Шрифт:
Annotation
Что приносит нам счастье? Оно ведь не может взяться ниоткуда, само по себе... Счастье - это тоже огромная, кропотливая работа, и справиться с нею не каждому под силу. Именно поэтому с незапамятных времен существуют Мастера...
Ника Милославская
Ника Милославская
Механические светлячки
"Этот мир просто поразительно неразнообразен, все здесь похоже одно на другое" - бархатисто-хрипловатым шепотом
Стасе запах всегда представлялся сказочным зверем с сотнею щупалец, вроде тех чудищ, которые приходили под ее кровать ночами. Только запах был добрым. Стася всегда чудищ боялась, но каждый вечер в ее спальню приходил дедушка Ян и рассказывал длинные добрые полусказки. О бесстрашных альпинистах, владеющих вершинами этого мира и небом, храбрецах-геологах, в чьих руках дарами подземных королей покорно лежали карты со всеми сокрытыми у людей под ногами сокровищами, об астронавтах - властелинах звезд для людей, а для самих звезд - любопытных детях, забредших случайно в гости... И сам голос дедушки Яна, глубокий и мягкий, был зверем. Он тянул к Стасе теплые свои щупальца и гладил ее, успокаивая. Успокаивал он и чудищ под кроватью, и они, заласканные им, мурчали песенкой старого паркета, уползая куда-то в подпол, чтобы следующим вечером снова прийти за очередной порцией полусказок.
Приходила бабушка Марта и ворчливо говорила, что дедушка рассказывает Стасе слишком взрослые сказки, что она еще маленькая и не понимает их совсем. Дедушка Ян соглашался, украдкой подмигивал Стасе и уходил, а на следующий вечер снова заводил свои удивительные истории, и голос его сплетался щупальцами в танце с трепещущей стрункой тихого тиканья старых часов на полке. Странный этот дуэт Стася понимала абсолютно точно.
Иногда ей казалось, что весь этот мир населен сплошь чудищами с щупальцами. Они жили везде: запахами, звуками, языками пламени в камине, а позже - в костре на полянке, где Стася сидела плотным восторженно-испуганным кружком с другими такими же как она ребятами, отправившимися в летний туристический лагерь. Зимой они подбирались к Стасе морозными узорами на окнах, а летом - крохотными вихрями в пыли грунтовой дороги, которая вела в одну сторону от леса и речки к дедушкиному дому, а в другую - прочь от него, в шумный суетливый город, где жили странные чудища с щупальцами дорог и магистралей, по которым и днем и ночью сновали разноцветные машины и пешеходы. Все в этом мире похоже. Он поразительно неразнообразен.
Вот и сейчас ветер запускал свои холодные тугие щупальца в волосы Стаси, а город под ее ногами двигался и пульсировал спутанным клубком из снующих туда-сюда огней. Cтася сидела на самом краю крыши пятнадцатиэтажного дома, свесив ноги в хищную трещину узкого переулка, и ногами этими болтала, играя с ветерком. Он услужливо приносил-уносил с собой звуки города, запахи и, кажется, даже Стасины мысли, подхватывал тихий ее шепот и надежно прятал ее истории в облачной кладовой.
Большие города всегда живут по странным собственным законам, беспокойные, они отнимают, кажется, последние крохи спокойствия и у тех, кому довелось уживаться с ними на тесных нескольких сотнях квадратных километров. В масштабах Земли это ведь и правда невероятно мало, а в масштабах Вселенной так и вовсе пылинка. Но прямо в эту минуту там, внизу, что-то случается в миллионах жизней, и для кого-то пылинка - вся Вселенная, а целый важный мир ужался, быть может, до одной комнаты или скрипучего старого кресла у окна. Там, внизу, происходит и плохое, и хорошее. И его уносит на своих ладонях-дорожках ветерок, подносит к самому Стасиному носу, и она щурится, силясь разглядеть в завитках его далекие комнаты, салоны машин, мужчин, женщин, детей и стариков, у каждого из которых своя полусказка. Именно за этими полусказками она и приходит каждый вечер сюда, на крышу, прячется за дребезжащими на ветру рядами телевизионных антенн и слушает, смотрит. Как зритель в театре, наблюдает за крохотными искорками чужих улыбок, смешинок и крохотной паутинкой грусти, которую на своих тугих щупальцах несет время.
Внизу, в узкой расщелине переулка послышались шаги. Стася вынырнула из собственных мыслей и шепота ветра и прислушалась, закрыла глаза, пытаясь представить себе позднего этого прохожего. Молодая женщина спешила домой по выложенной истертой, выщербленной со временем плиткой улице, наполняя воздух, заключенный в узком панцире стен, почти осязаемым перестуком-перезвоном каблучков. Шаг-второй-третий, как тиканье старых часов на полке. Приглушенные голоса из какой-то квартиры сплелись вьюнком с тихой песней бабушки Марты, которую Стася слушала в детстве, засыпая под очередную полусказку. Только теперь дедушка больше не рассказывает чудные свои истории, теперь Стасе самой приходится угадывать-находить их в скрипе антенн и ставен, звоне проводов и шелесте дождя. Привычная мелодия-ритуал, знакомая с детства. Шаг-второй-третий... Сейчас будет писк магнитного замка и хлопок двери - так скрипела половица под дедушкиной ногой, хоть он и пытался не тревожить ее возгласом Стасю, но все равно наступал. А потом уходил, аккуратно притворяя дверь спальни, и тихо щелкал язычок ручки, входя в деревянное свое гнездо. Шаг-второй-третий... Вскрик испугал притаившуюся на краю крыши темноту, и она, распушив хвост и выгнув спину росчерком падающей звезды, ухнула вниз, в щель проулка. А внизу - эхом испуганный звонкий голос, спрашивающий что-то у темноты и ее, темноты, нерасслышанный ответ. Так не должно быть, должен быть только мягкий щелчок двери, отсекающий мерцающую глазами-огоньками ночь от пушистого уюта дома с его сладко-сдобным ароматом. И что-то упало совсем рядом, словно большой жук, вот только звон вышел металлический, как от брошенной монетки. Так тоже не должно быть - кто же станет здесь, на крыше, бросать монеты?..
Стася оглянулась и увидела его - светящийся огонек, как одна из брошек на темном платье ночи. Оброненная кем-то, волшебной искоркой трепетала она на сером бетоне крыши. Игрушечный механический светлячок - Стася никогда таких не видела - скреб лапками по шершавой поверхности, трепетал крылышками, но взлететь не мог. Одно крыло его завернулось, и запутались тончайшие образующие его проволочки, отрезая светлячку радость полета. Стася аккуратно взяла игрушку в руки и оправила крыло. На брюшке светлячка тускло блеснула буква "Н", и тут же погасла, а сам он, треща на странном своем языке, нырнул вниз, туда, куда ранее прыгнула испуганной кошкой темнота и откуда сейчас летели звоном колокольчиков слова поздней прохожей. Девушку явно не на шутку пугал тот, второй прохожий, с которым она встретилась среди домов. Возможно, стоит позвать на помощь...
– Ой, а Вы так на брата моего похожи...
– вдруг звонко-радостно воскликнула девушка, запнувшись посреди предыдущей испуганной фразы.
– Разве?..
– Кхм, - вдруг прозвучало где-то совсем близко, слева, от дальней антенны. Стася резко развернулась. Придерживаясь за переплетение металлических жил, на крыше стоял мужчина. Не молодой уже, но далеко еще не старик, в длинном потертом плаще, а под ним - старинном кожаном жилете с множеством карманчиков и петелек. То ли добрым, проницательным своим взглядом, то ли пышной рыже-русой бородой, напоминал он сказочного лесовика. Стася встала и собралась уходить - люк на чердак совсем рядом, в двух шагах...
– - Ну, здравствуй, ученик, - тихо проговорил странный незнакомец.
– - Кто?
– не поняла Стася.
– - Ученик, я так полагаю. Точнее, подмастерье.
– - Вы кто?
– - Хм... Ну, все зовут меня Механических дел Мастером.
– - А настоящее имя?
– - Его нет, - развел руками странный этот человек.
– Хотя, скорее, просто я его не помню.
– - Эм... Знаете, мне пора. Доброй ночи.
– Стася уверенно развернулась в сторону люка.
– Приятных вам...
– - Сказок ветра, - вдруг договорил он.
– - Откуда Вы знаете?!!
– обернулась Стася.
– - Слышу, - с тенью улыбки тихо сказал Мастер.
– - А почему Вы назвали меня учеником?
– у самого люка уже обернулась Стася. Мастер стоял на том же месте и смотрел куда-то на звезды над ее головой, но после вопроса взгляд перевел.
– - Ты поченила моего светлячка. Не каждый это может.
– - Распутать крыло?
– хмыкнула Стася.
– Так это Ваша игрушка? А она улетела...
– - Это не игрушка. Улетел он туда, куда должен был.