Мексиканский для начинающих
Шрифт:
Да, все в мире связано самыми, что ни на есть чудесными нитями! Кто-то освобождается от сетей и оков, кого-то именно в то же время сажают в каталажку. Дивны дела твои, Господи!
На возбужденные голоса секретарш заглянул охранник, заподозривший, кажется, критику в свой адрес.
– Я по уставу, мамаситы! – не сдержался он, углубляясь в прихожую, как в суть дела. – Врать не хочу – побежал на четвереньках! Как нет? А документы – как нет? – предъявил! Карточку избирателя и три паспорта на разные имена, но с его фотом. Как нет! Клянусь девственницей Гвадалупой! Я и пропустил, мамаситы…
– Не
– Правильно сделал, Сьенфуэгос! Таких героев без документов надо пускать, – ободрила Пипита.
Чуть успокоенный, но еще достаточно сокрушенный охранник Сьенфуэгос присел на стул рядом с Шурочкой, так натрясывая кистью руки, будто хватанул раскаленную сковородку.
– Бывают же красивые имена в латинском мире! – сказала Шурочка, указывая глазами на охранника. – Послушай, как звучит – Сьен-фуэгос! Сто огней! Или, к примеру, Примитиво Бейо. Я бы перевела это как Просто Красив!
– Изящно! – согласился Василий. – Такая запись в свидетельстве о рождении равноценна затяжному сеансу у психотерапевта – напрочь снимает комплексы. Хотелось бы познакомиться с человеком по имени Просто Красив!
Шурочка от нечего делать разглядывала охранника и вдруг увидела, что Сьенфуэгос не просто красив, а замысловато. Даже трудно было понять, что в нем красивого. И только после тщательного анализа Шурочка сообразила – четыре кобуры! Красная, белая, зеленая – под цвет национального флага, на поясе. И серебряная – под цвет мышки, под мышкой.
– Четыре пистолета? – спросила Шурочка. – Не много?
– Ай, мамасита, – засмущался Сьенфуэгос. – Пистолет один – в красной кобуре. В белой – бинты на случай ранения. В зеленой – завтрак на случай завтрака. А в серебряной, мамасита, – ключ от города! – с гордостью закончил он краткий кобурный обзор. – Хотите, покажу!
Расстегнув подмышечную кобуру, Сьенфуэгос внезапно почернел, будто серебро, не чищенное лет двадцать. Огни его гасли кварталами, как в городе на рассвете.
– Ключ, – вымолвил он, хватаясь за сердце и красную кобуру с ясным намерением застрелиться. – Робарон! [53]
53
Украли!
Тяжело поднялся со стула Сьенфуэгос и побрел, продолжая угасать, в кабинет алькальда.
– Ключ! – донеслось из-за прикрываемой двери.
Секретарши замерли, как природа перед грозой.
– Когда же нас примут? – спохватилась Шурочка. – По очень важному для города делу!
Пати-Лети виновато улыбнулась:
– Аль рато вас вряд ли примут. Маньяна!
– И маньяна вряд ли! У города не может быть более важного дела, чем розыск похищенного ключа, – назидательно сказала Пипита.
Шурочка вдруг заинтересовалась:
– Какой он из себя, этот ключ?
– Такой, – задумалась Пати-Лети, – которым закрывают.
– Которым открывают очень большое! – нетерпеливо подсказала Пипита.
– А я знаю, где ключ! А я знаю! – запрыгала
Секретарши переглянулись и впервые обнаружили единодушие.
– Проходите!
– И не хлопайте дверью, – добавила от себя лично Пипита.
Когда они вошли в кабинет, новый алькальд чихвостил охранника Сьенфуэгоса, превратившегося в какую-то черную дыру, без намека на малейший огонек.
– Чинга ту мадре! Профукал, пендехо, ключ! Дрых на посту, мальнасидо?! [54]
– Никак нет! – отвечал Сьенфуэгос, тоскливо глядя в потолок. – Клянусь девственницей Гвадалупой!
– Кстати, о девственницах! – вспомнил алькальд. – Из прокуратуры поступили новые данные – наш бывший Городничий избил и обесчестил не двух, как предполагалось, а трех. Но самое удивительное, что не девушек! Вообразите – троих полицейских, в том числе майора Родригесса! Извращенец! Так и запишите, сеньорита, в свой блокнот! Вы из какой газеты?
54
И без перевода сильно звучит!
– Я знаю, где ключ! – без разминки огорошила Шурочка алькальда.
– Боже, не верю! – ахнул он. – Какое счастье! Чем бы мы отворяли и запирали наш райский уголок?
– Как раз этого я не знаю, – пожала Шурочка плечами. – И вообще не понимаю, зачем запирать райские уголки. Но коли вы хотите, вот адрес ключа – асьенда дона Борда, мимо трех фонтанов, по коридору направо, глубокая ниша.
Алькальд немедля вызвал велосипедное спецподразделение из трех побывавших в переделках полицейских, с рацией и майором Родригессом включительно.
В кожаных шлемах, плетенных стилем макраме, в синяках, кровоподтеках и трусах по колено они напоминали гонщиков, слегка навернувшихся с трека. Полицейские уже подкачали шины, подтянули гайки и, вздыхая, присели на дорожку, когда Шурочка вспомнила:
– Непременно возьмите что-нибудь для обмена. Хотя бы этот бюстик Алексея Степаныча! Лучше мирная торговля, чем..
– Аделанте, мучачос! Рапидо! [55] – нетерпеливо скомандовал алькальд и долгим благодарным взглядом проводил жмущих педали, вооруженных, помимо рации и майора Родригесса, еще и мощным бюстом бывшего.
55
Вперед, ребята! Быстро!
– Гора с плеч! Стальные орлы! Для них дело минутное, – рассуждал он, подходя к небольшому комнатному с деревянной конической крышей бару, очень похожему на карусель для самых маленьких, едва начавших круговой заезд по жизни. – Что вы желаете?
Седовласый, с поступью барса, просто красивый алькальд с первой минуты призрачно напоминал Василию о выпивке. А теперь все стало по местам – конечно, это был лжеофициант из подземелья. Правда, там он выглядел повнушительней, с большим нобелизмом, нежели в алькальдии, где крыл за милую душу латинским матом. Место красит.