Мемуары
Шрифт:
Июля 20 числа 1770. Санкт -Петербург
Екатерина
ВОЛЬТЕРУ [***]
1
Петербург, 29 декабря 1766—9 января 1767
М. г. Я только что получила ваше письмо от 22-го декабря, в котором вы решительно даете мне место среди небесных светил. Я не знаю, стоят ли эти места того, чтобы их домогаться, но я, во всяком случае, нисколько не желала бы находиться в числе всего того, чему человечество поклонялось столь долго. В самом деле, как бы ни было крошечно чувство самолюбия, но едва ли можно желать видеть себя в положении, равном с тем, которое принадлежит разным луковицам, кошкам, телятам, ослиным шкурам, быкам, змеям, крокодилам, животным всякого рода и пр., и пр. Ввиду такого
[***]
Вольтер (настоящее имя — Мари Франсуа Аруэ; 1694—1778), французский писатель, философ, историк. Один из крупнейших деятелей европейского Просвещения. Тексты писем Екатерины II в пер. с фр. печ. по изд.: Вольтер и Екатерина II. Изд. В. В. Чуйко. СПб., 1882.
А потому, прошу вас, оставьте меня на земле; тут, по крайней мере, я буду в состоянии получать письма ваши и ваших друзей, Дидро и д'Аламбера [1] , тут, по крайней мере, я могу быть свидетельницей того участия, с которым вы относитесь ко всему, что служит к просвещению нашего века.
Горе преследователям! Они вполне достойны быть сопричислены к такого рода божествам. Вот где их истинное место.
Впрочем, м. г., будьте уверены, что всякое ваше одобрение служит мне весьма сильным поощрением. <...>
[1]
Французские просветители Дени Дидро (1713—1784), писатель и философ; Жан Лерон д'Аламбер (1717—1783), математик, механик и философ.
2
Москва, 15—26 марта [1767]
М. г. Я получила ваше письмо от 27-го февраля, в котором вы советуете мне совершить чудо, изменив климат моей страны. В былое время город, из которого я вам пишу, был весьма привычен видеть разного рода чудеса, или, вернее сказать, благодушные жители его чаще всего были согласны принимать самые обыкновенные вещи за проявление чудодейственных сил. В предисловии к Стоглавому собору царя Ивана Васильевича читала, что, когда царь свершил свое публичное покаяние, случилось такого рода чудо: ровно в полдень появилось солнце, и лучи его ударяли прямо на него и на головы всех собравшихся духовных лиц. Заметьте, что после открытой исповеди, сделанной громогласно, государь этот кончил тем, что стал упрекать в самых разных выражениях духовенство за его распутство, заклиная при этом весь собор непременно исправить его самого и направить на путь истинный также всех духовных его служителей. Теперь все изменилось. Петр Великий сочинил столько разных формальностей, необходимых для констатирования какого-либо чуда, а святейший Синод следует им с такой неукоснительной точностью, что я, право, боюсь представить на его суд до вашего приезда то, что вам угодно поручить мне. Впрочем, со своей стороны, я сделаю все, что будет только в моей власти, чтобы доставить Петербургу возможность дышать лучшим воздухом. Вот уже три года как заняты там осушением окружающих его болот посредством каналов,— срубкою сосновых лесов, густо покрывающих его каждую часть, и уже в настоящее время существуют три большие участка земли, населенные колонистами, там, где в былое время ни один человек не мог ступить ногой, не оказавшись по пояс в воде; прошлой осенью жители засеяли эти поля впервые рожью.
Так как вы довольно живо интересуетесь, как мне кажется, тем, что я делаю, то прилагаю к настоящему письму возможно менее плохой перевод на французский язык моего Манифеста, подписанный мною в прошлом году 14-го декабря [2] и появившийся в Голландских газетах в столь жестоко искаженном виде, что в нем едва ли можно было добраться до смысла. В русском тексте эта вещь весьма ценная и удачная, благодаря богатству фактов и силе выражения нашего языка. Тем труднее было ее переводить. В июне месяце начнутся заседания этого великого собрания, которые выяснят нам, что нужно, а затем будет преступлено к выработке законов, за которые, я надеюсь, будущее человечество не наградит нас порицанием. А пока, до наступления этого времени, я собираюсь объехать различные провинции, лежащие вдоль по течению Волги, и тогда, когда вы, может быть, всего менее ожидаете, вы получите от меня письмо, датированное из какого-нибудь отдаленного уголка Азии.
[2]
14 декабря 1766 г. Екатерина II подписала Манифест о Комиссии для сочинения проекта нового Уложения.
И там, как и везде, я буду неизменно полна глубокого уважения и почтения к владельцу замка в Ферне [3] .
Екатерина
3
Казань, 18—20
Я предвещала вам, что вы получите письмо из какого-нибудь дальнего азиатского угла, — исполняю свое обещание теперь. <...>
Эти законы, о которых уже так много говорят теперь [4] , в конце концов, еще совсем не выработаны. И кто в состоянии ответить теперь, что они окажутся действительно хороши и разумны? В сущности, только потомству, а не нам, будет под силу решить этот вопрос. Вообразите себе только то, прошу вас, что назначение их — служить и Азии, и Европе: а какая существует там разница в климатах, людях, обычаях,— даже в самих идеях!..
[3]
Имение Вольтера на границе Франции и Швейцарии, где он жил с 1758 г.
[4]
Речь идет о проекте нового Уложения, основой которого должен был стать составленный Екатериной II «Наказ Комиссии о составлении проекта нового Уложения» (вышел отдельным изданием в Москве 30 июля 1767 г.; публикация его перевода во Франции была запрещена).
Наконец-то я в Азии; я ужасно хотела видеть ее своими собственными глазами. В городе, здесь население состоит из двадцати различных народностей, совсем не похожих друг на друга. А между тем необходимо сшить такое платье, которое оказалось бы пригодно всем.
Общие принципы еще могут найтись; но зато частности? И какие еще частности! Я чуть не сказала: приходится целый мир создавать, объединять, сохранять. Я, конечно, не совладею с этим делом, тем более что и так у меня дела по горло.
А если все это не удастся, какой ужасный вид тщеславия и хвастовства (и Бог знает еще чего?) примут все эти лохмотья моих писем, которые я нахожу цитированными в последнем печатном издании, в глазах людей беспристрастных и моих врагов? <...>
В заключение, примите, м. г., свидетельство моего глубокого уважения за все доказательства вашего дружеского ко мне расположения; но, при этом, если только возможно, предохраните мои каракули от появления в печати.
Екатерина
4
Петербург, 6 декабря [1768]
М. г., я полагаю, что вы должны считать меня до некоторой степени легкомысленной: около года тому назад я просила вас выслать мне все, что только было написано автором, сочинения которого я более всего люблю читать; в прошлом мае месяце я получила желанный тюк, с приложением к нему бюста самого знаменитого человека нашего столетия.
Присылка того и другого доставила мне равное и приятное удовольствие: и вот уже шесть месяцев, как они составляют самое лучшее украшение моего кабинета и моих ежедневных занятий. Но до сих пор я не уведомляла вас о получении посланного и не благодарила вас за это. И вот, на основании каких соображений: лист бумаги, скверно написанный, плохим французским языком — довольно скудная и пустая благодарность по отношению к такому человеку; благодарить его нужно делом, которое могло бы доставить ему действительно удовольствие. <...>
Если мне удастся вести войну с турками с тою же легкостью, с какой мне удалось вести у себя оспопрививание, то вы рискуете быть вынужденным, в весьма скором времени, исполнить данное вами мне обещание: посетить меня в той самой поре, про которую говорят, что она неминуемо приводит к погибели всякого, кто задумывал ею овладеть. Однако этого уже достаточно, чтобы избавить от подобного искушения каждого, у кого бы оно появилось. Я не знаю, насколько Мустафа [5] умен, но имею основание думать, что когда он желает затевать беспричинные войны со своими соседями, то, вероятно, он рассуждает таким образом: «Магомет, закрой глаза!» Я в значительной степени буду обязана моим завистникам, если успех этой войны склонится на нашу сторону; это они, стало быть, подготовят мне славу, о которой я и не помышляла. <...>
[5]
Мустафа ///(1717—1774), турецкий султан с 1757 г.
5
Петербург, 7—18 октября 1769
М. г., если вы скажете, что я надоедлива со своими письмами, то будете совершенно правы; но пеняйте за это сами на себя. Вы неоднократно выражали желание получить известие о поражении Мустафы; ну, так знайте же, этот победоносный турецкий император потерял теперь всю свою Молдавию. Яссы взяты; визирь в страшном смятении бежал за Дунай. Вот что привез мне курьер сегодня, поутру, и что заставит, наконец, умолкнуть и «Gazette de Paris», и «Courrier d'Avignon», и папского нунция, пишущего в «Gazette de Pologne».