Мелодия моей любви
Шрифт:
– Ерунда какая-то, – пробормотала Лида и нажала кнопку звонка.
– Здравствуйте, Лидочка, – бодро приветствовала девушку хозяйка, энергичная дама с пестрой стрижкой и огромным колье из металла и камней, кольчугой лежавшим на кашемировой груди. – Заходите, заходите! Как доехали, как Петербург?
– Спасибо, дождь, – ответила Лида и огляделась.
В темноватой квадратной прихожей соседствовали металлическая рогатая вешалка и великолепный ободранный комод цвета засахарившегося варенья.
– Не разувайтесь! – потребовала
Но Лида уже расстегнула сапоги и зачарованно погладила округлый край старинного комода.
– Отдаем вместе с комнатой, – щедро повела рукой дама. – Так сказать, бонус. Всю мебель, которая здесь, можете забирать, все, что нам было нужно, мы уже вывезли на дачу.
– Ой, спасибо, я комод обязательно возьму, – заулыбалась покупательница.
Почему-то и владелица жилья, и Лида уже знали: сделка состоится, осмотр квартиры – чистая формальность, экскурсия.
Две высокие истертые ступеньки вели из прихожей в комнату и коридор.
– Ваша доля – там, – указала хозяйка в сторону коридора.
Лида перешагнула ступеньку, миновала кухню, отворот в ванную и, похоже, кладовую.
Коридорчик сузился и обогнул буквой «Г» помещение с окошком над дверью.
Над окошком стоял косой нимб весеннего света.
– Вот, пожалуйста, – распахнула владелица низкую дверцу, и Лида вошла в маленькую солнечную комнатку: все как на снимке – эркер с тремя рамами на длинных старинных шпингалетах, в проеме на полу – цветущая китайская роза, справа – допотопный платяной шкаф с двумя выдвигающимися снизу ящиками и приоткрытой створкой, слева, торцом к окну, диван-книжка.
– Да, я беру, – быстро сказала Лида. – Как мы теперь с деньгами решим?
– Схема отработана, не мы первые, не мы последние: встречаемся в банке, кладете всю сумму в присутствии нашего юриста в сейфовую ячейку… Вы когда сможете с деньгами подъехать? Неделя – максимум, а то у нас участок накроется, – припугнула дама.
– Хорошо, – согласилась Лида и любовно оглядела московскую собственность.
Потом они с хозяйкой пили жасминовый чай, и Лида расположила даму рассказом о работе звукооформителя.
– Обалдеть! – то и дело роняла владелица квартиры, разгоняя клубы сигаретного дыма. – Крахмал, кто бы мог подумать? У нас, конечно, все проще: я работаю в ревизионном управлении Министерства внутренних дел, супруг – в Горбачев-фонде. Напряженный повседневный труд, практически рутина. А я ведь тоже мечтала о творческой профессии!
Налили еще по чашечке чаю.
Потом хозяйка сварила кофе с гвоздикой и корицей.
Под вторую турку на свет выплыл бальзам.
Лида отнекивалась, хозяйка бодро говорила: «А я выпью!» – плескала тягучий травяной настой в кофе и резала мягкий сыр с нежной ватной плесенью.
Около полудня Лида еще раз заглянула в комнатку, прижалась щекой к пурпурному бутону китайской розы и, почти по-родственному распрощавшись с владелицей жилья, пошла гулять по столице.
В двух шагах от будущей собственности обнаружился знаменитый Крымский мост.
Боже, какой невероятный шум, ликовала Лида: чудовищный скрежет конструкций, песня стальных канатов, стеклянный плеск темной воды, стрельчатый крик чайки, росчерки гудков, шорох черных крон, расплывающийся, как слеза на прощальном письме.
Обрывки звуков цеплялись за ветви, сыпались бусинами, взвивались в небо, облепляли лицо и волосы, оседали на воротнике.
В парке по соседству девушка нашла и подобрала первые звуки своей будущей московской фонотеки: в пакетик в сумочке легли журчание и болтовня за стеной.
Через восемь дней она вновь приехала в Москву, встретить на Ярославском вокзале родителей: родня везла деньги.
Первым из вагона, озираясь, вышел папа: левая рука крепко сжимала ворот длинного драпового пальто, правая была засунута глубоко в карман.
У мамы на шее висела черная сумка, привязанная шарфом.
Дед, также державший правую руку в кармане, прикрывал тыл.
Бабушка осталась дома с тайным маминым наказом: держать зажженной свечу и молиться Николаю Чудотворцу – только чудо могло защитить Гречининых от московских организованных преступных групп, крышуемых оборотнями в погонах, которым, несомненно, сольют информацию о покупке комнаты.
– Привет, Лидуша! – сказали папа и дед, не высвобождая рук, сжимавших старый ножик с выкидным лезвием и самодельный кастет на бельевой резинке.
Мама привстала на цыпочки и, прижимая сумку, торопливо чмокнула дочь в щеку.
– Такси! – гаркнул компании пенсионер в камуфляже.
Мама шарахнулась в сторону.
Лида едва сдерживала смех.
В метро родственники держались кучно.
Наконец добрались до банка в переулках Остоженки.
Папа и дед, пунцовые от напряжения, торопливо прошли в помещение перед кассой.
Папа рассупонил пальто, залез под свитер, заправленный в брюки, запустил руку в противорадикулитный пояс из собачьей шерсти и извлек стянутую резинкой пачку разноцветных евро. Дед по очереди задрал штанины и вытащил из сетчатых бинтов, прикрытых длинными носками ручной вязки, еще две пачки банкнотов. Мама расстегнула сумку, болтавшуюся на шее, и достала завернутый в молочный пакет рыжий кирпич пятитысячных купюр.
Через двадцать минут сделка состоялась.
Хозяйка торжественно вручила Лиде связку ключей от подъезда и квартиры, сообщила, что срочное оформление документов обошлось в полторы тысячи долларов, и пожелала всем удачи.
Ее супруг, веселый лысый колобок в модных узких очках, потер руки и подмигнул компании:
– Самое время отметить! Под четыре угла, так сказать! Я тут один подвальчик знаю…
Дед и папа оживились.
Но женщины дружно зашумели, и мужчины со вздохом отступили.