Мефистон - Властелин Смерти
Шрифт:
Свет тускнеет. Слышится далекое эхо грохота падающих башен города, а затем… тишина? Нет. Ничто не бывает настолько хорошо. Появляется низкий, пульсирующий гул, почти неслышный. Он такой глубокий, такой мощный, что мой позвоночник и грудь вибрируют с ним в резонансе.
Я упал в нескольких метрах от постамента. Я полностью опустошен. Я бы с радостью впал в забвение, но гул настойчив. Он стучится в мои кости и разум. Им нельзя пренебречь. Сам он точно не исчезнет. Я с трудом поднимаюсь на ноги. В том месте, где стояла статуя, зияет рана в ткани реальности. Векайра всё ещё накрыта тьмой. Купол не рассеялся, и свет исходит только от огня, продолжающего извергаться из трещин в воздухе. Разрыв передо мной чернее самой чёрной тьмы. Форма его непостоянна и изменчива. Завитки варпа вьются по краям, как змеи, окрашенные в цвета кошмаров и безумия. Я погружен в гул, но способен отодвинуть его на задний план, я слышу бесконечный хор криков и стонов. Они не стенают о том, что были замучены и загублены. Это воспевание пыток и убийств. Наши худшие желания и мечты живут собственными жизнями, и они двигаются по ту сторону трещины.
Рёв ярости заставляет меня обернуться. Альбинус борется с Квирином. Реклюзиарх лежит на земле. Альбинус на нём, прижимая обе его руки к полу. Квирин побеждает. Я открываю рот, чтобы сказать Альбинусу, отпустить его. Ему больше нечего защищать. Он больше не сможет навредить. Затем я понимаю, что он кричит на высоком готике. Он проклинает не меня, но Хоруса. «Чёрная ярость» забрала его.
Хотя я защитил обоих Кровавых Ангелов от основного удара взрыва, я не смог сделать это в полной мере. Броня их выглядит так, словно пылающие когти оцарапали её. Альбинус опускает плечи. Он опустошен. Я с трудом иду, но всё же присоединяюсь к нему. Я захватываю ноги Квирина, обездвиживая того, пока сангвинарный жрец беседует с ним. Альбинус зовёт его по имени. Он упрашивает Квирина вспомнить, кто он и где он, и вернуться к своим братьям. Альбинус читает литанию сангвинарного заступничества, молясь об избавлении Квирина от временного впадения в состояние фуга.
Вокруг нас собираются уцелевшие из Четвёртой роты. Нас сильно потрепали. Потери колоссальны. Ни один воин не вышел из боя без раны. Привлеченных к источнику ужаса Кровавых Ангелов встречают павший реклюзиарх, мир, всё ещё захваченный Хаосом, и факт уничтожения святой иконы. Капитан Кастигон, с измятым железным нимбом и в обгоревшей броне, садится рядом с Альбинусом, удерживая руки Квирина. Он на секунду встречается со мной глазами. Я вижу опустошение в его взгляде. Хуже — я вижу неуверенность. Хотя мы одержали победу над врагами, но он размышляет о цене. Он подозревает, что ещё большие потери — впереди. Эта неуверенность растет из отчаяния.
Альбинус снимает шлем с Квирина и свой собственный, так его слова будут лучше доходить до пораженного брата. Интонации и ритм его ритуальных песнопений нарушались помехами вокс-динамиков. Но, он всё равно мало, что может сделать. Духовный долг Альбинуса касается «красной жажды». Это капелланы ведут борьбу с «чёрной яростью», а капеллана у нас нет. Данталиан, проповедовавший для Четвёртой роты, погиб на «Затмении надежды». А теперь мы теряем Квирина. Он верил не слишком мудро, но слишком сильно. Шок истины разрушил его.
Внезапно его глаза проясняются. Он моргает, глядя на Альбинуса. Бред прекращается.
— Вернулся ли ты к нам, брат? — вопрошает сангвинарный жрец. — Ты видишь нас?
Квирин смотрит на меня. «Я вижу тебя», — говорит он. Звучит как обвинение.
— Ты вернулся? — повторяет вопрос Альбинус.
Это не праздный или риторический вопрос. Он требует ответа. Вопрос требует от страдающего присутствия самосознания. Лицо Квирина перекашивается от усилия. Его губы изгибаются в напряженной гримасе, которая может быстро перейти обратно в «ярость». Он на волоске висит над пропастью. Он делает глубокий судорожный вдох прежде, чем дать ответ.
— Я не вернусь, — говорит он. Слова оглушают роту как звон Колокола потерянных душ.
Слова адресованы не Альбинусу. Он разговаривает со мной. «Почему?» — спрашиваю я.
— Я … потеряю слишком многое, — его борьба порочна. Он борется, чтобы остаться нормальным, лишь для того, чтобы окунуться в пучину безумия. Ещё один вдох. — Я не стану монстром.
Это его прощание с нами. Отвергая путь, которым я прошёл, он отпускает хватку разума и падает в свою собственную бездну. Глаза его видят другие времена, другую угрозу, и разум окунает его в сражение за Терру. Альбинус использует нартециум, вводя Квирину ударную дозу успокоительного. Мы добавим ещё одно имя в список Роты Смерти.
Я отступаю в сторону, пока Альбинус склоняется над Квирином. Реклюзиарх остался верным собственным выводам о вере до конца. Тот, кто сопротивляется «чёрной ярости» — лишён души. Возможно, он прав. А, возможно, что я что-то ещё худшее. Но кто из нас поддерживает орден? С чувством отвращения к его слабости я отворачиваюсь от него.
Я вновь гляжу на разлом. Мы позволили себе потратить несколько минут на прощание с павшей легендой. У нас не осталось врагов в физическом понимании этого слова. Но этот проход в варп всё ещё может уничтожить Паллевон и нас вместе с ним. Я не знаю, сможем ли мы закрыть его. Мне неизвестна природа тьмы, накрывшей Векайру, и я понятия не имею, можно ли её убрать.
Если честно, я даже не знаю, правильно ли я поступил.
Кастигон встает рядом, рассматривая разлом. «Что дальше, старший библиарий?» — спрашивает он. Но должно это звучать иначе — у тебя нет ответа, не правда ли?
— Игра ещё не окончена, — бормочу я.
— Нет, — приходит ответ с той стороны разлома. — Хорошо сыграно, Кровавый Ангел.
Глава 9
КУКЛОВОД
Говорящего пока нет среди нас, но слова разрывают ткань реальности ещё в одном месте. На руины уничтоженной башни внезапно обрушивается ливень из крови и пепла. Голос входит в резонанс с силой насилия, длившегося целые тысячелетия. Он глумится с той особой злобой, которая не присуща существу злому от рождения, но тому, кто сам встал на путь зла и возрадовался своей судьбе. Голос такой же низкий и зубодробильный, как и гул, идущий из разлома, но в тоже время он грохочет, как миллион барабанов войны. И он скрежещет. Как когти, скребущие по внутренней стороне черепа. Это зубы, грызущие кости надежды, пока те не переломятся с хрустом. Это смех геноцида.
Кровь продолжает лица со свода купола тьмы. Вопли варпа становятся громче. Трещины в воздухе внезапно извергают языки пламени, и из них появляется новая армия. Это не солдаты. Это отродье. Из удлиненных голов растут закрученные рога. Колени их ног выгнуты в обратную сторону, из-за чего походка их выглядит насмешливой и гарцующей. Это кровопускатели Кхорна, они изводили нас на «Затмении надежды». Ощущение замкнувшегося наконец-то адского круга отвратительно.
Демоны идут прямиком на истощённую роту. Мы полностью окружены. Кровавые Ангелы реагируют также, словно только что вступили в бой. Не собираясь сдаваться, Четвёртая рота формирует защитный круг. Убежища нет. Башня развалена на куски величиной с метр, может быть, два. Но волна демонов разобьётся о багровую скалу.
Кастигон присоединяется к кругу, призывая воинов проявить героические усилия. «Вот теперь идёт настоящий враг, — говорит он, голос его также силен и жаждет битвы, как в тот момент, когда мы выломали врата Векайры. — Теперь мы, наконец, видим то, что сгубило Векайру! Сыны Сангвиния, сегодня мы преподадим силам Хаоса урок смирения. И они познают, к их собственному сожалению, что значит призвать на себя гнев Кровавых Ангелов!» И урок начинается. Масс-реактивное опустошение изливается на ряды демонов.