Мемуары белого медведя
Шрифт:
Матиас не принадлежал к моим дальним родственникам и, разумеется, не был моим биологическим отцом. Белый волк заявил, что у нас с Матиасом нет ничего общего. Мы были разными с ног до головы. Волк кичился тем, что члены его семьи выглядят одинаково, будто скопированы друг с друга. Однако я обожал Матиаса за то, что он ухаживал за таким существом, как я, и заботился обо мне, таком непохожем на него. Волк отвечал только за увеличение своей семьи. Матиас, напротив, смотрел вдаль, его взор достигал Северного полюса. Матиас всегда был со мной, целыми днями уделял мне внимание, хотя дома его ждали очаровательная жена и славные дети, которым он передал свои гены. Он был со мной не из-за того, что я хорошенький.
В те дни за мной наблюдали миллиарды встревоженных глаз. Если бы я умер, выхлопные
Происходящее напоминало историю мифического героя, но я ведь был совершенно беспомощен. Я лежал, жалкий, как ощипанный цыпленок. По телевизору крутили видеозаписи со мной новорожденным. Мои глаза еще были закрыты, уши, которые пока ничего не слышали, безвольно свисали, а четыре конечности были так слабы, что не могли даже оторвать живот от пола. «Почему ребенок родился на свет так рано? Может, ему следовало бы провести в утробе еще какое-то время?» Телезрители наверняка задавали себе эти вопросы. Будь у меня такая возможность, я стал бы отрицать, что на видео показывают меня.
Вопрос, почему Тоска отказалась кормить меня, пришел мне в голову не сразу. Вероятно, у матери были на то свои причины, которые мне еще предстояло выяснить. Как правило, дети не понимают того, что творится в головах родителей. Строить домыслы бесполезно. Это один из принципов природы. Меня больше интересовало, почему млекопитающее создано таким, что не может выжить без грудного молока. Допустим, новорожденный птенец обойдется и без матери, если отец принесет ему вкусных червячков. А вот дети млекопитающего должны сосать материнское молоко, как явствует из их названия. Вскормить их можно только молоком. Полагаю, это один из ответов на вопрос, почему мы вынуждены все время вспоминать молочное прошлое и не можем быть свободными, как птицы.
Еще я не понимал, почему молоко вырабатывает исключительно самка. Если бы мой отец Ларс тоже мог кормить молоком, моя жизнь сложилась бы иначе. Но в результате вся вина легла на плечи Тоски.
Цирк восстает против несправедливости природы. Шляпа производит на свет голубей по команде фокусника. Акробат перескакивает с трапеции на трапецию как с ветки на ветку, хотя не родился обезьяной. Дрессировщик заставляет животных, которые боятся огня, прыгать через горящее кольцо. А Матиас выжимал молоко из своих пальцев. Однажды я видел по телевизору выступление восточноазиатского цирка. Из кончиков пальцев женщин, переодетых фазанами, хлестали струи воды. Блестящее представление! Матиас делал то же самое, если не больше. Хотя я очень рано разгадал его трюк с молочной бутылкой, это не изменило ни моей благодарности, ни уважения к Матиасу. Без трюков волшебства не бывает. Матиас не просто поил меня молоком. Он все время беспокоился обо мне, проверял, не слишком ли мне жарко, не слишком ли мне холодно, не поранился ли я головой об острый край какого-нибудь предмета. Он никогда не уходил домой, оставался со мной и заботился обо мне сутками напролет. Когда настало время отлучения от бутылки с молоком, он каждый день предлагал мне вкусные трапезы, чтобы облегчить отвыкание.
Матиас дарил мне чувство, что я никогда не останусь один. Он купал меня, сушил полотенцем. Старательно готовил пищу и терпеливо ждал, когда я закончу есть. Он никогда не подгонял меня. Собирал остатки еды, которые я разбрасывал повсюду, и мыл пол. Сидел рядом со мной, когда я смотрел телевизор, и давал характеристики людям, которые снимались в телепередачах. Прыгал в холодную воду, чтобы учить меня плаванию. Он каждый день читал мне газеты, а однажды исчез, даже не попрощавшись со мной.
Мне в клетку продолжали доставлять газеты. Полагаю, об этом тоже похлопотал Матиас. Чаще всего приносили одну из бесплатных берлинских газет со множеством фотографий и минимумом текста. Большинство статей были непонятными, а некоторые — душераздирающе грустными. Я не находил ни одной статьи, которая порадовала бы меня. Тем не менее, стоило мне уткнуться носом в газету, меня было не оторвать от чтения.
Роковая новость тоже дошла до меня в виде газетной статьи: Матиас мертв. Умер от сердечного приступа. Сначала я не мог понять, что это значит. Я перечитал заметку несколько раз. Внезапно до меня дошло, что я больше никогда не увижу Матиаса. Конечно, даже если бы он продолжал жить, мы вполне могли бы больше не встретиться. Но я мог бы верить, что однажды все-таки увижу его. Люди называют это «мог бы» надеждой. Мое «мог бы» умерло.
В статье сообщалось, что у Матиаса развился рак почки, а затем произошел инфаркт. Он умер мгновенной смертью, хотя это был его первый инфаркт. Почему он не пришел ко мне, пока его сердце еще билось? Он мог бы подмешать немного своей слюны в мою еду как символ своей любви. Это много бы для меня значило. Он мог бы спрятаться в толпе и окликнуть меня по имени. Я услышал бы.
В газете предлагали купить капусту и свеклу. Среди рекламируемых товаров я не обнаруживал почти ничего питательного для себя, и все же, поскольку у меня не было другого источника информации, я каждый день сгрызал ее до последнего уголка.
Однажды я прочитал чье-то мнение, что смерть Матиаса произошла по моей вине. Дескать, я подменыш, дьявол заменил мной настоящего ребенка. Матиаса пытались вразумить, но он не хотел возвращаться к настоящему ребенку и остался с Кнутом, которого считал своим настоящим ребенком. Матиас был одержим дьяволом. Я не знал ни одного животного, называемого дьяволом, потому что этот вид не был представлен в зоопарке. В другой статье журналист утверждал, что я истощил жизненную силу Матиаса. Вероятно, речь шла о молоке, которое я пил каждый день. Говорили, что на похоронах Матиаса присутствовали только самые близкие. Меня не позвали. Я не знаю, что именно люди делают на похоронах. Возможно, во время церемонии родные умерших ощущают близость к покойному. Но никто другой не был так близок с Матиасом, как я, а меня не пригласили, и причина навсегда осталась мне неизвестной.
Я читал интервью с Кристианом, в котором он говорил: «Матиас переживал хронический стресс». Опять этот стресс. Стресс обвиняли в том, что мать отвергла меня, а Матиас потерял жизнь, но зверя под названием «стресс» не существует. По крайней мере, в нашем зоопарке. Должно быть, это фантастическое животное, которое люди выдумали, как будто им мало реальных зверей. Я хотел бы поговорить на эту тему с малайским медведем, но, поскольку был разлучен с Матиасом, мне не разрешали одному гулять по зоопарку, и я больше не мог ни с кем беседовать. Находясь в отдалении от других зверей, я был вынужден сосредоточивать внимание на звуках, которые производят растения. Шелест листьев на деревьях успокаивал меня, хоть я и не понимал их языка. Воздух снаружи был горячим даже в тени. Температура моего тела поднималась при малейшем движении, и я чуть не взрывался. Приходилось спасаться от жары в бассейне.
Когда я входил в воду, публика аплодировала и наставляла на меня фотоаппараты. Я так и не мог догадаться почему. Купание быстро надоедало мне. Видимо, посетителям тоже было неинтересно наблюдать за скучающим медвежонком. Количество зрителей за последнее время резко упало. Как-то дождливым утром на меня смотрел один-единственный человек. Он не отрывал взгляда ни на миг, даже когда его руки неуклюже раскрыли черный зонтик и подняли его над головой. Порыв ветра донес до меня запах человека, и он показался мне знакомым. Кто же это? Я вытянул нос как можно дальше, нетерпеливо принюхался, сделал глубокий вдох. Это был Морис, ночной заместитель Матиаса. В былые времена он читал мне книги. Я мотнул ему головой, и Морис помахал мне.