Медвежатник фарта не упустит
Шрифт:
— Я схожу, — вызвался Иван Межлаук, потому как к нему снова стала подбираться со своими вопросами «об Яше» Софья Альфредовна.
Военком дошел до паровоза и крикнул в раскрытое окно:
— Машинист, поехали!
— Есть! — бодро отозвался адъюнкт и опустил какую-то рукоять. Паровоз с шипением выпустил пар, окутав Межлаука белым облаком. Затем трижды прозвучал короткий свисток.
— Получается у тебя, — похвалил химика электрический мастер, когда ушел комиссар. — Прямо как заправский машинист.
— Ну, дыкть, — ответил на это адъюнкт и пошуровал рычагами. Поезд, судорожно дернувшись и клацкнув сцеплениями вагонов, медленно стал отходить от красного здания
— Помощник! — бодро гаркнул адъюнкт и весело посмотрел на электрического специалиста. — А ну-ка, подбрось в топку угольку!
Поезд, медленно набирая ход, двинулся в сторону Адмиралтейской слободы. Неожиданно на путях показались какие-то солдаты с белыми нарукавными повязками. Они что-то кричали и махали руками. Один из них запрыгнул на паровозную подножку и заорал в раскрытое окно, коверкая русские слова:
— Неметленно остановит поежд! Я пшыказывайт…
— А пошел бы ты, — отставив лопату в угол, произнес электрический специалист и неожиданно выметнул сухой костлявый кулак в окно.
Удар был столь силен, что у чеха недостало сил удержаться за поручни, и он отлетел от паровоза сажени на две. Плюхнувшись в гравий, он неловко скатился с насыпи, достал из кобуры револьвер и выстрелил. Вслед за ним стали стрелять по паровозу и другие солдаты патруля. Из окон вагонов в ответ раздалось несколько револьверных выстрелов. Тогда упавший чех поднялся, выхватил висевшую у пояса ручную гранату и метнул вслед паровозу. Раздался взрыв, и град осколков осыпал вагоны, не причинив им особого вреда. Поезд шел вперед.
— Кажется, прорвались, — промолвил адъюнкт и оглянулся на кидающего уголек электрического мастера. Затем перевел взгляд на притулившегося у дверцы Мамая. Тот, морщась, прижимал руку к животу. Меж пальцев сочилась кровь.
— Ты что, ранен? — вскричал химик. — Гриша, посмотри, что с ним!
Электрический мастер бросил лопату и наклонился над Мамаем:
— Куда тебя? Дай гляну.
Мамай отнял руку, и Гриша увидел растекающееся на его животе красное пятно.
— Осколок? Пуля? — заглянул в глаза Мамая электрический мастер.
— Асыколук, — морщась, ответил Мамай.
— Ладно, теперь помалкивай, — произнес Гриша, помогая Мамаю снять «спинжак». — Тебе нельзя разговаривать.
Вместе они кое-как расстегнули на Мамае рубаху. Электрический мастер приложил руку к краю раны и осторожно надавил. Мамай тонко, по-детски вскрикнул.
— Потерпи, брат, — сказал ему Гриша и надавил с другого конца раны.
Мамай выпучил от боли глаза, но промолчал.
— Вот он, осколок, — задумчиво произнес электрический мастер, продолжая ощупывать рану. — Совсем близко. Можно попробовать вытащить.
— Ты что? — спросил глядевший то на дорогу, то на них адъюнкт. — Как это вытащить?
— Молча! — буркнул в ответ Гриша. — Давай вставай на первой же станции.
Электрический мастер вытер о ветошь руки, оторвал от своей рубахи внушительный клок и, сложив вчетверо, передал Мамаю:
— Прижми к ране и держи крепко, понял?
Мамай кивнул и, осторожно приложив к ране материю, прижал ее своей огромной ладонью.
Они проехали какой-то большой поселок, потом рельсы круто забрали влево, и показалась станция с посадочной платформой и кассовой будкой. Какой-то человек в коже и фуражке со звездой призывно помахал рукой. Недалеко от него стоял открытый автомобиль с горкой ящиков за передними сиденьями, в которых адъюнкт-химик узнал те самые ящики, в которых хранились золотые слитки.
— Ты посмотри-ка в окно, Гриша! — воскликнул адъюнкт, крутя одну рукоять и нажимая на другую. — Узнаешь ящички?
Поезд, замедлив ход, заскрипел тормозными колодками. Электрический мастер выглянул в окно и хмыкнул. Привстал даже Мамай, чтобы тоже посмотреть, про какие ящики говорит химик.
Тем временем поезд остановился.
— Давай сходи к… этим, может, у них есть доктор. И тащи его сюда… — сказал электрический мастер адъюнкту.
Тот кивнул, ступил на подножку паровоза и спрыгнул на железнодорожную насыпь.
Глава 24. ВЗЯТИЕ КАЗАНИ
Народная армия полковника Каппеля и части чехословацкого корпуса вошли в Казань во второй половине дня шестого августа тысяча девятьсот восемнадцатого года. Вошли триумфаторами, потеряв при взятии Казани всего-то около полувзвода бойцов убитыми и около трех десятков человек ранеными, причем три человека были застрелены боевиками Мамая.
Собственно, началось все примерно в одно время. В январе 1918 года, когда депутатов Учредительного собрания разогнал большевик матрос Железняк, разобиженные депутаты выехали в Самару и сформировали там собственное демократическое правительство — Комитет членов Учредительного собрания (КОМУЧ), которое с наступлением весны начало борьбу с большевистской властью. А в марте восемнадцатого года, после заключения Брестского мира с Германией и ее союзниками, Российское отделение Чехословацкого Национального Совета договорилось с Советом Народных Комиссаров об отпуске плененных за время империалистической войны чехов и словаков и выезде их через Владивосток во Францию. Согласно подписанным условиям, чехословаки обязывались сдать представителям Советской власти все имеющееся у них оружие, оставив только 168 винтовок и 1 пулемет на один воинский эшелон. Не сдали.
К лету воинские эшелоны вооруженных чехо-словаков растянулись по всей линии железной дороги от Пензы до Владивостока. Ну, как тут не воспользоваться такой фантастически благоприятной ситуацией умным головам, коих в Британии и Франции предостаточно? Тем паче таким, какие были у руководителей французской и английской миссий в России генералов Лаверна и Локкарта. Оба умных генерала ею и воспользовались, предложив чехо-словацкому командованию занять важнейшие стратегические пункты в Поволжье, на Урале, в Сибири и Уссурийском крае в обмен на отделение будущей Чехословацкой республики от монархической Австро-Венгрии, к коему стремился Национальный Совет. Кроме того, бывшие союзники России в лице Франции и Англии брали на себя обязательство выплачивать содержание чехословацким войскам, а таковых, ни много ни мало, собрался целый корпус в 40 тысяч штыков. Это была сила, могущая без особых усилий свергнуть шаткую еще и весьма непопулярную Советскую власть на местах, чем чехословаки и занялись, снюхавшись с сибирскими белогвардейцами и самарскими учредиловцами. В мае пали под их ударами Челябинск, Мариинск, Тайга, Томск, Ново-Николаевск, Нижнеудинск, Каинск, Батраки, Пенза и Сызрань.
15 июня был взят Омск, 16-го — Барнаул. 19 июня чехи вступили в Красноярск, 29 июня пал Владивосток.
4 июля чехи и Народная армия Каппеля взяли Оренбург, и на казанское направление был отряжен батальон чехословаков под командованием полковника Швеца.
Скоро пала Самара, за ней — Симбирск. Полковник Швец со своим батальоном двинулся пароходами на Казань, не встречая на своем пути никакого сопротивления.
Первый выстрел грянул над городом 5 августа: пароходы Швеца стали обстреливать Казань с Волги. Затем чуть ниже пароходных пристаней на Устье высадился первый чехословацкий десант, но был отбит казанской артиллерийской батареей из трех орудий.