Мемуары белого медведя
Шрифт:
После смерти Матиаса начались неприятности. Больше всего на свете мне хотелось закутаться в черное одеяло скорби и в одиночестве проживать свою боль, пока она не улетит от меня, но вместо этого мне приходилось всеми конечностями защищаться от мирского зла. Одной из самых больших проблем было наследство. А я и не подозревал, что Матиас мне что-то завещал. Как я мог претендовать на чьи-то деньги, если не получал даже своей доли в прибыли, которую приносил зоопарку? Тяжба шла не между мной и зоопарком, а между двумя зоопарками. Они спорили по поводу того, что принадлежало мне по закону, но меня даже не вызвали в суд в качестве свидетеля. Мне оставалось только следить за процессом в газетах и с каждым днем опускать голову все ниже. Зоопарк в Ноймюнстере, в котором жил мой отец Ларс, подал в суд на Берлинский
Кто владеет отцом, владеет и сыном, а следовательно, и его имуществом — одна из газет ссылалась на некий закон, устанавливающий это право собственности. В другой газете журналист писал, что этот отсталый закон нельзя применять в современном обществе. Как бы то ни было, Ной-мюнстерский зоопарк утверждал, что я вместе со своим имуществом принадлежу ему. Берлинский зоопарк сдался и предложил Ноймюнстерскому компенсацию в сумме триста пятьдесят тысяч евро и ни цента больше. По крайней мере, таково было положение дел, о котором я узнал из прессы.
Никогда прежде мне и в голову не приходило, что я могу быть объектом торговли. Выяснилось, что благодаря моей популярности в зоопарке бывает намного больше людей, чем раньше, а кроме этого, в продаже имеются самые разные «товары с Кнутом», которые тоже пользуются успехом у покупателей. Уже проданы десятки тысяч игрушечных белых медвежат с моей физиономией — маленький пластмассовый Кнут, Кнут среднего размера, пушистый Кнут, огромный Кнут… Должно быть, всякий раз, когда полки с моими подобиями пустели, к черному ходу подъезжал грузовик с новой партией Кнутов. Все клоны носили имя Кнут. Я представил себе всех этих Кнутов, и мне захотелось кричать: «Вот же я — единственный настоящий Кнут!» Но меня никто не слушал. Помимо игрушек, мое изображение украшало брелоки для ключей, кружки, футболки, рубашки, свитеры и DVD-диски. В телепередаче я слышал, что желающие могут приобрести CD-диски с песнями Кнута. Игральные карты, в которых головы королей были заменены моей, чайники с ручками в виде меня. Тетради, карандаши, сумки, рюкзаки, пластиковые чехлы для мобильных телефонов, кошельки: моя мордочка мелькала всюду.
Газеты регулярно писали о людях, которые постоянно увеличивают свое состояние, строят великолепные особняки, ходят на вечеринки в черном, красном и золотом, в бархате и шелке, вставляют в уши пуговицы, украшенные драгоценными камнями, позируют фотографам. До денег мне дела не было, но одна статья взбудоражила мой разум. В ней говорилось об аресте некоего господина, подозреваемого в коррупции. Он якобы внес залог в сумме сто тысяч евро и был временно освобожден. Помнится, Матиас говорил мне о чем-то подобном. Человек может выкупить себя, по меньшей мере на определенный период. Нельзя ли мне тоже заплатить и обрести свободу от клетки?
С утра на игровой площадке было еще довольно прохладно, но, стоило солнцу достигнуть зенита, неумолимая жара усиливалась с каждой минутой и делалась особенно мучительной. От раздумий о «товарах с Кнутом» и связанных с этим судебных разбирательствах голова моя шла кругом, а ум кипел. Накрыв уши лапами, я попытался успокоить дыхание и вдруг услышал, как кто-то сказал за забором:
— Ох уж этот экономический кризис! Даже у Кнута из-за него голова болит.
Но однажды игральный кубик моего настроения перевернулся, и на нем выпало счастливое число. За завтраком я вдруг ощутил запах знакомого человека — Мориса; на подносе с едой я обнаружил письмо, нетерпеливо распечатал конверт и прочел, что меня зовут на торжественный прием к некоему бургомистру. Завтра вечером Морис заедет за мной. В виде исключения зоопарк позволит мне ненадолго покинуть его стены, потому что господин, пригласивший меня на праздник, играет важную роль в жизни зоопарка, но, поскольку мероприятие носит частный характер, мою отлучку необходимо будет сохранить в секрете. Прием состоится в роскошном отеле на берегу одного из берлинских озер. С просторной террасы на седьмом этаже открывается прекрасный вид на живописные окрестности. Лимузин заедет за Морисом, а потом за мной в зоопарк и доставит нас в назначенное место.
Мы с Морисом вышли из лимузина. Солнце садилось, озеро в зеленой рамке выглядело чудесно, и, глядя на эту умиротворяющую картину, я впервые за долгое время ощутил в своих легких свежий прохладный воздух. Меня охватила безмятежная радость. Перед входом в отель стояли два охранника в униформах цвета зеленой сосны, игриво обернувшие верхнюю часть тела кожаными лентами. Я почти улыбнулся им, но их взгляд, направленный на нас с Морисом, был строгим и надменным. В противном случае я бы поинтересовался у них, настоящие они полицейские или только актеры.
Морис взял меня за правую лапу и повел через пустынный вестибюль. Грандиозных размеров люстра свисала с потолка и излучала в пространство желтоватый свет.
Устройство лифта было мне знакомо из телепередач, но ехал я на нем первый раз в жизни. Когда металлические двери лифта снова открылись передо мной, я очутился в другом мире и никак не мог понять, реален ли он.
Помещение было битком набито беседующими гостями. Их голоса жужжали в моем мозгу, точно пчелиные рои. По воздуху плыл сладкий аромат поджаренного мяса. Я ничего не видел сквозь толпу. Кругом одни спины, животы и задницы! На людях были брюки и рубашки. Морис куда-то тянул меня. Неожиданно перед нами возник мужчина. Его лицо было горячим, а костюм холодным и элегантным. Я засмотрелся на этого господина, а он ткнул мне своей улыбкой в глаза и поцеловал в щеку. Гости зааплодировали — видимо, наблюдали за нами. Морис поздравил мужчину с днем рождения и вручил ему коробку с большим бантом. На упаковочной бумаге повторялась фотография, на которой был изображен я! Господин поблагодарил нас, снова чмокнул мою щеку и, не распаковывая подарка, передал его молодому человеку, который стоял навытяжку рядом с ним. Затем мне дали бокал, на две трети заполненный светло-желтой жидкостью. Именинник чокнулся со мной, раздался нежный звон. Господа в помещении разом подняли бокалы и воскликнули:
— Ура!
Я стал рассматривать бокал. Крошечные пузырьки, прилипающие к его внутренней стенке, один за другим отделялись от нее и поднимались на поверхность, соприкасались с воздухом, лопались и исчезали. Я бы и дальше любовался пузырьками, но Матиас забрал у меня бокал и шепнул, что мне лучше не пить шампанское. Он принес мне другой бокал. Я сделал глоток, ощутил на языке вкус яблока и остался доволен.
У виновника торжества не было ни микрофона, ни звучного голоса, но каждый раз, когда он открывал рот, остальные рты в помещении закрывались, и все уши внимали ему. Я предположил, что этот человек — звезда, и почувствовал, как меня охватывает зависть. Когда-то я тоже был звездой, каждый день вокруг меня собиралась огромная толпа, которая восторгалась малейшим моим движением. Ко мне было приковано внимание миллионов людей, и я ощущал в себе такую силу, будто могу согнать в кучу облака и пролить дождь на весь земной шар, одним подмигиванием вызвать солнце или отклонить порыв штормового ветра. Я хотел бы повернуть время вспять, чтобы мои силы снова были мне подвластны.
Спустя несколько минут многоуважаемый человек скрылся в толпе, я насторожил слух и сумел определить, где именно он теперь находится. Гости образовали вокруг него несколько кругов. Ближайший круг молчал и слушал его, а более широкие искажали его слова и передавали их дальше наружу.
Шедший сзади господин случайно толкнул меня, и мой нос на секунду прижался к груди Мориса. Я вдохнул знакомый аромат масла. Только теперь я по-настоящему осознал, что мы с Морисом снова рядом, мне было это очень приятно, и я поспешил поделиться с ним своими чувствами. Я лизнул его щеку, он демонстративно отвернулся, но на самом деле явно обрадовался, иначе не стал бы объяснять человеку, завистливо погладывающему на нас:
— Разные виды — разные обычаи. Есть много способов целоваться.
Люди выходили из дверей, за которыми витал аромат жареного мяса. Каждый человек возвращался в зал с тарелкой, на которой лежала ложка еды. Морис прочитал мои мысли и прошептал:
— Погоди еще немного, мы тоже поедим, но не прямо сейчас!
После долгого ожидания я не выдержал и невольно шагнул в том направлении, куда вело обоняние. Морис с обеспокоенным видом остановил меня.
— Сейчас принесу тебе поесть. Жди тут.