Мемуары

Де Ларошфуко Франсуа VI

Между тем проволочки герцога Буйонского и все его поведение заставили Принца прийти к заключению, что тому больше нет до него никакого дела и что он ведет переговоры с двором от своего имени и за г-на де Тюренна. И Принц, потеряв надежду привлечь на свою сторону как того, так и другого, исполнился одинаковым раздражением против них обоих, хотя их обязательства по отношению к нему и были различны. Ибо герцог Буйонский действительно договорился с герцогом Ларошфуко, а затем и с г-ном Лене обо всех упомянутых мною условиях и, несмотря на кто, счел возможным освободить себя от своих обязательств по причинам, о которых я сообщил выше. Г-н де Тюренн, напротив, полностью отмежевался от партии Принца, как только тот вышел из заключения, и даже не знал, судя по его позднейшим высказываниям, ни о соглашениях, ни об обязательствах своего брата, герцога Буйонского.

Принц, видя, что ему необходимо срочно направить военачальника для замещения должности, предназначавшейся г-ну де Тюренну, остановил взгляд на герцоге Немуре, родовитость, а также приятные качества которого вместе с его исключительной храбростью в известной мере могли возместить дарования г-на де Тюренна. Он предложил ему выехать со всею возможной поспешностью, чтобы направиться морем во Фландрию, но, не вынеся тягот морского пути, тот был вынужден передвигаться по суше, что заняло много времени и было сопряжено с большими опасностями из-за войск, возвращавших кардинала Мазарини во Францию. {31} Принц также послал в Бордо герцога Ларошфуко с поручением склонить принца Конти к поездке в Ажен для укрепления духа тамошних жителей, которые в связи с последними успехами королевского оружия начали колебаться. Помимо этого. Принц поручил ему побудить бордосский парламент к согласию передать город Бур с его замком в руки барона Баттвиля и испанцев, бравшихся их укрепить. Тогда же от лица герцога Орлеанского к Принцу прибыл Фонтрай, {32} чтобы ознакомиться с положением дел и поставить его в известность,

что парижский парламент вот-вот примкнет к герцогу Орлеанскому, дабы вместе с ним воспрепятствовать возвращению кардинала Мазарини, и что герцог Орлеанский намеревается согласованно действовать в тех же целях и с Принцем. Фонтрай, кроме того, предложил Принцу примирение с Коадъютором, заверив, что этого горячо желает и герцог Орлеанский. По этому пункту Принц ничего определенного не ответил, то ли потому, что не счел возможным заключать с Коадъютором какие-либо условия, то ли полагая, что, в случае если такие условия будут заключены, они могут не встретить одобрения у г-жи де Лонгвиль и герцога Ларошфуко, перед которыми он взял на себя обязательство не мириться с Коадъютором отдельно от них и без их согласия. Тем не менее он обещал Фонтраю, что последует пожеланию герцога Орлеанского, когда прояснится общая обстановка и когда примирение с Коадъютором сможет послужить ко благу всей партии Принца. В эти же дни к Принцу, пребывавшему в Бержери, присоединился граф Марсен, приведший с собою тысячу пехотинцев и триста кавалеристов - цвет каталонской армии, которою он командовал. Многие осуждали его за этот поступок, усматривая в нем государственную измену. Что до меня, то я не стану ни осуждать его, ни защищать: я только укажу, истины ради, на то, что г-н де Марсен, с давних пор связанный с Принцем, получил от него под начало Бельгард, одну из его крепостей; что в дальнейшем Принц не только удержал его у себя на службе, но даже добился для него назначения вице-королем Каталонии и, кроме того, доставил ему должность коменданта Тортосы, где тот служил королю с выдающимся усердием и успехом. Однако, когда Принца подвергли аресту, арестовали и г-на де Марсена, вменив ему в вину только то, что он был ставленник Принца. Больше того, его должность коменданта Тортосы передали Лонэ-Гренгеньеру, который вскоре потерял этот город. Заключение г-на де Марсена длилось столько же, сколько заключение Принца, и, выйдя на свободу, он остался без должности и занятий. Впоследствии дела в Каталонии пошли все хуже и хуже, и, поскольку двор колебался в выборе человека, способного навести там порядок, на эту должность, теперь уже во второй раз, Принц предложил графа Марсена, а герцог Ларошфуко со своей стороны указал на него Летеллье, тогда как сам Марсен не приложил к этому никакого старания. Он не имел возможности ни отложить свой отъезд в Каталонию, ни выждать, пока разъяснится крайне запутанная картина происходившего при дворе и долженствовавшего, по всей вероятности, повести скорее к примирению, чем к гражданской войне. Итак, Марсен выехал к месту своей новой службы, полностью обязанный ею Принцу и еще теснее связанный с его партией назначением на должность коменданта Стене, которую Принц незадолго пред тем, после смерти Ламусса, ему предоставил. Таким образом, можно сказать, что поступок графа Марсена имеет два совершенно различных лица: те, кто посмотрит на графа как на бросившего доверенную ему королем провинцию, сочтут его изменником; те же, кто поразмыслит над неукоснительными и почти нерасторжимыми обязательствами, которые он имел в отношении Принца, сочтут его порядочным человеком. Среди людей здравомыслящих найдется лишь немного таких, кто решится сказать, что на нем тяготеет вина, и столь же немногие решатся объявить его невиновным. В конце концов, и порицающие его, и расположенные к нему сойдутся на том, что его можно лишь пожалеть, поскольку он оказался в неотвратимой необходимости пренебречь либо тем, либо другим своим долгом.

Двор, как я сказал, пребывал тогда в Пуатье, и первое место в управлении государством принадлежало по видимости г-ну де Шатонефу, хотя на деле все по-прежнему оставалось в руках Кардинала. Тем не менее образ действий названного министра - твердый, решительный, благожелательный и прямо противоположный образу действий Кардинала - начинал снискивать одобрение его руководству и даже завоевал некоторое доверие в душе королевы. Кардинал был слишком хорошо об этом осведомлен, чтобы предоставить г-ну де Шатонефу время еще больше упрочить свое положение. Он счел, что его присутствие при дворе - единственное средство, какое он может противопоставить всем тем, кто вздумал бы выступить против него, и, предпочтя свои частные интересы государственным, доставил своим возвращением герцогу Орлеанскому и Парламенту ранее отсутствовавший у них предлог к объединению с Принцем.

Маршал Окенкур {33} получил приказание отправиться с двумя тысячами кавалерии к границе с Люксембургом, встретить там Кардинала и препроводить его туда, где будет находиться король. Кардинал беспрепятственно пересек королевство и прибыл в Пуатье, {34} такой же полновластный повелитель двора, каким был и ранее. Г-ну де Шатонефу постарались всячески показать, что он мало причастен к возвращению Кардинала, но во всем остальном внешне не замечалось никаких перемен, и явных знаков немилости г-ну де Шатонефу оказано не было. Больше того, Кардинал даже проявил по отношению к нему некоторую предупредительность, но г-н де Шатонеф опасался ему довериться и, совершенно правильно рассудив, что для человека его возраста и с его опытностью небезопасно и недостойно оставаться при отправлении государственных дел под началом своего врага, который будет располагать возможностью без конца подвергать его любым неприятностям и любым унижениям, задумал уйти со твоего поста. В качестве предлога он воспользовался тем обстоятельством, что после принятия по его совету решения отправить короля в Ангулем этот план, без его ведома, был изменен и тогда же принято решение двинуться к Анже и осадить его, против чего у него были бы возражения. Итак, испросив у короля отставку, он удалился в Тур.

Вскоре двор выехал из Пуатье и двинулся к Анже, в котором герцог Роган поднял народ; и этот город и вся провинция объявили себя на стороне Принца тогда же, когда герцог Орлеанский и парижский парламент объединились с ним против придворной партии. Вся Франция, казалось, замерла в ожидании исхода осады Анже, которая могла бы иметь весьма существенные последствия, будь оборона этого города более деятельной и достаточно продолжительной, чтобы задержать короля. Ибо, помимо того, что Принц смог бы овладеть лучшими крепостями соседних провинций, не подлежит сомнению, что пример герцога Орлеанского и парижского парламента был бы подхвачен наиболее влиятельными сословиями всего королевства, если бы двор оказался в необходимости снять эту осаду. Можно даже сказать, что в этом случае он был бы поставлен в крайне трудное положение, и особе короля угрожала бы прямая опасность, случись такая неудача в то время, когда герцог Немур, не встретив сопротивления, вступил во Францию во главе фландрской армии и старых войск Принца.

Эта армия переправилась через Сену в Манте, Герцог Бофор вместе с войсками герцога Орлеанского соединился с герцогом Немуром, и они двинулись вместе, ведя за собой семь тысяч пехоты и три тысячи кавалерии, к реке Луаре, где города Блуа и Орлеан {35} готовы были принять их сторону. Но потому ли, что Анже не был в состоянии обороняться из-за раздоров среди горожан, или, может быть, потому, что герцог Роган не захотел доверить свою жизнь и имущество шаткой верности схваченного колебаниями народа, он, после слабого сопротивления, передал эту крепость в руки короля, {36] получив дозволение удалиться в Париж к герцогу Орлеанскому.

Таково было положение дел, когда Принц выступил из Бержери {37} после более чем трехнедельного, как я сказал, пребывания в нем, причем за все это время граф Аркур, располагавшийся на том берегу реки в Тонне-Шаранте и полновластный хозяин наплавного моста, решительно ничего против него не предпринял. Тем не менее, поскольку Принц намного уступал армии короли и численностью и качеством войск, он захотел оградить себя от возможности быть поневоле втянутым в битву. Во избежание этого он двинулся к Рометту, удаленному от королевских войск на три лье, дабы иметь в своем распоряжении больше времени для принятия соответствующего решения, если они на него устремятся. Простояв некоторое время здесь на квартирах невдалеке без каких-либо существенных происшествий и видя, что не только не может добиться успеха в том краю, где находится, но даже не в состоянии оставаться в нем дольше лицом к лицу с графом Аркуром, Принц обратил свои мысли на то, чтобы сохранить за собой Гиень и укрепить державшие его сторону города. Итак, он решил повести туда свою армию, сочтя, что сможет вместе с тем удерживать некоторое время Сентонж, оставив, с одной стороны, графа Дюдоньона в его крепостях и испанцев в Тальмоне, а с другой - принца Тарентского в Сенте и Тайбуре, чтобы он снабжал их необходимым и тем самым было ускорено строительство укреплений. Отдав надлежащие распоряжения, он двинул свою пехоту и обозы в Тальмон, чтобы оттуда переправить их морем в Бордо, и, проделав и первый день со всей своей кавалерией весьма большой переход, остановился на второй в Сент-Андра, в четырех лье от Бордо, считая себя вне пределов досягаемости врага. Но граф Аркур, с крайней поспешностью следовавший за ним по пятам, подошел к его квартирам на расстояние видимости, когда Принц меньше всего помышлял об атом, и, без сомнения, овладел бы ими, если бы его передовые части вторглись в них не раздумывая. Но они построились в боевой порядок против Сент-Андра, тогда как другие его отряды напали на квартиры Балтазара, {38} который, дав им сильный отпор, отогнал их прочь и присоединился к Принцу, севшему на коня по первой тревоге. Некоторое время противники

простояли друг против друга в бездействии, но ночь была темной, битки не состоялась, и Принц, не понеся потерь, отступил, обязанный своим спасением скорее чрезмерной осторожности неприятеля, чем своей собственной.

Граф Аркур далее за ним не последовал, и Принц, оставаясь при своем прежнем намерении пройти в Бержерак и принять меры к его укреплению, вступил в Либурн, комендантом которого был граф Мор; последнему он отдал распоряжение продолжить работы по строительству нескольких внешних верков. Одновременно с Принцем прибыл в Бержерак и маршал Лафорс со своим сыном маркизом Кастельно; {40} туда же явился и герцог Ларошфуко, возвратившийся с принцем Конти из верхней Гиени.

Это произошло в то самое время, когда в Бордо начали проявлять себя группировки и пристрастия, развалившие партию Принца и Гиени, разобщившие его фамилию, оторвавшие от поддержки его дела самых близких ему людей и в конце концов вынудившие его искать у испанцев убежища, за которое он и ныне, что ни день, отплачивает им множеством великих деяний, {41} уже не раз сохранивших за ними Фландрию. О причинах столь разительных перемен я воздержусь говорить до тех пор, пока не поведу речи об их следствиях, а сейчас перейду к рассказу о том, что именно выполнил Принц в течение этого промежутка времени.

Его главной заботой было срочное восстановление крепостей Гиени, но усерднее всего занимался он приведением Бержерака в состояние обороноспособности. Этому он с большим прилежанием отдал несколько дней и в эти самые дни узнал об ухудшении его дел в Сентонже, о том, что граф Дюдоньон заперся в своих крепостях, не решаясь выйти из них из-за привычной для него мнительности, что принца Тарентского постигла неудача в битве, происшедшей близ Пона, что Сент, благодаря проведенным там работам и составленному из его лучших войск гарнизону способный, как ему представлялось, выдержать длительную осаду, сдался, не оказав сколько-нибудь значительного сопротивления, и что осажденный Тайбур готов последовать примеру Сента. Принц узнал и о том, что маркиз Сен-Люк {42} собирает силы, чтобы противодействовать войскам принца Конти, захватившего Кодекот и некоторые другие маловажные городки. Это последнее сообщение было единственным, допускавшим с его стороны какие-то ответные действия, но так как маркиз Сен-Люк был еще далеко от принца Конти, Принц не счел нужным проследовать в верхнюю Гиень, не получив более подробных известий о положении дел в Бордо, и, желая располагать ими, пригласил Принцессу и г-жу де Лонгвиль приехать в Либурн, куда прибыл одновременно с ними. Здесь он провел всего один день и здесь же дал, какие только мог, указания, имевшие целью помешать распространению зла, которое из-за раздоров начинало пускать ростки в его партии и семействе.

Вслед за тем он выступил вместе с герцогом Ларошфуко на соединение с принцем Конти, который со своими войсками стоял в городе, именуемом Стаффор и расположенном на четыре лье выше Ажена, и, узнав близ Либурна от нарочного, что маркиз Сен-Люк идет на Стаффор, решил, что своим присутствием там окажет большую помощь, и со всею возможной поспешностью продолжил свое движение, дабы соединиться с принцем Конти прежде, чем тот или другой успеют что-либо предпринять. И действительно, прибыв в Стаффор, он обнаружил, что принц Конти снимает свои отряды с квартир и собирает их вместе в уверенности, что маркиз Сен-Люк вступит с ним в битву. Принц узнал кроме того, что тот находится в Мираду с полками Шампанским и Лотарингским и что его кавалерия размещена отдельно на фермах и в ближних деревнях. Принц тут же составил план действий и решил идти всю ночь напролет, чтобы захватить квартиры кавалерии маркиза Сен-Люка. Он взял с собой кавалерию, какую нашел в Стаффоре, где оставил своего брата с приказом последовать за ним, как только прибудут остальные его войска. Итак, он тотчас выступил с герцогом Ларошфуко и, хотя дорога была дальней и очень плохой, подошел перед рассветом к мосту, где врагами был оставлен дозор из двенадцати или пятнадцати всадников. Принц сразу же опрокинул их; те, кому удалось спастись, подняли во всех своих отрядах треногу и побудили их сесть на коней. Несколько эскадронов близ Мираду оказали Принцу стойкое сопротивление, но, устремившись на них, он без особого труда их сломил. Поражение понесли шесть полков. Захвачено было много снаряжения и пленных, тогда как остальные укрылись в Мираду. Этот городок расположен на вершине горы, занимая не более ее половины. Все его укрепления состояли из жалкого рва и немудреной стены, к которой лепились дома горожан. Когда рассвело, маркие Сен-Люк расставил все свои силы в боевом порядке на эспланаде перед городскими воротами. Принц у подножия горы поджидал войска, которые вел к нему принц Конти. Вскоре они подошли, но, так как подъем на гору был достаточно крут и очень долог и так как зимою почва там вязкам и земельные участки отделяются друг от друга плетнями и канавами, Принц ясно увидел, что не может двинуться в боевом строю на противника, не нарушил порядка и своих поисках и не измотан их прежде, чем до него доберется. Итак, он удовольствовался тем, что выдвинул вперед свою пехоту и сильным ружейным огнем прогнал врага из нескольких занятых им постов. Два или три его эскадрона вступили в схватку; к; весь день прошел в непрерывной перестрелке, причем маркиз Сен-Люк ни разу не покинул своей вершины, а Принц не решился напасть на него, занимавшего столь выгодную позицию, так как не имел пушек и получить их мог только на следующий день. Он распорядился, чтобы доставили два орудия, и, рассудив, что слух об их прибытии устрашит врагов не в пример больше, чем одержанный над ними успех, отпустил нескольких пленных, дабы те сообщили об этом маркизу Сен-Люку: Принесенное ими известие возымело желательное для Принца действие, ибо оно испугало солдат и посеяло такую растерянность в офицерах, что они едва дождались ночной темноты, чтобы утаить свое отступление и укрыться в Лектуре. Принц, предвидевший это, выставил дозоры так близко к врагам, что получил донесение об их уходе, едва они выступили, и можно сказать, что его чрезмерная торопливость помешала ему разбить их наголову. Ибо, не дождавшись, пока пехота растянется на дороге, где ничто не могло бы спасти ее от разгрома, он бросился на нее, едва она показалась на краю защитного рва Мираду, и, ворвавшись со шпагой в руке в гущу батальонов Шампанского и Лотарингского полков, опрокинул их в ров, моливших о пощаде и бросавших оружие. Но, так как добраться до них его конница не могла, им легко удалось возвратиться, в Мираду, не столько чтобы защищать это место, сколько чтобы спастись от неминуемой гибели. Принц Конти все время бился бок о бок с братом, который преследовал маркиза Сен-Люка и остатки его беглецов вплоть до Лектура, после чего возвратился к Мираду, чтобы осадить этот городу где укрылись генерал-майор Марен, {43} полковник Лотарингского полка Кувонж {44} и еще несколько офицеров. Принц потребовал от них капитуляции, сочтя, что разбитые, без боевых припасов и продовольствия, они не станут защищать столь жалкое укрепление. И действительно, они готовы были сдать его Принцу при условии, что им будет позволено уйти к маркизу Сен-Люку, но Принц, не желавший сохранения за ним столь отменной пехоты и почитавший за ничто овладение лишенным всякого значения местом, упорствовал в своем желании захватить их в качестве военнопленных или, по меньшей мере, связать их словом не поднимать против него оружия в течение полугода. Эти условия показались им настолько тяжелыми, что они предпочли защищаться и тем самым хоть в некоторой мере снять с себя позор предыдущего дня, вместо того чтобы усугубить его подобной капитуляцией. Они обнаружили, что у тамошних жителей есть продовольствие, и, справедливо полагая, что Принц не в состоянии окружить их сплошными траншеями, сочли, что им смогут беспрепятственно доставлять порох, трут и свинец. И действительно, маркиз Сен-Люк прислал их уже следующей ночью и, пока длилась осада, продолжал доставлять им все, в чем они имели нужду, невзирая на усилия осаждающих воспрепятствовать этому. Тем временем Принц отправил своего брата в Бордо и вскоре хорошо понял, что поступил бы гораздо правильнее, если бы овладел Мираду на условиях, которые были ему предложены, и не увяз в осаде при недостатке в самом необходимом и даже без уверенности в том, что удастся раздобыть пушки. Тем не менее, поскольку нередко приходится хладнокровно продолжать то, что было начато сгоряча, он пожелал осуществить свой замысел до конца, рассчитывая устрашить врагов и преподать им урок на будущее. Итак, он доставил из Ажена два орудия - одно восемнадцатифунтовое, другое - двенадцатифунтовое - с небольшим количеством ядер соответствующих калибров. Он решил, что их достанет на то, чтобы пробить брешь в стене и взять приступом укрепление, прежде чем успеет прибыть подходивший к нему граф Аркур. И действительно, заняв дома на достаточно близком расстоянии от крепостных ворот, он установил там свою двухорудийную батарею. Она сразу же нанесла крепостной стене немалые повреждения, но вскоре запас ядер иссяк, и пришлось дать денег солдатам, чтобы те подобрали во рву выпущенные ранее их же орудиями. Осажденные, принимая во внимание скудость у них боевых припасов, защищались в общем неплохо и произвели две чрезвычайно упорные вылазки. Наконец, брешь начала становиться внушительной, и в стене, рухнувшей вместе с примыкавшими к ней вплотную домами, образовался очень большой пролом. Но эти развалины осажденные использовали как новое укрепление, ибо после того как кровля дома, в стене которого была проделана брешь, рухнула в находившийся под ним погреб, они подожгли ее и укрепились по ту сторону от него, так что этот объятый пламенем погреб стал совершенно непроходимой рытвиной. Эта преграда остановила Принца, который не захотел отважиться на приступ, предвидя, что он окажется безуспешным и что войска будут подавлены неудачей, тогда как противник воспрянет духом, и решил пробить брешь в другом месте, где при домах не было погребов. И вот как-то раз, когда уже начали палить по этому участку стены, Принц получил известие, что граф Аркур идет на него и на следующий день подойдет к Мираду. Их силы были слишком неравными, чтобы можно было отважиться на битву. Итак, Принц решил снять осаду и отойти в Стаффор, куда и прибыл, не подвергшись преследованию со стороны неприятеля.