Мексиканка

Губарев Павел Николаевич

– Очень благородно с вашей стороны, мистер Уолдрон. Теперь я по крайней мере не буду напрасно ждать, пока вы соизволите сесть со мной в автобусе.

Дара, вроде бы не вздрогнул, но Карен наконец отвела взгляд. Видимо, достаточно прочла по его лицу. На прошлой неделе Дара, витая в облаках, прошёл в автобусе мимо Карен и сел рядом с Салли. Все это заметили, кроме него.

– Вот как, – сказала она, – и давно вы прячетесь?

Дара молчал

– Интересно, хватит ли тебе ума не пойти с ней на выпускной бал? – сказала Карен.

Дара пожал плечами, Карен ушла.

О выпускном бале он ещё не задумывался.

Возможно, если бы в его комнате было больше места, там уже бы появилась вешалка-стойка с торжественным чёрным костюмом и белой сорочкой. Возможно, если в его голове было больше места, он бы задумался о том, что надо определиться с парой. Его отец уже спросил его, в каком платье будет Карен, будучи уверенным, что Дара всё ещё встречается с ней. Дара, уловив смысл вопроса, но не суть, ответил, что в голубом, потому что Карен ещё полгода назад определилась с платьем и успела трижды показать его Даре: на экране и вживую. Карен сказала, что это «небесно-голубой», хотя на экране было подписано «арктический голубой» и действительно: это был цвет, которым диснеевские аниматоры рисуют сугробы в зимних сказках.

Всего этого Дара не рассказал, а только ответил, что у Карен голубое платье и ушёл на кухню за тостом.

Отец тогда удовлетворённо кивнул. Сам он был поглощён планами на лето: выбирал, куда в умотать в июльский отпуск мачехой и, получив ответ, кивнул. Видимо, он решил, что всё хорошо: Дара принимает таблетки, у Дары есть постоянная девушка, у девушки есть платье. И оно голубое.

На самом деле Карен уже начала сложную операцию по официальному прекращению отношений. Позже Дара удивлялся, сколько труда проделала девушка, чтобы аккуратно провернуть все шестерёнки и натянуть все паутинки так, чтобы вовремя поползи нужные слухи, чтобы кто надо кому надо нашептал, что Карен теперь без Дары Уолдрона, и чтобы это прозвучало именно так, что это Карен теперь ходит без Уолдрона, а не Уолдрон ходит без Карен.

И никто бы не усомнился, кто в этом предложении подлежащее, а кто дополнение.

Но всё должно было выглядеть небрежно. Карен бросила Уолдрона. «Этого Уолдрона» (теперь она его называет только по фамилии, это важно), как надоевшую резинку для волос. Между делом. И она ещё пока только присматривается к замене, потому что кандидатов на его место – по левую руку от главной красавицы школы – как лягушек в пруду между Куэй Стрит и школьным стадионом.

Небрежно, поэтому неспешно, и поэтому до родителей эти слухи дошли в последнюю очередь. Да и сам Дара едва замечал шептания и переглядывания, которыми сопровождался Процесс Выбора Пары на выпускной. Энни пару раз заводила с ним ничего не значащий разговор, и со второго раза Дара заметил, что смысл беседы крутится вокруг да около дня выпускного бала, с каждой фразой приближаясь к центру, но задевая его только по касательной.

В самом деле, почему бы не Энни.

Эта мысль была странной, как если бы он пригласил Энни к себе в комнату. В своём пышном выпускном платье, она бы просто не смогла развернуться бы там: обязательно бы сшибла картины или наступила бы на Хилли или задела лампу на рабочем столе. Когда Дара лежал в кресле в углу, его ноги занимали полкомнаты. Салли, однако, помещалась в комнате, хотя вроде бы была не меньше и не стройнее Энни.

Мысль о том, чтобы пригласить на выпускной Салли даже не приходила в ему

голову. Он был уверен, что она сама не собирается. Точнее он даже не начинал думать эту мысль, потому что по дороге к мысли была развилка и дорожный знак, показывающий «Толстая Салли» и стрелка влево, а также «Выпускной» и стрелка вправо. Кто установил этот знак и как давно – Дара не задумывался. Просто таков был порядок вещей.

Поэтому он в итоге он подошёл к Энни.

– У тебя уже есть пара на выпускной? – сказал Дара.

– Нет, – сказала Энни.

– Хочешь пойти со мной?

– Да. Хорошо, – сказала Энни с радостью.

Дара ничего не сказал. Улыбка Энни плавно сменилась разочарованной гримаской. Дара понял, что она, видимо, хотела более романтичного приглашения.

– Никому не говори пока, ладно? – сказал он, сам не понимая, почему.

– Ладно, – расцвела Энни. – Будет пока нашим секретом.

Дара кивнул и ушёл. Выйдя из школы, он направился домой и остановился, потому что ему показалось, что он наступил кроссовком в грязь. Кроссовки, однако были чистые, да и луж никаких не было – уже три дня стояла сухая погода.

Городской сумасшедший

– Сходишь со мной кое-куда? – спросила Салли однажды вечером.

В её голосе было то ли смущение, то ли тревога.

Дара подумал, что она решила попросить сходить с ней в кино или в кафе – то есть нарушить негласное правило не показываться на людях вместе.

– Мне одной бывает страшно, – добавила Салли.

Они лежали на кровати в её комнате: она на животе, подложив руки под подбородок, он рядом – на боку. Уже были сумерки, он гладил её по спине, наблюдая как вечерний розоватый свет начинает тускнеть и смешиваться с синеватым светом планшета Салли. Дара думал про «розовый период» и «голубой период». Возможно, Пикассо так же когда-то лежал с любимой девушкой, смотрел на её тело и вдруг осознал, что для двух разных минут в течение одного вечера нужно придумать два направления в искусстве. А может, в его жизни выдался лишь один-единственный такой вечер и именно его художник воскрешал полжизни – десятками картин.

– Бывает страшно? – переспросил Дара.

– Да, – ответила Салли.

В последние дни по городу ходили слухи о том, что на улицах появляются и исчезают маленькие дети – абсолютно голые с мертвенно-белой кожей. Была даже пара фотографий с камер наблюдения – нечётких и от этого ещё более жутких. Кто-то сказал, что это фейк, кто-то сказал, что это призраки, кто-то сказал, что другим людям надо меньше пить, кто-то сказал, что с детской порнографией надо решительно бороться и добавил, что полиции давно пора начать уже смотреть в оба. Но все подумали о том, что ходить по вечерним улицам стало страшно.

– Сейчас ты поднял брови и опустил уголки губ, – сказала Салли, не поворачиваясь. – А потом опустил голову, как бы кивнул, но ровно один раз. То есть удивился, но не отказал. То, что я не вижу, как ты киваешь – это тебя не смутило. Дара Уолдрон тратит слова лишь в экстремальных случаях. Тот факт, что у меня на затылке глаз нет, к экстремальным случаям не относится.

– Что? А, да, я хотел сказать, что конечно схожу, – сказал Дара.

– Ты предсказуемый. Иногда, – сказала Салли, поворачиваясь. Она поцеловала его в подбородок и прижалась к плечу.