Мельничиха из Тихого Омута
Шрифт:
– Доиграетесь, - пообещал он с угрозой.
– Решили из себя строить настоящую хозяйку? Не поздновато ли? Всем уже известно, что вы - две курицы, только и способные, что бестолково квохтать!
Больше всего хотелось обозвать его в ответ. Петухом, например. Он и в самом деле походил на жирного, обнаглевшего петуха. Но я решила не ругаться намертво, потому что покупатель из города существовал только в моем воображении. Кто знает - может, придется продавать мельницу именно этому мерзкому типу. И тогда он даже десятку пожалеет.
Но и бояться его не стоило. Или хотя бы
– Всего доброго, - послала я графского мельника.
– Вон дыра в заборе - назад и с песней. Я сказала - месяц. А там - посмотрим.
– Посмотрим, посмотрим, - пообещал он и с кряхтеньем протиснулся обратно за изгородь.
– Только когда будем смотреть, я десятки точно не дам. Восемь серебром - красная цена вашему хлеву!
– Там разберемся, у кого хлев, - крикнула я ему вслед, когда он, широко шагая и зло размахивая руками, двинулся к дороге, где стояла коляска, запряженная каурой лошадью.
– Ух ты, - услышала я за спиной и оглянулась.
Мамаша Жонкелия стояла с охапкой стираного белья и тоже смотрела вслед мельнику.
– С чего - «ух»?
– спросила я, ещё не остыв от короткого, но динамичного разговора.
– «Ух» - потому что Эдит так точно не заговорила бы, - пояснила Жонкелия.
– Настоящая Эдит заплакала бы. Может, жаловаться бы начала.
– Предлагаете мне плакать и жаловаться?
– спросила я с вызовом.
– А это уж сама решай, - ответила она, поудобнее перехватывая белье и направляясь в дом.
– Мне главное, чтобы Эдит была жива-здорова. И деньжонками разжиться, чтобы за аренду заплатить. За два месяца заплатим, значит, ещё три месяца у нас есть...
– Отчего же - за два месяца?
– сказала я и снова уперла руки в бока.
– Заплатим за один. А вторую монету пустим в дело. Как говорится - не надо зарывать серебряные таланты в землю.
Жонкелия чуть не выронила только что стираное белье и посмотрела на меня подозрительно:
– Ты что это задумала?
– спросила она, насупившись.
– Заплатим за два месяца и сможем жить здесь до зимних праздников.
– Мамашенька, да мы тут через месяц ноги протянем от голода и холода, - я ополоснула руки в бочке, стоявшей под стрехой, подошла к старухе и забрала белье.
– И где вы потом собираетесь брать деньги, чтобы заплатить вашему графу? Снова будете клянчить у судьи? Лучше бы вышли за него замуж - и клянчите себе на законных основаниях.
– Вот сама и выходи, - огрызнулась Жонкелия.
– А деньги пойдут за аренду. И хватит мять стираное! Сложи его уже куда-нибудь.
– Обязательно сложу, - пообещала я ей.
– Но аренду мы оплатим за один месяц. А завтра вы поведете меня в лавку, на ярмарку - что тут у вас есть. Мне надо посмотреть ваши цены и сделать покупки.
– Покупки?!
– её чуть не хватил удар.
– Ты спятила? Какие покупки, если у тебя денег -мышь наплакала?
– Узко мыслите, - поругала я её.
– У нас тут золотое дно, а мы на муку намолоть не можем. Завтра надо посмотреть, что с колесом. Позовем плотников.
Она посмотрела на меня как-то странно и фыркнула: - Ну, зови.
В этот вечер я засыпала на неудобном тощем матрасе, укрывшись лоскутным одеялом, которое было мне коротко и приходилось сворачиваться клубочком, чтобы пятки не мерзли, а под головой у меня была подушка, набитая сеном и ветошью. Пусть белье было выстирано, оно все равно хранило чужой запах, а я с непривычки вздрагивала всякий раз, когда задевала шершавыми руками за щеку или плечо.
Окно мы с Жонкелией не стали заколачивать, а занавесили мешковиной, и было слышно, как вода льется на неподвижное мельничное колесо - будто кто-то вполголоса напевает монотонную песенку.
– Этот с зубочисткой - он ведь графский мельник?
– спросила я у Жонкелии, когда она погасила свечу и легла на другую кровать, отвернувшись лицом к стене.
– Да, Закхей Чарлтон, - ответила старуха.
– У него на мельнице восемь работников и четыре жернова. А у тебя работники разбежались, а жерновов только два, и они стоят.
– Но они ведь работали, - вполне резонно заметила я.
– Значит, заработают снова. Устроим стратегию под кодовым названием «Весёлая мельница».
– Что?
– она приподняла голову, чтобы на меня посмотреть.
– Ты точно - тронутая!
– Спите уже, нормальная вы наша, - проворчала я и тоже повернулась лицом к стене.
Жонкелия уснула почти сразу, а я лежала и слушая, как плещется озеро, вспоминала про Витьку. Что там с этим балбесом произошло, когда я не вынырнула? А если потом вытащили мое тело? Витьку привлекут за непредумышленное убийство? Или спишут на несчастный случай? А если я найду путь домой - куда буду переселяться? Вряд ли мое тело любезно сохранят для меня в целости и сохранности, как фараонову мумию.
От этих мыслей становилось совсем несладко, и я предпочла не думать ни о чем, чтобы не бояться и не испытывать угрызений совести. Не надо думать о прошлом, надо сосредоточиться на том, что сейчас. Конечно, жизнь в условиях средневековья - это почище чем выйти без шлема против Кости Цзю. Идею поправить материальное положение посредством выгодного брака я исключила сразу. Во-первых, вид у меня сейчас совсем не товарный. Во-вторых, семейная жизнь для женщины вплоть до середины ХХ века была рулеткой - повезет или нет. Подхватишь венерическую болезнь - смерть. Тяжелые роды -смерть. Нет, я не Скарлетт, чтобы продаваться за лесопилку. Тем более, у меня есть мельница.
Мельница!
Вот отсюда и надо плясать.
Светик, отнесись к жизни в этом мире, как к игре. Типа - прикольное приключение. Вроде реалити-шоу «Выживи на необитаемом острове». Конечно, мне не разрешили бонусом забрать с собой косметичку, любимую сковородку и нижнее белье, но по сравнению с тем же «Робинзоном Крузо» - положение у меня гораздо лучше. Не надо строить частокол, не надо жить в палатке. Крыша над головой есть, печка есть. Правда, готовить в этой печке нечего...
Я приободрилась и даже подосадовала, что сейчас ночь. Хотелось сразу бежать и запускать это чертово колесо, которое почему-то перестало крутиться. Мозгов у меня для этого точно хватит. А что? Получилось у Бриско - получится и у меня.