Мелкий бес
Шрифт:
Передонов с Володиным [с писателями] пришел домой. Там ждала его важная новость. Еще в передней можно было догадаться, что случилось необычное, — в горницах слышалась возня, испуганные восклицания. Передонов подумал, — не все готово к обеду: увидели, — он идет, испугались, торопятся.
Ему стало приятно, — как его боятся. Но оказалось, что произошло другое. Варвара выбежала в прихожую, и закричала:
— Кота вернули!
Испуганная, она не заметила гостей. Наряд ее был, по обыкновению, неряшлив, — засаленная
— Иришка-то! со злобы еще новую штуку выкинула. Опять мальчишка прибежал, принес кота, и бросил, а у кота на хвосте гремушки, — так и гремят. Кот забился под диван, и не выходит.
Передонову стало страшно.
— Что ж теперь делать? — спросил он [[писателей.
— Прежде всего, — отвечал Тургенев, — будьте добры рекомендовать нас вашей супруге.
И так как Передонов стоял неподвижно и таращил на писателей тупые глаза, то Тургенев сам подвинулся к Варваре, галантно шаркнул ногой, схватил себя за галстук, и назвался:
— Литератор Сергей Тургенев, позвольте отрекомендоваться. Прошу великодушного извинения, что вторгаюсь в ваш семейный очаг, может быть, несвоевременно.
Варвара ухмыльнулась, подала литератору потную, пыльную от возни с котом руку, и сказала:
— Приятно познакомиться. Уж только извините, что я в таком затрапезе, — вот всё по хозяйству.
Выступил и Шарик, откашлялся, и громко сказал:
— Писатель Скворцов. Шарик. Вся Россия знает Шарика.
Варвара ухмыльнулась и ему, и тоже пожала его руку. Но все это время думала она о коте, и не могла понять, о каком Шарике говорит гость.]]
— Павел Иваныч, — попросила Варвара, [47] — вы помоложе, турните его из-под дивана. [[Да и вы, Виткевич, помогите.]]
[[— Турнем, турнем, — хихикая сказал Володин, и пошел в зал.
— Турнем, тетенька, не беспокойтесь, — сказал Виткевич, подмигнул Варваре и, проходя мимо нее, толкнул ее, словно невзначай, локтем.
Писатели переглянулись. Шарик легонько свистнул. Слова и обращение Виткевича сразу ввели их в понимание того, как подлежит обращаться с Варварой.]]
47
Было: она.
Кота кое-как вытащили, и сняли у него с хвоста гремушки. Передонов отыскал репейниковые шишки, и снова принялся лепить их в кота. Кот яростно зафыркал, и убежал в кухню. [[Писатели смеялись. Кот казался им символическим, — вот именно этот Передоновский кот.]]
Передонов, усталый от возни с котом, уселся в своем обычном положении, — локти на ручки кресла, пальцы скрещены, нога на ноге, лицо неподвижное и угрюмое. [[Тургенев мечтательно поднял серые глаза к потолку, оклеенному бумажкой, и сказал:
— Зеленоокие коты, любящие на кровлях, выше людского жилья, — это прообраз сверхчеловека.
Шарик презрительно усмехнулся.
— Ну,
Шарик задумался, покрутил правой рукой, отбросил со лба прядь волос, и сказал:
— Видите ли, я не отрицаю красоты вашего определения. Вообще, вы — мастер ляпать такие поэтические словечки, в которых больше поэзии, чем правды, — да и в сущности, к чёрту правду! Правда — ужасная мещанка, сплетница и дура. Но я хочу вот что сказать: когда коты любят, они мучительно кричат. Отчего? Страдание притаилось у истоков жизни, — и на всех улицах и дворах души, на всех кровлях жизни мяукает горькое страдание, — тем ужаснее и горестнее мяукает, чем пламеннее стремление к идеалу.
Варвара вдруг разразилась дребезжащим смехом, и сказала:
— Ну, будет вам валять Петрушку. Вот, ешьте лучше вишни.
— Вишни вишнями, — возразил Володин, — только вы, Варвара Дмитриевна, нам не мешайте побеседовать. Мы к вам на кухню не ходим, когда вы нам покушать стряпаете, а вы нам не мешайте об ученых предметах послушать.
Шарик подмигнул Тургеневу на Варвару, и спросил его:
— Похожа на Эмму там, у Лисицы, не правда ли?
Тургенев без зазрения пристально оглядел Варвару, и сказал:
— Да, но еще больше на Женю в Старой Японии.
Варвара ухмылялась.
— Какие такие Эмма да Женя? — спросила она. — Знакомые, что ли?
— Да, около того, что знакомые, — сказал Шарик, ухмыляясь с особою многозначительностью.
— Девочки, — мечтательно сказал Тургенев, и нежно прибавил: — бедные девочки!
— Что ж у вас такие бедные знакомые? — ухмыляясь, спросила Варвара.
— Мы, тетенька, и сами, — вошь в кармане, блоха на аркане, — развязно ответил Шарик.
— Какая я вам тетенька, — обиженным голосом сказала Варвара, — разве вы меня за старуху считаете?
— Совсем даже напротив, почтенная матрона, — галантно отвечал Тургенев, — а просто из почтения.
— Лопни моя утроба, только из почтения, маменька, — сказал и Шарик.
— Нужно мне ваше почтение, вот еще, невидаль какая! — с хохотом отвечала Варвара.
Тургенев запел приятным тенорком:
— Прелестная Эмилия, Друг выше всех похвал, С тобой мне жизнь — идиллия Была, мой идеал.Хитрые серые глаза его выражали не то удовольствие, не то насмешку.
Шарик слушал с презрительной улыбкой, и наконец преувеличенно громко и неестественно засмеялся.
— Нет, право, это даже трогательно, — сказал Тургенев. — Здесь есть что-то такое наивное, первоначальное, — словом, почти прерафаэлитское.
Шарик призадумался.
— Да, пожалуй, — согласился он, — но все-таки ерундисто.
— Конечно! — воскликнул Тургенев, — в сущности, идиотски глупо, но это-то и хорошо. Это мы здесь на кладбище списали, — объяснил он Передонову. — И вообще тут у вас много есть забавных вывесок в городе.