Медвежатник
Шрифт:
Но сейчас важно было выждать глубокую паузу, которая может запросто сойти за внутреннюю борьбу, и в то же время не следовало переигрывать, иначе интеллектуальная дуэль между грабителем и изобретателем может не состояться.
— Хорошо, господа, я согласен, — важно надулся Точилин.
— Вот и славно, — обнял Лесснер за плечи мастера. — Если бы вы знали, как мы в вас нуждаемся! Вы уж извините, но я сразу перейду к делу. Когда будет готов первый сейф?
— Готовить, господа, ничего не придется. Мне просто нужно будет усовершенствовать ваши старые сейфы. Все это я могу сделать на месте.
— Вы
Рука невольно потянулась к носу, и генерал большим пальцем унял начавшийся зуд. Самое скверное заключалось в том, что в последний год его волнение проявлялось столь необычным образом. Возникало подобное ощущение всегда очень некстати: например, на приеме у государя, как это произошло в прошлом месяце, и он едва сдержался, чтобы не чихнуть на императора. Как бороться с подобным недостатком, Григорий Васильевич не знал, и первое, что приходило ему на ум, так это заявиться к какой-нибудь мудрой бабке, способной заговорить необычную хворь.
Удача, маячившая впереди, теперь казалась настолько близкой, что достаточно было протянуть руку и… Еще один приятный момент заключался в том, что нос в присутствии Сашки Голицына можно было тереть до тех самых пор, пока он не покраснеет, как помидор, сиятельный князь будет старательно делать вид, что ровным счетом ничего не происходит. Воспитан, одним словом. Культура!
— В таких вещах ошибаться не пристало, — обиженно произнес Александр Голицын, стараясь не обращать внимания на мужиковатые замашки генерала полиции. — Это был он, и, кажется, меня не узнал. Правда, он слегка осунулся, похудел, что ли… Еще отрастил бороду, но в целом изменился мало.
— Послушайте, я понимаю, что там мог оказаться господин Родионов. Несмотря на внешний лоск, он все-таки вырос на Хитровке, но как же вы оказались в этом месте? — искренне недоумевал Аристов.
— Жажда приключений, романтизм, — произнес князь. В его словах было столько торжества и пафоса, как будто бы он провел ночь не за карточным столом, в кругу профессиональных шулеров, а в одиночку пересекал амазонские джунгли. — Нашему роду такие черты характера свойственны.
— Могли бы не говорить, я уже обратил на это внимание… Насколько я знаю, попасть к ним весьма непросто. Я бы даже сказал, что так же трудно, как в светский салон. Для этого нужна рекомендация. Позвольте узнать, кто вас в таком случае рекомендовал? Ведь вы многим рисковали, если бы они узнали, что вы князь, да еще работаете на полицию, то вы могли бы не выйти оттуда вообще.
— Вполне может быть, — легко согласился князь.
На самом деле все выглядело гораздо проще. В катран, где обычно любили встречаться крупные громилы, Голицын попал совершенно случайно, и, даже когда он проиграл первую тысячу рублей, он так и не понял, что его малоразговорчивые партнеры — грабители и убийцы. На лицах не проглядывалось ничего звериного, а десятитысячные взятки они брали так безучастно, как будто каждый из них владел заморской недвижимостью. Но, что самое интересное, на князя никто не обращал внимания, к нему относились очень обыкновенно, как будто он являлся завсегдатаем катрана. Если бы он знал, с кем ему придется сидеть в этот вечер за одним столом, то совсем не выходил бы
Женой хозяина катрана оказалась его давняя знакомая, с которой он однажды встретился на Тверском бульваре. Первая любовная встреча не разочаровала, и князь Голицын решил знакомство не прерывать, но он никогда не думал, что юная особа когда-нибудь предложит ему прогуляться в катран, где любят проводить время известные храпы Хитровки.
Было похоже, что хозяин заведения догадывался о привязанностях своей супруги, но наставления в виде серьезного мордобоя не предпринимал, что свидетельствовало об очень цивилизованных, почти светских отношениях между супругами. Князю даже показалось, что хозяин был рад появлению нового гостя, который так лихо и с веселенькой улыбкой проматывает свои сбережения.
В тот раз князь Голицын действительно проиграл три тысячи, что само по себе неприятно. Однако никто из присутствующих даже не подозревал, что тратит он не свои, а казенные деньги, но за информацию о господине Родионове он получит несравненно больше.
Раскрывать секрет своей удачи было глупо. В этом случае его ценность как агента значительно снизится. Игра требовала того, чтобы держать марку, кто знает, может, таким образом ему удастся вытянуть из господина Аристова дополнительно пять тысяч к своему основному вознаграждению.
— Так как ты к ним все-таки попал?
— У меня имеются кое-какие свои секреты, господин начальник, мне бы не хотелось распространяться по этому поводу.
— Понимаю, — одобрительно протянул Аристов. — Вы, я вижу, натура творческая, и я в вас не ошибся. Что ж, у меня тоже имеются кое-какие свои профессиональные секреты, а мы с вами коллеги, разве не так? — с очень серьезным видом спросил генерал.
— Ну в общем-то… — неопределенно протянул Голицын.
— И поэтому я не смею настаивать. Важно, что мы знаем теперь наверняка, что он в Москве. Итак, что же он там делал?
— Играл в карты, как и все.
— Ну да, конечно. Он что, выигрывал? — не без интереса спросил генерал.
— Выигрывал. Ему повезло. С собой он унес четыре тысячи.
Явочная комната была все та же: крохотная, очень напоминающая старый чулан, стены обклеены темными обоями, внизу рваные, наверняка здесь жил кот, который после сна, выгнув спину, острыми коготками с превеликим наслаждением драл бумагу. Князь чувствовал отвращение: ему, родившемуся в княжеском дворце, не пристало появляться в дворницкой. Но озвучить эту мысль он никогда бы не посмел, опасаясь накликать гнев генерала.
— А как он отнесся к тому, что встретил вас в катране?
— Скорее всего, он меня не видел.
— Вот как? — вскинул генерал брови, которые разлетелись в обе стороны, как две большие галки.
— Дело в том, что в катране несколько комнат и мы играли с ним в разных.
— А вы не заметили ничего странного в его поведении?
— У него была перебинтована рука.
— Понятно. Ну что ж, вы нам очень помогли, любезнейший, — вновь перешел на официальный тон генерал.
Генерал поднялся со стула и протянул на прощание руку. Подобный жест генерал позволял себе крайне редко, и Голицын всерьез обеспокоился, не станет ли пожатие генеральской руки чем-то вроде альтернативы обещанному вознаграждению.