Механический Зверь. Часть 3. Невидимый Странник
Шрифт:
Мощнейший удар воздушной пушки, примерно втрое сильнее всех предыдущих, смел мага с места как пожухлый листик, заставив на мгновение потерять сознание и сломав левую руку в двух местах. Поток молний прекратился и Лаз, который ради исполнения такого мощного заклинания принял на себя четыре последних разряда, с максимальной эффективностью воспользовался этой паузой.
Доли секунды, прошедшей с момента удара, хватило.
— Вы умерли в третий раз, Савойн.
Глава 27
— Что
— Ваше Величество, я думаю что предложение мальчика очень уместно в данной ситуации…
— Савойн, ты один из умнейших людей что я знаю, но сейчас ты несешь чушь! Он же ребенок! С чего ты вообще его слушаешь? Пока он несовершеннолетний нет должно быть даже намека на то чтобы давать ему что-то решать! Вы в прошлый раз сговорились без моего ведома, в результате чего мальчишка пропал на два года, а теперь хочет и вовсе перестать быть гражданином Кристории? Я начинаю думать, Савойн, что это ты ему что-то…
— Господин ректор тут совершенно ни при чем. — Звук третьего голоса в кабинете короля, где априори не должно было быть никого кроме Гатиса и Савойна, подействовал на монарха как удар тока. Однако уже готовый подать стоящей за дверью Леттиции сигнал тревоги король, развернувшись к окну, выдохнул и выражение испуга на его лице снова сменилось гневом.
— Парень, ты понимаешь что то, что ты сейчас делаешь является проявлением неуважения ко мне, короне и стране и очень строго наказывается, даже если ты пока не взрослый? — В Лаза, висящего в воздухе напротив окна королевского кабинета, уткнулся закованный в перстень палец августейшего монарха.
— Я думаю Вашему Величеству стоило бы позаботиться об улучшении мер безопасности, — проигнорировав вопрос короля, ответил Лазарис, влетая внутрь и аккуратно закрывая за собой створки. — На моем месте же мог быть и убийца.
— Это угроза!? — И так красного от гнева Гатиса уже начинало потряхивать.
— Я имел в виду ровно то что сказал, — пожал плечами Лаз, прислонив к боковой стенке шкафа свой здоровенный футляр с доспехом. От тяжелого звука удара последнего об пол Савойн невольно вздрогнул. — Господин ректор, не оставите нас?
— Отлично, разберитесь сами, а то мне уже порядком надоело быть посредником. — Высший маг, делая вид что не обращает внимания на опешившего от происходящего короля, развернулся и вышел за дверь.
Леттиция Кутом, неизменный телохранитель монарха, стоявшая под дверью, кивнув Савойну и соблюдя таким образом этикет, вновь вернулась к состоянию статуи.
— Ты бы призналась ему, милочка, — улыбнулся ректор Дома Магии, стойко вынеся полный негодования взгляд. — Ему сейчас ой как не помешала бы поддержка…
— Да какого черта ты вообще творишь? — Гатис, уже сидящий за своим столом, с раздражением разглядывал совершенно спокойного Лазариса. — Что мне мешает вызвать Леттицию, чтобы она тебя арестовала за несколько десятков нарушенных тобой правил, многие из которых караются смертью?
— Во-первых то, что она мне ничего не сможет сделать. Я сильнее. Во-вторых, Вы этого не сделаете, потому что у Вас есть слишком много вопросов, на которые ответить могу только я, а, очевидно, в наручниках я этого делать не стану. В-третьих, несмотря на Ваши слова, Вы умный человек
На самом деле, Лаз долго сомневался по поводу этого визита к Гатису, тем более такого бесцеремонного. Благодаря своей прошлой жизни он не испытывал никакого реального почтения по отношению к августейшему монарху, но все-таки это был король Кристории, со всеми вытекающими. Однако если он будет вести себя как полагается, к нему никогда не будет серьезного отношения, ребенком его конечно назвать уже трудно, но тринадцать лет не тридцать. А Лазу было необходимо, чтобы Гатис воспринял его всерьез. По той же причине сейчас он вел себя настолько нагло, хотя давал себе обещание перестать изображать пуп Земли. Хотя разговаривать с королем целой страны ВОТ ТАК было очень приятно и ему приходилось постоянно одергивать себя, чтобы не забываться.
— Так Савойн не преувеличил, когда сказал что ты его победил? — Гатис, смерив неожиданного вторженца странным взглядом, наконец успокоился. Доводы мальчика, пусть наивные и примитивные, были не лишены логики.
— В честном бою.
— И он не поддавался?
— Уверен что нет.
После того «спарринга», оставившего в вековом лесу выжженную пустошь, отношения между Лазарисом и Савойном изменились в лучшую сторону. Первый наконец выместил все то раздражение поведением ректора, что копилось с той самой ночи на первом курсе. Второй, осознав, что уже не способен никак реально повлиять на будущее мальчика, окончательно отпустил все свои, до сих пор копошащиеся где-то на границе сознания замыслы и расслабился, следуя древней мудрости: «Если не можешь на что-то повлиять, то к чему волноваться?» Что было бы невозможно, оставь Савойн в том бою какой-то козырь в рукаве.
— А Фестиса победить сможешь? — Фестис Кутом был самым старшим и сильнейшим высшим магом Кристории.
— С господином Фестисом я никогда не встречался, так что не могу делать таких смелых предположений.
— Хороший ответ, — Гатис впервые улыбнулся. — Вижу что ты все-таки не зазнавшийся юнец, как мне подумалось вначале. К чему тогда весь этот цирк с входом через окно?
— А какое было бы ко мне отношение, попроси я официальной аудиенции? Может быть меня бы и приняли вне очереди по понятным причинам, но был бы я тут один? Ведь, как Вы правильно сказали, я несовершеннолетний. Может быть не отец или мать, но дед бы точно захотел присутствовать. А может и еще кто-то из Ваших приближенных. Смогли бы мы тогда вот так вот поговорить? А тем для разговора у меня куда больше, чем Вы можете подумать.
— Савойн мне уже не раз говорил, что к тебе нельзя относиться как к обычному ребенку, — усмехнулся Гатис, — теперь я понимаю почему. И что бы ты хотел обсудить?
— Ну, первым будет именно тот вопрос, о котором говорил господин ректор. Я хочу перестать быть гражданином Кристории.
— Зачем тебе это, парень? Страна — это ведь не просто земля, на которой ты живешь. Это поддержка против всего мира, оказать которую тебе никто не сможет. К чему от такого отказываться?
— Поддержка? — Лаз невесело улыбнулся. — И какую поддержку сможет мне оказать осажденная целым континентом страна? Это все равно что предложение помощи от приговоренного к смерти.