Мексиканские ночи

Эмар Густав

Прошел месяц. Ничего сколько-нибудь значительного на гасиенде не произошло.

Граф с другом часто выезжали в сопровождении мажордома то на охоту, то просто на прогулку. Изредка вместе с ними отправлялась донья Долорес.

Теперь, когда граф постоянно бывал с другом, его общество меньше стесняло девушку, напротив, он его находила приятным. Она благосклонно принимала ухаживания графа, от души смеялась его шуткам, и вообще относилась к нему вполне доверительно. Но предпочтение отдавала барону. То ли потому, что он был ниже ее по положению, то ли из женского кокетства,

но ей нравилось играть с этим человеком, о чьей скрытой силе она и не подозревала. Хотелось испробовать свои чары на этом неискушенном юноше. Доминик не замечал или делал вид, что не замечает всех нехитрых уловок девушки. Он был с ней вежлив, предупредителен, но не больше, чтобы не вызвать ревности человека, к которому питал дружеские чувства. Он знал, что граф скоро станет мужем доньи Долорес.

Политические события между тем разворачивались с поразительной быстротой. Разведчики Хуареса уже появились в окрестностях гасиенды. Ходили слухи о том, что владения некоторых испанцев взяты приступом, преданы огню и разграблены, а хозяева их убиты.

Беспокойство в Аренале росло день ото дня. Дон Андрес, которому его испанское происхождение не сулило в будущем ничего хорошего, принимал все меры для предотвращения грядущей беды. В семье не раз обсуждался вопрос о переселении в город, но дон Мельхиор слышать об этом не хотел и по-прежнему вел себя в высшей степени странно. Невозможно было объяснить его замкнутость и отчужденность, не говоря уже о постоянных отлучках.

Оливье давно относился к Мельхиору с подозрением, имея на то веские основания. Недаром он решил привести на гасиенду Доминика под видом барона де Мариадек.

Все это усиливало антипатию графа к брату доньи Долорес, возникшую при первой же встрече с Мельхиором. После долгих размышлений граф решил поделиться своими опасениями с Домиником и Лео Карралем. Как-то вечером граф заметил, что дон Мельхиор верхом направляется к воротам, и удивился, как решается молодой человек один пускаться в дорогу так поздно (было около девяти часов вечера), в такую темную ночь, не боясь рыскающих в окрестностях гасиенды солдат Хуареса.

У графа не оставалось больше сомнений насчет Мельхиора, и он решил тотчас же переговорить с друзьями. Лео Карраль в это время как раз проходил через двор, и Людовик его подозвал.

— Куда вы спешите? — спросил граф мажордома.

— Что-то мне нынче очень тревожно, ваше сиятельство, и я хочу объехать вокруг гасиенды.

— Может быть, это предчувствие, — задумчиво произнес граф, — не поехать ли и мне с вами?

— Я намерен осмотреть также окрестности.

— Хорошо, велите оседлать лошадей для меня и дона Доминика, мы присоединимся к вам.

— Только не берите никого из прислуги, отправимся втроем, у меня есть план, и я опасаюсь лишних глаз и ушей!

— Согласен! Через десять минут мы будем готовы!

— Лошадей я поставлю у ворот первого двора. Полагаю, вы понимаете, что необходимо захватить оружие?

— Будьте спокойны!

Граф вошел в дом, рассказал все Доминику, и вскоре оба они вышли из дома. Мажордом уже дожидался их у ворот.

— Вот и мы! — сказал граф.

— Ну,

так в путь! — коротко ответил Лео Карраль. В полном молчании выехали они с гасиенды, бесшумно закрыв ворота.

Спуск к полям проехали крупной рысью.

— Что это? — воскликнул вдруг граф, — Почему не слышно топота копыт? Лошади под нами или бесплотные духи?

— Тише, ваше сиятельство, — ответил мажордом, — здесь повсюду шпионы. А топота копыт не слышно потому, что на них надеты кожаные мешочки с песком.

— Черт возьми! Очевидно, мы отправляемся в тайную экспедицию?

— Да, ваше сиятельство, и очень важную!

— В чем же дело?

— Я не доверяю дону Мельхиору.

— Но дон Мельхиор — сын дона Андреса и его наследник!

— Зато его мать — индианка Цапотек, не знаю, чем только она прельстила моего господина! Ни ума, ни красоты, а о характере и говорить не приходится.

Мать умерла во время родов и перед смертью умоляла дона Андреса позаботиться о ребенке. Дон Андрес его усыновил и воспитал как законного сына, тем более что от второго брака у него была только дочь.

— Теперь кое-что проясняется, — заметил граф.

— Вначале все шло хорошо, дон Мельхиор надеялся после смерти отца получить наследство, но около года назад мой господин получил какое-то письмо, и после этого у него был долгий разговор с сыном.

— Да, в этом письме говорилось о моем скором приезде и предстоящем замужестве доньи Долорес.

— Вполне возможно, только никто не знал, чем кончилось объяснение отца с сыном. Мельхиор, и без того мрачный, замкнулся в себе и ни с кем не общался. С отцом почти не разговаривал, лишь в случае необходимости. Домосед, он вдруг пристрастился к охоте и, бывало, несколько дней не возвращался домой. Ваш приезд ускорил события. Дон Мельхиор, видя, что богатство, на которое он так рассчитывал, ускользает из рук, готов теперь на все, даже на преступление, чтобы овладеть им. Рассказать вам все это я счел своим долгом, ваше сиятельство, и сделал это с самыми добрыми намерениями.

— Все ясно! Я убежден, как и вы, что Мельхиор собирается предать человека, которому обязан всей жизнью. Отца!

— Знаете, что я по этому поводу думаю? — сказал Доминик. — Если представится случай, послать пулю в лоб этому негодяю и избавить от него мир!

— Вполне с вами согласен! — с улыбкой ответил граф. В это время они спустились с горы и достигли равнины.

— Ваше сиятельство, здесь начинается самый опасный отрезок дороги, — сказал мажордом, — надо принять все меры предосторожности. Главное — ничем не выдать своего присутствия.

— Не беспокойтесь, мы будем немы, как рыбы, езжайте вперед, мы за вами последуем, шаг в шаг, как индейцы во время военных походов.

Они продвигались довольно быстро по лабиринту тропинок, где любой мог бы заблудиться, но не Лео Карраль.

Как мы уже выше сказали, ночь выдалась безлунная, небо было затянуто тучами. Тишину вокруг время от времени нарушали лишь крики птиц.

Так шли они около получаса. Наконец, мажордом остановился и сказал:

— Мы прибыли. Слезайте с коней, здесь нам ничто не грозит.