Меньшее зло
Шрифт:
Чувствуя непреодолимое желание как можно скорее вернуться на фронт, я пересек площадь, миновал череду отключенных фонтанов и зашел в хорошо знакомый продовольственный магазин. Взял упаковку мяса, черствый сахарный рулет, а затем, вспомнив о завтраке с полковником, добавил к этому немудреному набору десяток куриных яиц. Не иначе, как в знак протеста.
Принадлежавший мне жилой отсек находился совсем рядом. Я за пару минут дошел до стоявшего на соседней улице здания, поднялся на третий этаж, остановился перед узкой черной дверью… после чего, кое-как собравшись с мыслями, взялся за ручку.
– Дядя Алекс вернулся! – послышался с той стороны радостный детский вопль. – Мама!
Возвращаться домой в последнее время становилось все сложнее. Воспоминания о мирной жизни заглушались звуками взрывов, размывались бесконечными ливнями и отодвигались в прошлое долгими месяцами службы, а любой отпуск в конце концов становился мучительным и никому не нужным испытанием. Еще хуже было то, что Анна до сих пор старалась превратить каждую нашу встречу в маленький праздник. Вот и сейчас…
– Привет, – моей щеки коснулись теплые губы, а по лицу скользнула прядь длинных светлых волос. – Раздевайся и иди на кухню, я готовлю пасту. София, следи за водой!
Худенькая белокурая девочка, до этого мгновения внимательно рассматривавшая принесенный мною пакет, едва заметно покраснела и убежала в соседнюю комнату.
– Она тебя с самого утра ждет, – сообщила Анна, помогая мне снять куртку. – Боялась, что ты только на один день приехал.
– Понятно… там для нее какой-то пирог есть…
– Ты просто чудо!
– Дядя Алекс, а ты принес тортик? – донеслось с кухни. – Мама купила чай.
– Да, там есть…
– София, ты же знаешь – никаких сладостей до ужина.
Продолжая ощущать себя не совсем в своей тарелке, я устроился возле обеденного стола, а потом начал следить за тем, как толстые белесые макароны соединяются с тертым сыром и зелеными водорослями, превращаясь в нечто весьма аппетитное.
У нас в столовой подобными вещами никто не занимался. А солдаты давно привыкли есть то, что дают.
– Мама…
– София, веди себя культурно. Достань приправу.
Наблюдая за хлопочущей по хозяйству женщиной, я никак не мог избавиться от ощущения иллюзорности всего происходящего. Дом, семья, простое человеческое общение…
Непозволительная роскошь для человека, месяцами живущего на Полосе.
– Как дела в академии? – мимоходом спросила Анна, поливая практически готовое блюдо розовым соусом. – Все нормально?
– Да. Прослушал несколько лекций…
– А меня в школе учат астрономии, – сразу же влезла в разговор София. – Когда вырасту, полечу в Федерацию!
– Обязательно, солнышко. Так что там с академией?
– Все нормально. Просто учеба.
– А потом? Тебя переведут куда-то еще?
– Пока не знаю.
Из коридора прибежал Карл – толстый мохнатый кот, уже несколько лет живший в моем отсеке и чувствовавший себя здесь полноправным хозяином. Разговор сразу перешел в более спокойное русло, я вспомнил о встреченном во время рейда кантре, затем рассказал Софии выдуманную историю про живущую в казарме ручную крысу – и наконец-то испытал облегчение.
Все-таки дом. Настоящий дом вместо сырой комнаты в подземном бункере.
– Мы по вечерам ходим на стадион, – Анна, дождавшись, пока тарелки опустеют и убедившись в том, что никто не хочет добавки, начала собирать посуду. – Если хочешь…
– Мама, дядя Алекс принес тортик!
– Успокойся, будет тебе тортик…
На стадион мы все-таки пошли – сразу после ужина. Дождь к этому времени закончился, но солнце еще не успело зайти за горизонт, а улицы радовали глаз свежестью и чистотой. Такую Спарту легко можно было бы спутать с довоенными городами, но ощущение всеобщего упадка и хмурые лица встречавшихся нам людей портили всю картину.
– Дядя Алекс, ты любишь старый футбол?
– Не очень. Трудно понять, зачем и куда все бегут.
– Это очень просто! Нужно взять мяч и пронести его на десять метров, а другая команда мешает. Потом ты получаешь один балл и можешь выбрать, идти вперед или отдать мяч. А если мяч заберут…
– Понятно.
– Ты не слушаешь! Если мяч заберут…
– София, хватит. Пусть дядя Алекс немного отдохнет.
Обиженная словами матери девочка демонстративно отвернулась. Анна, едва заметно улыбнувшись в ответ на ее недовольство, взяла меня за руку и осторожно прижалась к плечу.
– Пойдем. Вдруг тебе понравится.
– Пойдем.
Увы, но на стадион нас так и не пустили – как оказалось, там тоже начал действовать запрет на ношение оружия, а игнорировать прямые директивы командования и оставлять без внимания свою винтовку я не собирался. Пришлось возвращаться обратно, рассматривая быстро темнеющее небо, частично освещенные улицы и редкие патрули, время от времени появляющиеся на перекрестках.
Откуда-то издалека прилетели едва уловимые отголоски взрывов. В душе колыхнулась привычная тревога.
– Две недели назад был пожар, – неожиданно произнесла Анна. – Говорят, диверсия.
– Все может быть, – я рассеянно кивнул, прислушиваясь к шелестящему вокруг нас ветру. – Но вам нечего бояться, мирных жителей никто не тронет.
– В начале войны… хотя ты прав, не будем об этом.
– А что было в начале войны? Мама?
– Ничего, солнышко.
– Дядя Алекс?
– Было очень много всего, – вздохнул я, отстраненно кивая в ответ на приветствие одного из патрульных. – Слишком много…
– Мы не будем об этом. – Анна крепко сжала мне запястье. – Лучше расскажи, как Джон приручил крысу.