"Механическое стаккато"
Шрифт:
– А что было перед этим? У тебя же наверняка интересное прошлое?
– доктор сел на край операционного стола, перенес поднос к себе на колени. Он подумал, что, в конце концов, сможет дойти когда-нибудь до поведения Бекки, тревожиться за людей и работать за еду. Низшая ступень существования. Паразитизм наоборот.
– Да ничего интересного, - Бекка, пока доктор ел, принесла воды и начала мыть освобожденные в некоторых местах от хлама полки, протирала ножки столов и ящики.
– Мои родители из рабочего класса. Когда мне было двенадцать, моего отца списали с завода, его оснащение устарело, а мы не могли себе позволить новых протезов. Он не выдержал бесполезности и пробил себе голову на штамповальном станке. А мама через год скончалась от гриппа. В четырнадцать я устроилась уборщицей в один кабаре-клуб, к пятнадцати я уже танцевала в нем. Ребекка будто рассказывала не свою, а чужую, малоинтересную историю.
– О, сейчас я вам кое-что покажу, - она подставила табуретку, с нее встала на стол и достала какую-то коробочку с верхних полок. Села рядом с доктором.
– Раз уж это теперь ваш кабинет, пусть мой тайник останется тут, хорошо? Если Патрик увидит их - он выбросит все. Бекка открыла покореженную ржавчиной коробку. В ней аккуратно лежали фотокарточки, сложенная вчетверо афиша, вырезки из газет. Девушка развернула афишу, рекламирующую программу кабаре. Ряд красоток выставлял вперед свои стройные ножки. Девушки улыбались и нагибались настолько, чтобы оставались видны и их стройные талии, и напудренная грудь, приподнятая корсетом. Бекка стояла в центре, моложе своих товарок, но ее формы уже составляли неплохую конкуренцию другим танцовщицам. Глаза ее светились, и даже яркий макияж не казался на ней вульгарным.
– Я долго там танцевала, клуб был среднего пошиба, но благодаря откровенности и свободным нравам его посещали многие богатые господа. У меня появлялись поклонники, которые дарили дорогие подарки, угощали. Я не была шлюхой, но с некоторыми спала. Мне было страшно за свою жизнь, а все эти мужчины казались такими успешными, непоколебимыми, как стена.
– Миленько, - доктор кинул ложку в пустую тарелку и стал потихоньку пить из кувшина, закусывая хлебом.
– Просто протри полки, пол подождет, все, что на полу, работает только наполовину, и придется конструировать что-то рабочее из того, что есть. Там, в углу, можно сгрести мусор до второго пришествия или пока не появится литра три кислоты. И насчет освещения, одна мерцающая лампочка - это просто издевательство, проще вовсе выключить свет и работать на ощупь. Да, возвращаясь к теме, как ты вообще свернула на кривую дорожку, мощеную наркотиками?
– Как-то раз я ужинала у одного джентльмена, он был ужасен, будто сошел со страниц Диккенса, но я голодала, нам задерживали оплату уже второй месяц, и я была готова есть цветы, которые нам иногда присылали. Его жена пришла как раз в тот момент, когда его руки лапали мои коленки, но скандала не случилось. Эта женщина - Лита - сказала что-то вроде 'какая миленькая' и ушла к себе.
Бекка достала из стопки газетную вырезку с фотографией дамы лет тридцати, весьма симпатичной, с лукавым взглядом, одетой по последней моде.
– Я стала ее компаньонкой. То есть теперь я развлекала не ее мужа, а скрашивала ее вечера. Мы бывали в салонах, скупали самые модные комплекты, курили все, что только можно было достать. Дни, иногда целые недели просто выпадали из памяти, путались в наркотическом угаре вместе с событиями, людьми. Когда она умерла от передозировки, я оказалась снова на улице. Не буду описывать все мои метания, скажу, что меня спасли ребята с завода, а главным образом Патрик и Джепетто. К двадцать первому своему году я стала женой Патрика.
В руках Бекки были еще какие-то карточки, на одной из них - она и ее покровительница. Девушки явно уже были 'хороши', их глаза слишком блестели, они держали друг друга за руки и целовали в губы, с озорством косясь на фотографа.
– Моя жизнь была бесполезным мусором, может быть, и теперь меня ничего хорошего не ждет, но я хотя бы приношу пользу.
– Всех не спасешь, Бекка. Нельзя же всю жизнь страдать за один раз оказанную услугу и проявленную человечность. Ты хоронишь сама себя, я этого принять не могу, - Бернардт некоторое время рассматривал фотографии, потом сложил назад в коробку. Мысли его были полны замыслами побега, но пока он еще слишком мало знал о заводе.
– Послушай, а если я инсценирую свою смерть, что сделают с телом? Бекка захлопнула коробку:
– Сожгут. Я же сказала, что постараюсь вас вытащить. Верьте мне, - девушка задумалась, проверила замочек на коробке, и вдруг швырнула ее в груду механического мусора.
– Я слов на ветер не бросаю. Пойду, отнесу вашу посуду, после провожу вас в комнату. Уже поздно, и все устали.
Девушка забрала поднос и ушла.
– Здорово!
– оставшись один, доктор встал и со злости пнул один из протезов, тот ударился о стену.
Его будущее и спокойную старость эти типы уже разрушили. Никто не станет ждать, когда руководитель вернется на свое место в клинику, да и место хирурга не будет пустовать.
А что здесь? Его и не выпустят никуда, будет коротать свои дни, как последний мясник, как этот проклятый Джепетто, которого угораздило сдохнуть так не вовремя. Будет делать бесполезную, по сути, работу. Зная рабочих, доктор не сомневался, что эти люди не дадут времени на то, чтобы протез прижился, а уж тем более на точную настройку. Скорее они предпочтут проработать на фабрике и еще двадцать раз прийти потом, и, конечно же, в последний момент, когда уже не будет сил терпеть. Бернардт был уверен, что дело так и сложится.
Что остается? Надеяться на Бекку? Ждать посильной помощи от нее? Она и сама-то не смогла сбежать, если хотела, конечно.
– Просто сдохните уже, наконец...
– добавил он вслух, это были слова пленника, искренне ненавидящего своих сторожей. Даже Бекку, она была на их стороне, ограничила его свободу - того, кому было наплевать на незнакомых людей и их проблемы. Она лишила его нормальной жизни, заточила тут, на заводе, в варварских условиях.
Он тихо рассмеялся, как безумцы, не так давно бывшие его пациентами. Правильно, надо пока вести себя хорошо и потом потихонечку, узнав все о заводе, бежать.
Когда девушка вернулась, Бернардт вел себя пристойно, собирал части протезов и даже что-то напевал под нос, только взгляд изменился.
***
На второй день в операционной все было разобрано, и доктору доставили его вещи. На третий они уже провели с Патриком первую операцию. Несмотря на неприязнь к механику, работать с ним было весьма увлекательно. Еще произошел один несчастный случай - его тоже разрешили успешно, рабочего удалось спасти.
А на вторую неделю на стол к доктору привели Бекку, но не на операцию, а лишь на осмотр. Видимо видно, Патрик планировал новую передачу фальшивых деталей.