Мемуары
Шрифт:
Прощайте, будьте здоровы и уверены, что я глубоко ценю вашу дружбу.
Екатерина
6
Петербург, 29 октября — 9 ноября [1769]
М. г., я была крайне опечалена, увидав из вашего обязательного письма, от 17 октября, что тысячи разных фальшивых слухов, распространяемых на наш счет, вас сильно огорчили и встревожили. Тем не менее совершеннейшая правда, что нам довелось совершить самую удачную кампанию, какую только можно себе представить. Снятие блокады Хотина, вследствие недостатка фуража, было единственным
Я надеюсь, что скоро вы будете в состоянии сообщить мне приятные известия о моем флоте. Я думаю, что он прошел Гибралтар. Подождем, что он сделает; это совсем новое зрелище - наш флот на водах Средиземного моря. Мудрая Европа судить будет о нем только по успехам его.
7
Петербург, 2—13 декабря [1769]
М. г., мы не только не изгнаны из Молдавии и Хотина, как то печатает «Gazette de France», но несколько дней тому назад я получила известие о взятии Галаца, крепости на Дунае, во время которого, по словам пленников, были убиты сераскир и паша. Но что совершенно верно, так это то, что между пленными находится молдавский князь Маврокордато. Три дня спустя наша легкая кавалерия привезла из Бухареста, столицы Валахии, князя господаря, его брата и сына в Яссы, к генерал-лейтенанту Стоффельну, начальнику порта. Все эти господа проведут свой карнавал не в Венеции, а в Петербурге. Бухарест занят теперь моими войсками. Теперь у турок нет ни одного места в Молдавии по сю сторону Дуная.
Пишу вам все эти подробности, чтоб вы могли судить о положении вещей, не имеющем, право, ничего печального для тех, кому угодно интересоваться моими делами.
Думаю, что мой флот в Гибралтаре, если еще не прошел его: вы это узнаете скорее меня. Бог да сохранит Мустафу! Он так хорошо ведет свои дела, что я не хотела бы, чтобы с ним случилось несчастье. Его друзья, его связи, все тому способствуют; его правительство так любимо подданными, что жители Галаца присоединились к нашим войскам во время его осады, чтобы броситься на несчастный остаток турецкого корпуса, только что их покинувшего и бежавшего со всех ног.
Вот, что я хотела вам сказать в ответ на ваше письмо от 28-го ноября, полное дружбы. Прошу вас сохранить ко мне ваши чувства, которыми так дорожу, и быть уверенным в моих.
Екатерина
8
Петербург, 20—31 марта [1770]
Три дня тому назад я получила ваше письмо от 10-го марта. Очень бы я желала, чтоб настоящее письмо застало вас в полном здоровье и чтобы вы пережили года Мафусаила. Я в точности не знаю, состояли ли года этого доброго человека из двенадцати месяцев; но я хочу, чтобы ваши имели тринадцать, как год росписи содержания двора (liste civile) в Англии.
Из прилагаемого листа вы увидите, в чем состояла наша летняя и зимняя кампания, о которой, я не сомневаюсь, говорят тысячи нелепостей. Но ведь это постоянное прибежище всякого дела слабого и несправедливого. Так как события опровергли столько потерянных сражений, приписанных нам парижскими и польскими газетами, то они вздумали уморить мои войска чумой. Не находите ли вы это весьма забавным? Весной, по всей вероятности, зачумленные воскреснут для битвы. В действительности
Я не могу не быть тронутой вашей дружбой; вы бы готовы были послать мне на помощь все христианские народы. Я очень дорожу дружбой короля прусского, но надеюсь, что мне не понадобятся те пятьдесят тысяч человек, которые вы хотите, чтобы он дал мне на помощь против Мустафы.
Так как вы находите слишком преувеличенным количество трехсот тысяч человек, во главе которых полагают, что выступит сам султан, то я хочу поговорить с вами о турецком вооружении прошлого года. В октябре Мустафа счел возможным объявить войну России; он был к ней так же мало подготовлен, как и мы. Когда он узнал, что мы упорно защищаемся, то сильно удивился, так как его заставили надеяться на много не сбывшихся вещей. Тогда он приказал собрать из различных провинций его империи миллион сто тысяч человек и отправить в Адрианополь для взятия Киева, зимовки в Москве и уничтожения всей России.
Одной Молдавии приказано было выставить миллион четвериков хлеба для бесчисленного мусульманского войска. Господарь ответил, что в самый плодородный год Молдавия не имела столько и что это для нее невозможно. Но он получил вторичное приказание исполнить данное поручение, за что ему обещали денег.
Артиллерийская часть должна была быть пропорциональной количеству войска. Она должна была состоять из пятисот пушек, взятых из арсеналов; но когда их пришлось приводить в действие, то большую часть бросили и только около шестидесяти оказались годными.
Наконец, в марте, более шестисот тысяч человек собрались в Адрианополе; но так как они во всем нуждались, то началось дезертирство. Однако визирь перешел Дунай с четырьмястами тысяч человек. 28-го августа под Хотином было всего сто восемьдесят тысяч. Вы знаете остальное. Но, быть может, вам неизвестно, что визирь перешел седьмым дунайский мост и что у него было только пять тысяч человек, когда он вошел в Баладу (Balada). Вот все, что осталось от этого удивительного войска. Все, что не погибло, то разбежалось и разбрелось по домам.
Да, не забудьте, что на пути они грабили свои провинции и жгли места, где находили сопротивление. Все, что я говорю,— истинная правда, и я, скорее, сглаживаю, чем преувеличиваю, опасаясь, чтобы все это не показалось слишком баснословным.
Все, что я знаю о моем флоте, это то, что одна часть его вышла из Магона, а другая намеревается выйти из Англии, где она зимовала. Я думаю, что вы о нем услышите раньше, чем я. Во всяком случае, я не премину сообщить вам, в свое время, то, что сама узнаю, с тем большею поспешностью, что вы того желаете.
Работы над сводом законов несколько запоздали, благодаря войне; он теперь отошел на второй план; надо надеяться, что наступит время, когда он снова займет первое место между моими занятиями.
Вы меня просите скорее окончить войну, и законы, чтоб вы могли сообщить о них Петру Великому на том свете; позвольте вам сказать, что это никак не может меня заставить скоро покончить с ними. В свою очередь, я вас серьезно прошу отложить это намерение на возможно далекое время. Не огорчайте ваших друзей этого мира из-за любви к тем, которые уже в том. Если там всякий может выбирать себе общество по своему вкусу, то я явлюсь с совсем готовым планом жизни, составленным для моего полного удовольствия. Я заранее надеюсь, что вы не откажетесь ежедневно одолжать мне по нескольку минут на беседу: с нами будет Генрих IV, Сюлли, но никак не Мустафа.