Мексиканка
Шрифт:
– Если тебя удивляет, как я разговариваю – не удивляйся.
Я всмотрелся в его лицо. В коридоре он мне показался человеком в возрасте, но в свете кухонной лампочки стало видно, что ему не сильно за тридцать, а первое впечатление у меня сложилось из-за густой щетины и длинных волос. Из-под прядей выглядывали серо-голубые глаза – они-то и делали лицо странным: взгляд Антиквара переключался с одного предмета на другой, в том числе, казалось, и на те вещи, которых в этом доме и в помине не было. Словно перед его взглядом то вдруг открывался то морской берег, то возникала мраморная статуя, то вновь смыкалась городская кухня.
– Если хочешь объяснений, тебе потом всё объяснят, – сказал Антиквар.
Я подумал, что даже морщинки на его лице странные: они будто тоже не уверены, где им начинаться, а где заканчиваться, и какое выражение лица будет у их владельца в следующую секунду.
Чайник издал свисток и Антиквар поставил передо мной дымящуюся чашку.
– Если хочешь сахару, то вот сахарница. Если хочешь молока, то его нет. Если тебе хочется того, чего нет, смирись: такова жизнь.
Тут он уверенно улыбнулся, давая понять, что последняя фраза была шуткой.
И это вдруг меня успокоило, даже стул показался более мягким: передо мной сидел явно здравый и умный человек. Даже если у него крыша не на месте, он об этом обстоятельстве знает.
Чаю опять-таки налил.
Впрочем, это не означает ещё, что мне безумно рады и оставят ночевать. И тем более не означает, что пустят пожить. Особенно за разумную плату. Я ещё раз мысленно прикинул свой бюджет. По ногам и спине начало растекаться тепло, и мне захотелось остаться в этой квартире – хоть бы и на раскладушке. Пожалуй, я даже готов отдать за ночлег почти всё, что у меня есть – за вычетом еды. Тем более, что после собеседования с Виктором мой бюджет должен вырасти в разы, а то и на порядки.
При мысли о том, как мало всё же у меня денег, стул снова стал холодным и неуютным.
В кухню нервным шагом зашла женщина с короткой стрижкой. Я было привстал, но она махнула мне полотенцем, сиди мол, коротко кивнула в знак приветствия и пожаловалась куда-то в пространство.
– Опять у них тестовый сервер не работает. Я уже Игорю писала, и в РКК писала, но без толку. И менеджеры говорят одно и то же, будто им платят по пять центов за слово, а не за то, чтобы сервера пахали.
Она поджала губы и грустно оглядела кухню.
– Книги навалены опять, присесть негде.
На одной из икеевских табуреток действительно была стопка затрёпанных книг, но рядом стояло ещё две и присесть вполне было можно. Тем не менее я попытался привстать, чтобы уступить место.
– Я вам матрас дам сейчас и простынь, – сказала женщина, останавливая меня жестом. – А подушку потом можете выпросить у девочек: у них больше, чем нужно. Как будто у каждой по две головы. Я сегодня с утра пересчитывала: девчонок две, но голов у каждой – ровно одна штука. Так что им, наверное, полагается по одной подушке, вы согласны?
– Да. Простите. Я не уверен, что здесь надолго. Я на самом деле…
– Ваше дело, – грустно сказала женщина. – Но матрас-то нужен будет?
Я кивнул.
– Ну значит, матрас я вам дам, – сказала она с обречённостью, будто на самом деле хотела сказать «мне придётся».
– Хорошо, – сказал я. – Спасибо.
Женщина улыбнулась мне и погладила Антиквара по плечу. Тот поморгал, тоже улыбнулся и коротко положил свою ладонь поверх ладони женщины.
– Если о вас кто позаботится, то это Юля, – сказал Антиквар. – Если Юли нет дома, то всегда можно попросить Белку или Стрелку. Если вы не знаете, как отличить одну от другой, то у Стрелки брови домиком, а у Белки родинка на подбородке.
– Ах, да, – сказала женщина, – меня зовут Юлия Юнина. Не перепутайте – а то в имейле все вечно пишут «юлия точка юлина» или «юния точка юнина».
– А Белка и Стрелка? – уточнил я. – Они тоже здесь живут? Почему их можно перепутать?
– Они близняшки, – сказала Юлия.
У неё снова опустились уголки губ, а голос стал жалобным.
– Идёмте, покажу вам комнату, – сказала она обречённо.
В комнате стоял чёрный икеевский стол, а к нему был прижат икеевский же – но из совсем другой коллекции – стеллаж, из тех, в которых все ячейки строго квадратные. Я подумал, что икеевские вещи не столько уютные сами по себе, сколько привычные, а потому могут любое дикое помещение превратить в знакомое место: как будто в джазовом запиле появились ноты «Девушки с Ипанемы». Боковая, выкрашенная в тёмно-синий стена была увешана самыми разными картинками, так что стало ясно, что я далеко не первый человек, которого здесь приютили, ни о чём не спросив: с фотографии на меня смотрела фигура в чёрном плаще, справа от фотографии висел компакт-диск незнакомой мне группы – в рамочке, будто кто-то намекал, что это точно надо послушать, а ещё правее была чёрно-белая фотография обнажённой женщины, которая сидела спиной к зрителю.
– Здесь вот кровать, форточку наконец починили, она открывается, но батарея не регулируется и боюсь, это надолго, – сказала Юлия.
– Спасибо, – сказал я.
– Я за матрасом сейчас схожу.
– Погодите. Э-э-э, что касается финансовой стороны…
– Да это можно не обсуждать, – Юлия коротко махнула рукой. – Еду покупаете, а комната свободная.
– Но… это нормально?
– Нет, ничего не нормально. Но за деньги не переживайте. У нас у всех с деньгами проблем нет. У нас с головой проблемы.
Я не знал, что ответить.
– Если вам негде жить, живите здесь, – сказала Юлия.
Я кивнул.
– Опять говорю, как Антиквар, – пожаловалась она. – Это заразно.
Юлия принесла мне матрас, бухнула его на кушетку и ушла. Я посидел немного на стуле, пытаясь уложить происходящее в голове. Стена, противоположная той, у которой стоял стол, оказалась идеально пустой и белой – будто специально для меня – я перевёл взгляд на свой чемодан, который пока поставил в угол. Четвёртая стена была покрыта бежевыми обоями, у неё стояла кушетка.
«Что ж, по крайней мере, у меня есть четыре стены и кровать» – подумал я.
Это было отличной фразой для письма Салли. Я вытащил из мокрого ещё рюкзака ноутбук, поставил его на стол и открыл пустой файл.
Тут же выяснилось, что я не помню, какого роста Антиквар (а Салли всегда было важно знать, кто какого роста), всё время пытаюсь написать, что Юлия «ноет», а это обидное слово, хотя как ещё скажешь. И – главное – что за девушки живут в этой квартире, и как об этом написать Салли. И стоит ли вообще? И, кстати, не живёт ли здесь кто-то ещё пятый?