Медведь
Шрифт:
– Думаю, дождь скоро закончится. Небо вон там, над лесом, светлеет. Точно закончится. После завтрака, – Анюта подошла к Малахову, присела рядом, положила свою ладошку ему на руку. – И мы вместе с мамой оправимся в парк. Кто обещал?
– А как же дождь?
– Над качелями есть зонтики. И над колесом обозрения, наверное, тоже. Помнишь, ты говорил, что там поставили новое колесо. Огромное. И если подняться на самый верх, то окажешься выше облаков. Кто говорил? А выше облаков нет дождя. Только солнце.
Анюта торжествующе улыбнулась. Ее логические построения
– Сдаюсь. – Михаил поднял обе руки над головой. – А теперь беги мыться, а я постараюсь разбудить маму. Учти, что при этом я рискую своей жизнью…
– Я тебя починю, если что… – сказала Анюта и выскочила за дверь. Через минуту в ванной послышался шум льющейся воды и рокочущая мелодия – Анюта предпочитала мыться под аккомпанемент магнитофона.
А потом раздался грохот – Анюта подпевала Филиппу Киркорову, самозабвенно отбивая ритм зубными щетками по медному тазу.
Глава вторая
– Вот сучка!..
Кожа Маргариты имеет более светлый оттенок… А волосы темнее. Одну руку она положила Любаше под голову, другая покоится на лобке. Маргарита что-то шепчет, теплое, ласковое, как плеск волны на южном берегу. Она более опытна и не такая нервная, как ее подружка.
Лозовский сделал еще один глоток из бокала с мерцающим рубиновым соком. Бокал был массивный, старинный, из толстого венецианского стекла и на гнутых его боках было выгравировано изображение дракона, кусающего себя за хвост.
Стенки бокала запотели от влажного прикосновения ладоней. Лозовский чувствовал, как накатывает на него наслаждение, как просыпаются смутные желания, придающие жизни смысл и вкус.
Рука Маргариты скользит по телу Любаши, тянется к упругой, еще девичьей груди, поглаживает ее, нежно массирует. И светло-коричневые соски начинают наливаться крепостью. Это зрелище несказанно завораживает, словно магнитом притягивает взгляд Лозовского.
Хорошо, что Марго владеет техникой любви. У нее достаточно опыта. Она будет вести Любашу медленно, очень медленно. И чем дольше все это продлится, тем приятнее будет и им, и мне. Лишь бы она не торопилась. Порой эмоции захлестывают ее.
У Маргариты был несомненный талант. В умении предаваться любовным утехам она не имела себе равных. Когда она была в ударе, то придавала любовным отношениям тысячи разнообразных форм. Ни в одном порнофильме не найти большего разнообразия. Вот только иногда спешила.
Молодость, молодость… Кто спешит, тот может пить и молодое вино. Он не знает вкуса старого вина, разлитого несколько десятилетий назад. Он, как молодая трава под палящим солнцем. Только вековое дерево может защитить от жарких лучей… Лозовский сделал еще один глоток из бокала и поудобнее устроился в кресле.
Маргарита продолжала ласкать соски своей подружки. Она поглаживала их, водила вокруг них кончиками пальцев, наконец охватила груди ладонями и до боли сжала их. Любаша застонала.
А рука Маргариты уже скользнула вниз. Любаша раздвинула ноги. А груди ее так упруги, что даже в этой позе сохраняется их округлость. Золотистая кожа, тоненькие жилки, голубеющие сквозь нее…
Лозовский поставил бокал на столик и протер платком вспотевшие ладони. Ему почему-то вспомнились белые пляжи Канарских островов, поцелуи и ласки, которыми они одаривали друг друга с Верой. Как они были молоды! И счастливы. А потом Вера заболела и ее не стало. И они с шестилетней дочкой Наташей остались одни. Прошло уже десять лет… Целых десять лет! Где, кстати, Наташа? Вот бессовестная дрянь! Уже двое суток домой носа не кажет!
А подружки поменялись местами. Теперь Любаша покрывает поцелуями ноги Маргариты. Какая тоненькая талия. А ягодицы похожи на сердечко. Рисунок лобка совершенен и похож на половинку персика.
Лозовского забавляло, как в этой девчонке соперничают желание и неуверенность. Вот девочки обнимаются, губы их сливаются в поцелуе, языки встречаются… Ох, Любаша, Любаша… Похоже, ты начинаешь тонуть в темном омуте наслаждений.
Груди прижимаются к грудям, танец бедер ритмичен и плавен, руки и ноги переплелись самым причудливым образом… И где это Маргарита научилась так работать языком? Она не пропускает ни одного миллиметра тела Любаши. А та подрагивает всем телом, бормочет что-то невнятное, вскрикивает… И влагалище ее такое мягкое, податливое… Вот Марго приникла к нему губами. Язык… Она не останавливается до тех пор, пока обе они не достигли оргазма. Все… Ах, сучки!.. Лежат. Совсем обессилели.
Лозовский подождал, пока его жена вместе со своей подружкой с радостным щебетом упорхнули в душ, поднялся с кресла и нажал кнопку пульта. Зеркальная панель беззвучно скользнула в сторону. Как будто ничего и не изменилось. Лозовский шагнул в спальню жены. Где эта кнопка на пульте. А, вот… Панель скользнула на место.
Зеркало было прозрачно с обратной стороны. За ним находилась маленькая комнатка: барная полка, удобное кресло, которое он только что покинул, и сейф. О существовании этого помещения никто не знал. Только он и Маргарита. В сущности, это была ее идея.
Он тогда на неделю уехал по делам во Францию. Но вернулся раньше, чем планировал. Маргарита, помнится, недовольно надула губки. Впервые она была не рада его возвращению. А потом сказала, что готовит сюрприз и несколько дней не пускала его в эту спальню.
За обеденным столом Маргарита сидела с самым загадочным видом. А в коридорах своего дома, закрытом для всех посторонних, Лозовский несколько раз встречал каких-то людей в рабочих комбинезонах. В спальне Марго приглушенно стучали молотки, жужжала дрель.
Сюрприз. Лозовский усмехнулся, вспоминая, как тактично и ловко Марго преподнесла ему свою выдумку. Сначала он было даже обиделся. А потом понял и отошел.
Все правильно, все, конечно, понятно. Годы. Ей двадцать лет, она всего на четыре года старше его дочери. А ему перевалило за шестьдесят… Старик. Он не может угнаться за молодой женой. Но он, похоже, любит Маргариту – эту девку с соломенными волосами и распутным взглядом. Возможно, что и она его любит. Иначе зачем бы ей возиться с этой обзорной комнатой?..