Мексиканские негодяи
Шрифт:
– А почему – на войну? Ты что, собрался на войну? А с кем сейчас воюет Мексика?
– Хм… пожалуй, все-таки, год за три. Надо же предупреждать, что можно сойти с ума и захотеть покончить с собой или покончить с тобой… И потом, если бы я не сидел дома тридцать лет, присматривая за тобой, я бы мог где-нибудь работать, получать хорошие деньги. Так что государство должно мне еще 800 тысяч!
– Ой, Антонио, тебе должны столько денег? Какая радость! А что ты с ними сделаешь?
– Найму киллера и убью тебя.
– Антонио, но
– Да, и удовольствие от процесса… Ладно, Мария, уговорила, неси сюда бензин и спички.
195.
– Антонио!
– Да, Мария.
– А ты меня любишь?
– Конечно, Мария, только отстань.
– Нет, ну честно?
– Мария, ты требуешь от меня слишком многого. Либо честно, либо любишь.
– Нет, я хочу и так, и так.
– Ну, слушай, Мария. Если про честно – я ненавижу тебя, толстую усатую дуру с тремя детьми. Если про любишь – я люблю тебя так, как никто никогда никого не любил, понятно?
– Не очень. И потом, ты никогда не посвящал мне стихи…
– Ну, вообще-то, у меня последние лет десять вертится в голове одна строчка, хотя вряд ли она тебе понравится…
– Нет, нет, прочитай обязательно, я так хочу.
– Да? Ну, слушай: «Мария – удивительная дура…»… вот. Понравилось?
– Знаешь, не все. «Мария – удивительная» – хорошо. А вот слово «дура» я бы чем-нибудь заменила.
– Я бы тоже, но «идиотка» не влезает в размер. Да и рифм на слово «дура» не так много. «Фигура» к тебе не имеет отношения, «физкультура» – тем более, а «бандура» – это вообще украинское слово, и я его не знаю.
– Ну, хорошо, поэзия – не самая сильная твоя сторона. Но ты ведь мог бы сделать ради меня какой-нибудь сумасшедший поступок!
– А какой? Не пойти сегодня на футбол – это слишком, это я даже ради себя не сделал бы… О, а помнишь, как я три месяца назад выпал из окна ресторана? Можешь считать, что это было ради тебя.
– Ура, ура, мой любимый муж совершил ради меня безумный поступок!… хотя, Антонио, ты же при этом кричал «Козлы, не выталкивайте меня, я все равно не заплачу!».
– Это я тоже посвящал тебе. А вот сейчас встану с кресла, надену туфли, пойду на футбол, буду пить там пиво, кричать «Судья – козел», и все это – ради тебя одной. Ну, и еще ради того, чтобы пойти на футбол, но просто одно другому не мешает.
196.
– (Шепотом). Мария. Мария. Мария.
– А! Что, Антонио?
– Ты выключила свет в ванной?
– Да.
– А я что-то не уверен. Сходи и проверь.
– Но это же ты не уверен. Поэтому сходи сам.
– Но я же не уверен в том, что это ты не выключила. Поэтому идти должна ты.
– Знаешь, в прошлый раз ты меня тоже два раза гонял на кухню, чтобы я проверила, выключен ли газ. Я пошла, он был включен, я пришла и сказала тебе, что он включен, ты спросил, почему же ты не выключила, а я сказала, что я же не знала, как ты хочешь, чтобы он был выключен или включен. И потом я еще ходила выключать, а потом еще раз, потому что ты был не уверен, что я выключила. И потом ты еще три раза сам ходил проверять.
– А все потому, что первый раз я ходил проверять, выключила ли ты, а во второй и в третий – выключил ли я.
– Антонио, а давай, ты сейчас сходишь в ванную сразу в третий раз. И если свет горит – сразу выключай, и спокойно ложись спать.
– А если он выключен?
– Тогда иди на кухню и проверь, выключен ли газ.
– И если он выключен, включить, да?
– Да.
– Все, я пошел.
– Антонио.
– Что?
– Я вот подумала – как хорошо, что у нас нет утюга.
– Что же тут хорошего? Так ведь совершенно невозможно проверить, выключен он, или включен. И если где-нибудь из-за этого что-нибудь сгорит, то мы об этом даже не узнаем. А ведь это сгорит из-за нашего утюга, которого у нас нет. А если бы он у нас был? – вообще страшно подумать!
197.
– Антонио!
– Да, Мария.
– Мне надоело все время стоять у плиты.
– Хорошо, Мария, не надо стоять, сядь.
– Я образно, Антонио.
– Тогда стой.
– Нет, я к тому, что, давай, пойдем, поужинаем где-нибудь. Вот у нас внизу открылся китайский ресторанчик «Палочки оближешь».
– Мария, как же можно идти в ресторан к этим негодяям-китайцам? Они же специально дают всем вместо вилок палочки, которыми невозможно ничего подцепить. В итоге вся еда остается на тарелке, ее съедают сами китайцы и, конечно, после этого страшно размножаются. Ты что, хочешь, чтобы их стало еще больше?
– Нет, ведь тогда они могут нас завоевать…
– Да, и заставить всех есть палочками, чтобы мы умерли с голода, а они наоборот.
– Ну, хорошо, тогда пойдем в мексиканский ресторан.
– Что ты, Мария! Это же очень опасно!
– Почему?
– У нас очень перченые блюда. Очень жгучие. Я сам видел, как один человек съел салат из острых перцев, у него стало печь во рту, он бросился запивать салат текилой, текила загорелась, он вспыхнул и сгорел за одиннадцать секунд. Я засекал.
– Но что же делать, Антонио, я так не хочу готовить!
– А готовить ничего и не надо. Просто пожарь мне курицу, свари суп, сделай салат… ну, и что-нибудь сладенькое. И сразу ложись спать, потому что завтра тебе уже придется готовить.
198.
– Антонио! Антонио!
– Что ты так кричишь, Мария? На тебе лица нет.
– Что я вижу?!!
– То же, что и я – нашу квартиру, телевизор, в котором вот-вот начнется футбол и портрет твоей идиотки-бабушки.
– Нет, вот это, у меня в руках!