Мелькнул чулок
Шрифт:
Энни поняла, что остается только выжидать, пока не утихнет буря и фильм не появится на экранах. Может, тогда публика поймет, сколько сил и таланта потрачено на воплощение образа Лайны.
Она денно и нощно молилась, чтобы вера Риса в нее оправдалась. Дэймон был слишком придирчив к себе и другим, чтобы удовлетвориться посредственной или просто хорошей работой тех, кто участвовал в съемках фильма. Он требовал совершенства. Значит, Энни должна, по крайней мере, соответствовать своей роли.
Но спокойствие и уверенность в себе были настолько
Больше всего на свете ей хотелось забиться в какую-нибудь нору и проспать лет двадцать. Потом, возможно, она сумеет проснуться далеко от этого времени и места и посмотреть «Полночный час» в шоу «Для тех, кто не спит» в одиночестве, подальше от любопытных глаз и грязных намеков.
Но все это было недостижимой мечтой. Приходилось жить в настоящем и приспосабливаться к обстоятельствам, хотя неутомимое любопытство окружающих не давало спокойно существовать. Слезы беззвучно скользили по щекам девушки. Энни не осмеливалась поднять голову и не могла отвести глаз от газетной страницы, каждая строка которой была пропитана ложью.
Чьи-то теплые руки опустились на плечи, осторожно подняли, заставили повернуться. Энни улыбнулась сквозь слезы, глядя в глаза Эрика Шейна.
Он обнял ее, прижал к себе, усадил на мягкую постель, где всего несколько часов назад она принадлежала ему всем своим растревоженным сердцем.
– Держись, – сказал он шепотом, который так хорошо знала Энни. – Они проделывают это с каждым, особенно перед премьерой. Им хотелось бы сожрать тебя заживо, но, после того как зрители увидят тебя на экране, увидишь, вся эта свора запоет по-другому.
Энни недоверчиво взглянула на Эрика и, спрятав лицо на его груди, обхватила его и притянула ближе, ощущая ласкающее прикосновение теплой кожи к телу.
За пять месяцев, проведенных вместе, Энни успела узнать силу ободряющих, ласковых, полных уважения слов Эрика и его удивительной, прекрасной любви, и хотя он не мог ни уничтожить, ни объяснить неукротимую злобу ее преследователей, все же стал неоценимым советником и защитником.
– Вот уже пятнадцать лет меня называют сексуальным маньяком, и заткнуть им рты невозможно. Поверь, если бы я имел столько женщин, как они утверждают, у меня бы не было свободной минуты, чтобы сходить в туалет. Энни, поверь, все это игра по жестким правилам. Эти люди – свиньи, но в нашем городе они обладают властью. Придется перетерпеть, пока тебя не оставят в покое.
Но когда Эрик просматривал газеты, в глазах его чаще стыло недоумение и беспокойство, а Энни сгорала от стыда, что ее позор может запятнать имя Шейна. В этих историях он выглядел словно очарованный школьник, глупый мальчишка, а не блестящий профессионал, актер милостью Божьей.
Но Эрик никогда не упоминал об этом. Он считал Энни единственной жертвой.
– Эрик, – сказала она с отчаянной нежностью, прижимаясь к нему. – Думаю, нам не стоит сегодня идти вместе. Это только все ухудшит. Люди поверят…
– Плевать на то, во что они верят! – объявил Эрик. – Мы должны вдвоем встретиться со зрителями. Хочу наблюдать за их лицами, когда они увидят тебя на экране. Кроме того, – добавил он с улыбкой, – еще неизвестно, узнают ли они нас.
Энни понимала, что имеет в виду Эрик. За последние пять месяцев она обнаружила, что нельзя было превзойти его в умении отделаться от репортеров. И теперь, когда он и Энни стали любовниками, Эрик делал все, чтобы и она стала неузнаваемой для уличных зевак и прессы.
Они обедали в маленьких ресторанчиках, где хорошо знали Эрика и его любовь к уединению, ходили в кино на самые ранние сеансы, когда поклонники еще спали, обедали в шумных закусочных и маленьких кафе, где для защиты от любопытных глаз было достаточно надеть широкополую шляпу и солнечные очки, и, самое забавное из всего, натягивали мотоциклетные шлемы и спокойно катались по Уилширскому бульвару, бульварам Сансет, Санта-Моника и Родео Драйв никем не узнанные. Энни крепко держалась за Эрика, обхватив его бедра стройными ногами в джинсах, и наблюдала Голливуд во всем мишурном великолепии.
Потом они отправлялись к холмам, где Эрик знал такие уединенные каньоны, куда не заглядывал ни один турист. Там они долго стояли рядом, вдыхая запахи чапарраля и океанского воздуха, приносимых ветром сюда, на эти отдаленные высоты.
Потом они бросались в объятия друг другу, и веселый смех умолкал, вытесненный жгучим желанием. Эрик успокаивал ее страхи нежной улыбкой, вел Энни в царство, напоенное ароматами тишины; пальцы, знакомые с каждым дюймом ее кожи, осторожно, ловко раздевали девушку, и обнаженные тела сливались в экстазе под усыпанным бриллиантами небом.
Но время, проведенное вместе, не могло снять камень с души Энни и притупить все усиливающееся чувство одиночества. Теперь она гораздо реже видела Эрика. Он был занят на съемках нового фильма, а Энни проводила время в ожидании звонка от Барри Стейна или его редких визитов на Побережье. У нее не хватало мужества самой заняться поисками работы, и когда агент уверял, что наступило временное затишье и после показа «Полночного часа» предложения посыплются градом, устало соглашалась с его толкованиями происходящего.