Мексиканский для начинающих
Шрифт:
Неистовая, безумная обрушилась горно-тропическая гроза. Такие случаются только в относительно недавно открытых мирах.
Похоже, что по неопытности алькальд Примитиво заодно с городом отворил и небеса. Очень уж они вспыхивали, гремели, трепетали и били грешную землю по мордам. И всадник на коне бледном скакал из конца в конец, и ад следовал за ним. И не было меры буре этой.
И множество народу укрылось в храме святой Приски – охранительницы от гроз небесных. А некоторые предпочли рестораны, где тоже не капало, зато наполнялись рюмки. Впрочем, это сугубо личное дело каждого, чем и в каких местах наполняться.
В
Шурочка крепко-накрепко держала Василия за руку, боясь потеряться в толпе и вообще затеряться. Гром сотрясал храм, и молнии его озаряли, высвечивая безмолвную святую Приску. Но, вероятно, она каким-то невидимым глазу способом утихомиривала стихию.
Шурочка с Василием, еле протиснувшись к дверям, обнаружили, что буря скрылась за перевалом. Так, хвост чуть заметен.
И вышли они из храма. И увидели новое небо и новую землю, ибо прежние миновали, как буря. И само время казалось то невероятно новым, то до боли знакомым, старым.
Быстро бежала куда-то грозовая вода, оставляя все же вечные лужи на их вечных местах.
Давненько Василий не вспоминал загадку Кецалькоатля – что уходит, оставаясь? Ничего сложного в ней, прямо скажем, не было, да не хватало задуматься.
Кауитль – вот как звучит отгадка на древнем языке наутль!
– Шурочка, у тебя кауитль в избытке или нехватке? – спросил Василий. – А то у меня с кауитлем – полный обвал! На что, спрашивается, кауитль трачу?
– А ты, милый, все на меня трать, – мудро ответила она. – Тогда у нас всего в достатке будет.
Возможно, на Шурочку в храме снизошел какой-то разумный дух. Уж не святая ли безъязыкая Приска говорила ее устами?
Ах, до чего хорошо было после грозы и храма! И веселились небеса и обитающие на них. А в лужах отражалась призрачно-изумрудная бирюза и розовая колокольня.
И вдруг ближайшая лужа изменила очертания, приняв форму серебряной девушки, [62] так похожей на святую Приску! Она благосклонно с улыбкой кивнула и поманила, исчезая, рукой.
62
Последнее время в Мексике множественны случаи явления святых народу. Чаще других является девственница Гвадалупа, обнаруживая себя на оконных стеклах, керамических плитках пола, беленых стенах, рыбьих боках и коре дерев. Было дело и с лужей. В общем, куда ни глянь, всюду девственницы. Нечего сказать – таинственное явление, ждущее покуда своих исследователей.
– Васенька, пойдем, любезный! – звала Шурочка. – Ты как пораженный громом! Не угоди, дорогой, в лужу!
Они подошли к круглой беседке, увитой белыми цветами ползучих растений. Здесь в самом-самом центре города и находилась символическая замочная скважина, из которой сейчас поддувало. Чтобы никто оттуда не надумал за ними подглядывать, Шурочка вбежала в беседку, втянула Василия, обняла и коснулась губами его губ, едва-едва. Такое чувство, будто пьешь теплое молоко с медом. «Мед и молоко под языком твоим», – вспомнил он и до умопомрачения возжелал узнать, правда ли.
Губы их раскрылись и слепо
И сердце замирало, и отнимались ноги, вкружилась голова беседке. Что, Боже, это, как понимать, когда не хочешь ничего другого – лишь языком блуждать в любимой…
Просто в «любимой», конечно, лучше, нежели «в любимом рту», или в «любимой роте». Хотя приводит к мыслям об излишней углубленности.
Поцелуй мог бы усугубляться бесконечно – со всеохватной жаждой вобрать друг друга иль втянуться, с прохладным, отдающимся соблазном столкновением зубов, с впиванием легким упыря в исходности и безысходе, с прикусыванием и всасыванием неисчерпаемой исчерпанности, с помятием лика, стертым подбородком и типуном на языке, но…
– Подкрепите меня вином, освежите меня яблоками, ибо я изнемогаю от любви, – шепнула Шурочка, намекая, скорее всего, на быстротечный полдник.
А Василий понял – нет сомнений, в грозе и буре сошла-таки на нее святая Приска!
Господи, не только очень хорошо, но и прекрасно то, что создано Тобою!
Ты ввел меня в дом мира и знамя твое надо мною – любовь! А древко – альманесер!
Свой угол
Но ме абандонес, или Внебрачная ночь
Свадьба в Таско. А почему бы и нет? Почему бы не в городе, где есть призраки, краеугольный камень, замочная скважина, из которой, невесть откуда, поддувает, где выпивают ангелы в фонтанах, где несть числа святым, где даже есть серебряная теория относительности – релативно, конечно, серебряная.
Да и свадьба-то сама сразу становилась серебряной – без лишних тягот и жизненных мытарств.
В асьенде дона Борда на физкультурной площадке накрыли столы для фуршета.
И генерал-охранник Сьенфуэгос, скрипя кобурами, медалями и новым чином, пускал без устали фейерверки. Он был счастлив, радовался, как ребенок, взирая на рассыпающиеся в небе огни.
Надо сказать, что петарды, салюты, фейерверки, педо и просто вопли от избытка чувств ежедневны в Мексике. Занимается человек своим скромным делом, починяя какой-нибудь автомобильный бюрократор, и вдруг – как заорет! И не потому, что палец прищемил или вспомнил страшное, воспоминаний, как таковых, нету в его голове, а нестерпимо хочется подать о себе весть – вот он я, трабахадор, [63] тут я, не забывайте…
63
Рабочий.
Да кто ж тебя, трабахадор, забудет с такою-то луженой глоткой? Чинил бы тихо свою деталь, меньше назойливости, а то вздрагивают небеса и горожане.
В общем пороховые и голосовые заряды смещают постепенно земную ось в пользу Латинской Америки. Параллели и меридианы заплетаются здесь подобием авоськи, в которой чего только нет, всякая всячина болтается. И особенно лезет в глаза во время общественных мероприятий. Взять хоть нашу серебряную свадьбу.
Главные тут, не считая брачующихся, конечно, гости. Главное в гостях – подарки. Гость без подарка второстепенен. Об этом следует помнить.