказать, — ответил Мартин.
Элизабет нахмурилась.
— Итак, мой статус пленницы не поменялся, просто сменилась камера.
— Мне очень жаль, но так оно и есть. Пока у нас не появится возможность определить твою принадлежность и роль в проекте Асклепий.
— Я не была связана с похищением людей. Хотела бы я это остановить, но не в моей власти, увы.
— Так нам и сказали…
— Да ну? Кто сказал? — Прервала его она.
— Сара Барр, одна из тех детей, которых похитили из нашего Клана, — ответил Мартин.
— Аааа, малышка Сара. Она зарычала на меня и сказала, что у меня большие проблемы! Ее дядя собирался прийти и спасти ее, и я очень пожалею об этом. Думаю, она была права.
— Да, Сара — не по годам развитой ребенок. Однако, несмотря на ее страстные заверения в том, что ты «милая леди», у меня осталось к тебе много вопросов.
— Безусловно, осталось. Давай уже спрашивай. Я отвечу на то, что могу ответить.
— Если ты была против похищения, почему не вышла из проекта? Почему ты не ушла? Ты могла обратиться к властям, к прессе, в конце-концов, к оборотням, так ведь?
Она закрыла глаза и глубоко вздохнула.
— Это очень сложно, и я не уверена, что ты поверишь мне…
— Оборотни
Она выгнула бровь.
— Мне это известно, — она пожала плечами. — Было несколько причин. Во-первых, я боялась того, что случится с детьми, если кто-то другой возглавит программу. Если я находилась там, я могла заботиться о том, чтобы с ними обращались гуманно, чтобы им не причинили вреда, и я работала над планом, чтобы помочь им сбежать.
— А что на счет властей или прессы?
— Я действительно не знаю, как далеко зашла эта программа. Я не знала, кому я могу доверять. Что-то случилось в начале программы. Кое-что действительно отвратительное, и вовлеченные люди… они… просто исчезли. И больше их никто и никогда не видел. Я испугалась. Мне самой противна моя трусость, но что я могу сказать? Я ботан-зануда, а не солдат. Я не могу сказать, чтобы мысль обратиться к кому-нибудь из альф вообще приходила мне в голову. Я имела дело с ними, когда пыталась договориться о добровольном получении образцов крови и тканей, но все они были скрытны. Большинство едва говорило со мной. Насколько я слышала, они мало общаются и друг с другом. Едва ли я могла бродить от стаи к клану в надежде, что они меня выслушают, а мое начальство об этом не узнает, не так ли?
— Это все верно, Элизабет, и я могу сказать, что ты не врешь мне, но есть что-то еще, не так ли? Что-то, о чем ты умалчиваешь.
— Уверена, что есть много вещей, о которых я не говорю. Как я уже сказала, это сложный вопрос, — вздохнула Элизабет и уставилась на свою руку, комкающую простынь.
Мартин мягко взял ее за подбородок и повернул к себе лицом. Глядя прямо в ее карие глаза, он сказал:
— Я собираюсь еще усложнить, сердце мое.
— Почему ты меня называешь меня так? Что вообще происходит?
— Это — наше новое осложнение, доктор Элизабет Монтроуз. Ты — моя пара, — сказал Мартин.
Элизабет уставилась на него так, словно у него только что выросли две головы.
— Ты шутишь, правда? Я? Потому что, если ты серьезно, тебе «повезло», мистер. Ты ведь знаешь, что я умираю, верно?
Это то, о чем не говорят вслух. Мартин ласково провел кончиками пальцев по ее щеке.
— Я знаю, что ты больна, но нет, ты не умираешь. Врач сказал, что…
— Мартин, ты можешь наплевать с горы на все, что сказал врач. У меня с шести лет хронический миелолейкоз. Я — исключение, поскольку у детей он обычно не развивается, только у взрослых. «Повезло» мне. Я борюсь с этим уже двадцать лет, но мое время истекает.
— Что такое миелолейкоз?
— Хроническая гранулоцитная лейкемия.
— Почему они не смогли вылечить тебя? Я думал, что пересадка костного мозга лечит лейкемию?
— Это ошибка, которую делают многие люди. Пересадка костного мозга может помочь. Если найдется такой донор, но в моем случае не смогли найти донора костного мозга, который был бы совместим. У меня четвертая группа крови с отрицательным резусом. Самая редкая группа крови, только один процент населения имеет такую группу. Сжечь стог сена гораздо проще, чем найти в нем иголку.