Меловой человек
Шрифт:
— Ты действительно в порядке?
Что-то было такое в его выражении лица, глазах и даже голосе, что я не смог снова ему солгать. Я затряс головой, чувствуя, как опять подступают слезы.
— Я так и думал. — Он сжал губы. — Больше всего на свете ненавижу таких хулиганов. Знаешь, что самое главное в хулиганах?
Я снова потряс головой. Тогда я почти ничего ни о чем не знал. Я чувствовал себя очень слабым. Меня трясло. Живот болел, голова болела, меня переполнял стыд. Мне хотелось вымыть рот отбеливателем, скрести и драить себя, пока не сотру кожу
— Они все трусы, — сказал мистер Хэллоран. — А трусы всегда получают по заслугам. Есть такая вещь — карма. Слышал про нее?
Я в который раз потряс головой. Теперь мне хотелось, чтобы мистер Хэллоран поскорее ушел. И в то же время — нет.
— Это значит: «Что посеешь — то и пожнешь». Если ты сделал что-то плохое, рано или поздно оно вернется к тебе и укусит за зад. Этого парня карма тоже нагонит. Можешь не сомневаться.
Он положил ладонь мне на плечо и коротко сжал его. Я выдавил из себя слабую улыбку.
— Это твой велосипед?
— Да, сэр.
— Не хочешь отвезти его домой?
Я собрался было ответить «да», но чувствовал себя слишком уставшим для этого, поэтому просто стоял и не двигался. Мистер Хэллоран сочувственно улыбнулся.
— Моя машина там. Бери велосипед, я тебя подвезу.
Мы пересекли дорогу и подошли к его машине. Синяя «Принцесса». На парковке у «Спара» тени не было, так что, когда он открыл дверцу, на нас дохнуло зноем. К счастью, сиденья в машине были обиты тканью, а не резиной, как в папиной машине, и когда я сел, ноги не обжег. И все же я чувствовал, как футболка прилипает к телу. Мистер Хэллоран сел на водительское сиденье.
— Фу! Жарковато, да?
Он опустил стекло на окне. Я сделал то же самое со своей стороны. Когда мы тронулись, в салон влетел прохладный ветерок. Но даже несмотря на это, сидя в этом запертом разогретом пространстве, я чувствовал, как от меня исходит ужасающая вонь пота, крови, грязи и еще бог весть чего. Мама меня убьет. Я так и слышал ее: «Бог ты мой, что случилось, Эдди? Ты что, подрался? Ты же весь грязный, взгляни на свое лицо! Кто это с тобой сделал?»
Она наверняка захочет выяснить, кто это сделал, а когда она возьмется за это, начнется жуткая жуть. Я почувствовал, как моя душа медленно двинулась в направлении пяток.
Мистер Хэллоран взглянул на меня:
— Ты в порядке?
— Мама, — выдавил я из себя. — Она просто взбесится.
— Но ты же не виноват в том, что случилось.
— Это не важно.
— Если ты ей скажешь, что…
— Не могу я ей сказать.
— Ладно.
— Ей и так непросто в последнее время. Из-за всего… этого.
— А! — Он сказал это таким тоном, словно прекрасно понимал, что значит «все это». — Вот что. Давай-ка мы заедем сначала ко мне и ты немного приведешь себя в порядок.
На перекрестке он притормозил и посигналил, но вместо того чтобы повернуть налево, в сторону моего дома, повернул вправо. Еще пара поворотов, и мы подъехали к маленькому выбеленному коттеджу.
Мистер Хэллоран улыбнулся мне:
— Пойдем, Эдди.
Внутри коттеджа царили темнота и прохлада. Все занавески были задернуты. Входная дверь вела прямо в небольшую гостиную. Мебели здесь оказалось немного: пара кресел, кофейный столик и маленький телевизор на стуле. Пахло тоже странно — травами и еще чем-то. На кофейном столике стояла пепельница — в ней валялись два белых окурка.
Мистер Хэллоран тут же схватил ее:
— Пожалуй, избавлюсь-ка я от этого. Ванная комната наверху.
— Ага.
Я поднялся по узкой лестнице. Наверху обнаружилась тесная ванная комната, вся в зеленом цвете. Прямо у самой ванны и возле унитаза лежали бледно-оранжевые коврики. К стене над раковиной крепился маленький зеркальный шкафчик. Я закрыл дверь и посмотрел на свое отражение. К носу присохли сопли, щеки были измазаны в грязи. Какое счастье, что мама не увидит меня таким! Иначе бы я весь остаток каникул провел в заточении — в своей комнате и в саду на заднем дворе. Окунув в теплую воду полотенце, найденное у раковины, я принялся тереть свое лицо. Вода темнела по мере того, как я становился чище.
Я снова взглянул на свое лицо. Уже лучше. Почти нормальный вид. Я вытерся большим колючим полотенцем и вышел из ванной.
Если бы я просто спустился по лестнице, как и должен был, тогда все было бы в порядке. Я вернулся бы домой и забыл об этой встрече. Но я вдруг понял, что стою и неотрывно смотрю на две другие двери на этом этаже. Обе были закрыты. Мне стало любопытно, что там, за ними. Ничего ведь не случится, если я взгляну разок?
Я взялся за ручку, повернул и открыл ближайшую дверь.
Оказалось, что это не спальня. Мебели там не было вообще. В центре комнаты возвышался мольберт, накрытый грязной простыней. А вокруг него, прислоненные к стенам, стояли картины. Много-много картин. Некоторые были написаны мелками, или как их там называл мистер Хэллоран, но все остальные — краской, жирной густой краской.
Почти на всех картинах были изображены только две девушки. Одна — бледная и светловолосая, во многом похожая на самого мистера Хэллорана. Красивая, но грустная, как будто кто-то сказал ей что-то неприятное и она изо всех сил старалась не показывать обиду.
Другую девушку я сразу узнал. Это была Девушка с Карусели. На первой картине она в белом платье сидела боком к окну. Виднелся только ее профиль, но я сразу же понял, что это она — и она была прекрасна. Следующая картина отличалась от этой. Девушка с Карусели сидела в саду, в симпатичном длинном сарафане, вполоборота к художнику. Шелковые каштановые волосы волнами спадали на плечи. Выделялись плавная линия ее подбородка и один большой миндалевидный глаз.
На третьей картине ее лицо было видно еще лучше. Точнее, та его часть, которую срезал осколок металла. Но она уже не выглядела так ужасно, потому что мистер Хэллоран постарался смягчить все шрамы, так что они напоминали разноцветную мозаику. Волосы наполовину прикрывали поврежденный глаз. Она снова казалась почти прекрасной, просто эта красота была несколько иной.