Меловой человек
Шрифт:
Я не могу уснуть. И не только потому, что перебрал вина и спагетти, отчего страдаю расстройством желудка.
«Я знаю, кто ее убил».
Потрясающе. Майки сознавал, что именно такой эффект это и произведет. Но правду так и не раскрыл.
— Пока что не могу сказать. Сначала мне нужно кое-что прояснить.
«Вот дерьмо», — подумал я тогда. Но все же кивнул. В тот момент я просто оцепенел от шока.
— Я дам тебе переспать с этой мыслью, — сказал Майки перед уходом. Он был без машины и не позволил мне вызвать ему такси. Остановился
— Думаю, мне не помешает прогулка, — пояснил он.
Я не был в этом так уверен, потому что на ногах он держался весьма нетвердо. Но все-таки согласился. В конце концов, было не так поздно, да и он уже не ребенок.
После того как он ушел, я загрузил грязную посуду в посудомойку и удалился в гостиную, прихватив большую бутылку бурбона, — чтобы подумать о его предложении. Возможно, я задремал разок. Или даже два. Просто прикрыл глаза. Послеобеденная дрема — это проклятие всех людей средних лет.
Я вздрогнул и проснулся, когда услышал, как где-то наверху поскрипывают ступени старой лестницы.
Хлоя сунула голову в дверь:
— Привет.
— Привет.
Она переоделась в пижаму. На ней была мешковатая футболка поверх мужских пижамных штанов и сползающих с ног носков. Темные волосы были распущены. Она выглядела сексуальной, уязвимой и неряшливой одновременно. Я уткнулся в бутылку бурбона.
— Ну как прошло? — спросила она.
Я подумал секунду:
— Интересно.
Она шагнула в комнату и уселась на подлокотник кресла.
— Валяй.
Я отпил из бутылки.
— Майки хочет написать книгу. Или даже сценарий для ТВ-шоу — о том, что здесь произошло. И ему нужна моя помощь.
— Интригующе.
— Не то слово.
— И?
— Что — и?
— Я так понимаю, ты сказал ему «да»?
— Я ничего ему не сказал. Я не уверен, что хочу этого.
— Почему?
— Потому что слишком много «но». Например, я не знаю, как отреагируют местные жители на то, что мы ворошим прошлое. Еще есть Гав и Хоппо. И наши близкие.
«И Никки, — подумал я. — Интересно, он говорил с Никки?»
Хлоя нахмурилась:
— Ясно-понятно. Ну а что насчет тебя самого?
— Меня?
Она вздохнула, наградив меня таким взглядом, что я почувствовал себя туповатым ребенком.
— Это же отличная возможность для тебя. Да и деньги, думаю, лишними не будут.
— Дело не в этом. К тому же пока все это вилами по воде писано. Такие задумки, как правило, быстро выкидывают на обочину.
— Да, но иногда можно и рискнуть.
— Серьезно?
— Да. Иначе никогда ничего не добьешься. Так и просидишь в коконе, вместо того чтобы прожить жизнь на всю катушку.
Я поднял бокал:
— Что ж, спасибо за совет. Мудрый совет от того, кто живет в захолустье и работает на полставки в магазине дерьмовой одежды. Ты знаешь, как жить на всю катушку.
Она встала и направилась к двери.
— Ты надрался. Я иду спать.
Меня захлестнул стыд. Я идиот.
— Прости.
— Да забей. — Она бросила мне кислую усмешку. — Утром ты все равно ничего не вспомнишь.
— Хлоя…
— Проспись, Эд.
«Проспись». Я переворачиваюсь на бок, а затем снова на спину. Хороший был бы совет. Если бы я мог спать.
Пытаюсь улечься на подушку, но это плохая идея. Желудок скрутило жгутом. Надо поискать антациды. Кажется, были где-то. Кажется, на кухне.
Я нехотя спускаю ноги с кровати и ползу вниз. Включаю на кухне свет, и он обжигает мои воспаленные глаза. Щурюсь и роюсь в ящиках. Скотч, «Блю-так»,[17] ручки, ножницы, какие-то ключи, болтики и колода старых игральных карт. В конце концов я нахожу антациды — они лежат на самом дне ящика, рядом с пилочкой для ногтей и старым штопором.
В упаковке осталась всего одна таблетка. Пожалуй, хватит. Я закидываю ее в рот. Странно, она должна быть фруктовой на вкус, но вместо этого кажется, будто я жую кусочек мела.
Возвращаюсь обратно в коридор и в этот момент замечаю сразу две вещи: в гостиной горит свет. А еще откуда-то исходит странный запах. Сладкий и в то же время противный и тошнотворный. Как будто что-то гниет.
Знакомый запах.
Я делаю шаг вперед и внезапно наступаю на что-то шершавое, похожее на песок. Смотрю вниз. Пол весь в земле. Похоже на след. Как будто что-то протащилось по полу и оставило после себя земляной след. Что-то, вылезшее из холодных темных глубин, кишащих червями…
Я сглатываю. Нет. Нет, это невозможно. Просто мое сознание решило сыграть со мной шутку. Откопало старый кошмар, приснившийся двенадцатилетнему мальчишке с буйной фантазией.
Осознанный сон. Вот как это называется. Сон, который кажется ужасающе реальным. В таком сне можно заниматься вполне обычными вещами, и они будут только подпитывать эту иллюзию. Например, разговаривать, готовить, набирать ванну… или делать кое-что другое.
Все это не настоящее. Если не считать совершенно реальных комочков грязи между пальцами и привкуса мела во рту. Мне просто нужно проснуться. Проснись. Проснись! К сожалению, теперь проснуться настолько же непросто, насколько недавно тяжело было заснуть.
Я делаю еще один шаг и касаюсь ладонью двери, ведущей в гостиную. Ну конечно. Ведь это сон. А такие сны, как этот, — плохие — нужно проходить до конца. И этот путь, извилистый и узкий, ведет сквозь темную чащу прямиком в пряничный домик, стоящий на самом дне нашего рассудка.
Я толкаю дверь. Здесь тоже холодно. И это не обыденный, нормальный холод. Не привычный холодок ночного дома. Этот холод пробирает до костей и смерзается в ледышку у вас в кишках. Это холод, порожденный ужасом. И запах здесь просто сбивает с ног. Я не могу дышать. Мне хочется попятиться и выйти из комнаты. Хочется сбежать. Кричать. Но вместо этого я просто включаю свет.