Мегрэ и 'Дело Наура'
Шрифт:
– Там ничего не было...
Она была близка к отчаянию, и чувствовалось, что Лина действительно страдает.
– Я клянусь вам в этом! Когда отношения с Алваредо стали серьезными...
– То есть?
– Когда я поняла, что люблю его, то с Фуадом у нас все кончилось.
– И он это воспринял спокойно?
– Он всячески, однажды даже силой, пытался заставить меня вернуться к нашим прежним отношениям...
– Когда это было?
– Примерно полтора года назад.
– Вы считаете, он продолжал вас любить?
– Да.
– Разве затеяв при Фуаде в тот вечер разговор с мужем, вы не бередили рану Уэни?
– Я об этом не думала.
– Когда он подошел к вам в самом начале разговора, возможно, он пытался защитить вас?
– Может быть. Да и потом, я не знаю, где он находился в тот момент.
– Оба выстрела прозвучали почти одновременно? Лина не ответила. Было видно, что она устала и уже не притворяется. Она съежилась под одеялом.
– Почему вы сразу же не сказали правду?
– О чем?
– О том, что Фуад выстрелил.
– Потому что я не хотела, чтобы Висенте узнал...
– Что именно?
– О моих отношениях с Фуадом. Мне было стыдно. Много лет назад в Каннах у меня было маленькое приключение, и я призналась в этом Висенте. Но не об отношениях же с Фуадом! Если я обвиню Уэни, он выдаст меня на суде, и наша свадьба с Алваредо никогда не состоится...
– Алваредо не удивился, увидев, что Уэни стреляет в вашего мужа?
Они долго смотрели друг на друга. Взгляд Мегрэ понемногу теплел, а в голубых глазах Лины все больше проступали усталость и покорность судьбе.
– Он увлек меня на улицу, и в машине я сказала Висенте, что Фуад всегда ненавидел мужа... И она тихо добавила:
– Почему вы так жестоки со мной, господин Мегрэ?
VII
В понедельник, в одиннадцать утра, Мегрэ завершил допрос всех четверых свидетелей по этому делу.
Алваредо он задал вопросов двадцать, а Лапуэнт тщательно записал все сказанное колумбийцем. Однако на один из них, самый главный, молодой человек отвечать не спешил.
– Подумайте хорошенько, господин Алваредо. Я расспрашиваю вас, по-видимому, в последний раз, поскольку дело переходит к судебному следователю. Где вы были тогда - в машине или в доме?
– В доме. Прежде чем войти в кабинет мужа, Лина открыла мне наружную дверь.
– Наур был еще жив?
– Да.
– Кто, кроме него, был в комнате?
– Фуад Уэни.
– Где вы стояли?
– Возле двери.
– Наур не попросил вас удалиться?
– Он сделал вид, что не замечает меня.
– Где стоял Уэни, когда раздались выстрелы?
– Приблизительно в метре от Лины, в центре комнаты.
– Насколько далеко от Наура?
– Метрах в трех.
– Кто выстрелил первым?
– Я думаю, Уэни, но не уверен в этом: оба выстрела прогремели почти одновременно.
Затем показания давала Анна Кехель, разговор с ней был недолгим.
Нелли Фелтхеис он задал всего несколько вопросов, что немало ее удивило.
– Сколько выстрелов вы слышали?
– Я не знаю.
– А не могло произойти так, что два выстрела слились в один?
– Думаю, да.
Лину он заставил повторить большую часть того, что она рассказала накануне, но старательно обходил все вопросы, касавшиеся ее интимных отношений с Уэни.
Снег уже не шел. На улице становилось теплее, на тротуарах была грязь. В коридорах уголовной полиции гуляли сквозняки, но в кабинетах стояла жара.
Во всем здании царило какое-то возбуждение, и даже инспектора, не занимавшиеся уголовными делами, чувствовали, что происходит что-то важное.
Журналисты, среди которых был и вездесущий Макий, шатались в коридорах, бросаясь навстречу комиссару каждый раз, когда он появлялся в дверях кабинета.
– Подождите немного, ребята. Я еще не закончил.
Одна утренняя газета, бог весть каким образом, узнала о поездке Лины в Амстердам и о том, что ее сопровождал какой-то таинственный человек, которого окрестили "господином Икс". Это означало, что дело приобрело характер сенсации, и это вовсе не нравилось Мегрэ.
Ему оставалось лишь допросить Уэни.
В конце коридора Мегрэ шумно вздохнул и сказал:
– Ну что, Лапуэнт, пойдем?
Он еще на что-то надеялся. Открыв дверь кабинета, комиссар увидел, что Уэни сидит, удобно устроившись в единственном кресле, вытянув перед собой ноги.
Как и накануне, секретарь далее не привстал, не сделал ни малейшей попытки поздороваться с вошедшими, на которых лишь поочередно взглянул с полной горькой иронии усмешкой.
С лицейских времен Мегрэ помнил абзац из учебника, где говорилось о "мерзкой улыбке" Вольтера, но потом, увидев бюст великого человека, он не согласился с подобным утверждением. С тех пор комиссар повидал много людей, улыбавшихся высокомерно, вызывающе, даже коварно. Но почему-то именно сейчас, впервые, он вспомнил слово "мерзкая", отметив улыбку на лице Уэни.
Комиссар опустился на стул. Белый деревянный стол был покрыт коричневой бумагой, на нем стояла пишущая машинка. Лапуэнт устроился рядом, положив перед собой блокнот
– Ваши имя и фамилия?
– Фуад Уэни, родился в Такла, Ливан
– Возраст?
– Пятьдесят один год.
Вынув из кармана удостоверение личности для иностранцев, он, не вставая с кресла, протянул его, и Лапуэнту пришлось подняться, чтобы взять документ
– Мой возраст установлен французской полицией, - подчеркнул он.