Меньшее зло
Шрифт:
– Это просто совещание. Ничего страшного.
– Все равно…
Стоило мне выйти из дверей здания, как рядом возник один из приехавших солдат:
– Назад! Перемещения запрещены!
– У меня вызов, – быстро ответил я, косясь на дуло его винтовки. – Вызов на совещание.
– Имя?
– Алекс Гарсия.
Солдат отступил на шаг, быстро прошептал что-то в закрепленный у подбородка микрофон, дождался ответа и лишь после этого снова обратил на меня внимание:
– Вперед. Быстро!
В сопровождении неприветливого конвоира я дошел до учебного корпуса, где был передан еще одному охраннику, вместе с которым и добрался до нужного помещения.
– Жди здесь.
– Так точно.
Десять минут спустя в зале собрались оставшиеся тринадцать участников будущей операции. Затем появился куратор – нервный и растерянный.
– Всем внимание. С вами будет говорить лидер. Ведите себя достойно.
Пока я переваривал его слова, осознавал, кто именно приехал в нашу часть, а также лихорадочно размышлял о том, как следует вести себя при общении с главой государства, в комнату зашел очень хорошо знакомый каждому жителю нашей страны человек – невысокий, худощавый и одетый в классический серый костюм.
Рядом послышались, но тут же стихли восторженные шепотки. Отодвинувшийся к стене Дюпри нахмурил брови.
– Светлого дня, – лидер окинул быстрым взглядом наши удивленные лица, а затем улыбнулся: – Прошу прощения за такое внезапное появление, но я должен был с вами поговорить. Обязательно.
Сообщив это, он взял стоявший возле кафедры стул, перенес его к краю сцены и сел, оказавшись в непосредственной близости от первого ряда кресел.
– Я хочу, чтобы каждый из собравшихся понимал, что именно ему предстоит сделать. Хочу, чтобы ни у кого из вас не осталось ни одной иллюзии. Хочу, чтобы вы сделали осознанный выбор, продиктованный исключительно совестью, честью и чувством долга. Вам уже объяснили, в чем будет заключаться ваша миссия?
– Так точно, – рискнул ответить находившийся справа от меня Михельсон. – Нам следует доставить ядерные заряды на территорию противника. Осуществить диверсию.
По лицу сидевшего перед нами человека проскользнула горькая усмешка:
– Это всего лишь красивая обертка, мой друг. Вы понесете на себе страшное оружие, которое в течение нескольких дней будет отравлять ваши тела радиацией. Кто-то из вас будет обнаружен и убит. Все остальные, страдая от холода, голода и начинающейся лучевой болезни, дойдут до цели, а затем постараются вернуться обратно. К сожалению, это удастся сделать лишь единицам.
Рядом послышался шорох и чей-то отрывистый вздох, но глава страны не обратил на это никакого внимания.
– Спустя некоторое время заряды будут взорваны. В результате погибнет много людей – как солдат, так и обычных мирных жителей. Стариков, детей, молодых людей вроде вас. Можно ли это оправдать? Можно ли жить, зная, что это совершено вашими руками?
Прозвучавшие вопросы застигли меня врасплох. Вместо того, чтобы сказать напутственные слова, подбодрить и внушить уверенность, лидер безжалостно раскопал спрятанные в самых потаенных уголках моей души сомнения, встряхнул их, а затем вытащил на поверхность. Для чего?
К счастью, объяснение последовало буквально сразу же.
– Больше трех тысяч лет назад один из древнегреческих философов сформулировал этический принцип, который лег в основу пенитенциарной системы старой Земли, а также стал отправной точкой для огромного количества жестких, но необходимых для общества решений. Смертная казнь, уничтожение зараженных чумой городов, ликвидация безумных тиранов, применение ядерного оружия против населения Японии – все это целиком и полностью укладывается в концепцию меньшего зла.
Историю нам преподавали в достаточно ограниченном объеме, философию не преподавали вообще, однако я все равно догадался, о чем идет речь. И догадался правильно.
– Прямо сейчас наше государство стоит на краю гибели. Не столь важно, когда это произойдет – завтра, через месяц или через год. Гораздо важнее то, что у нас почти не осталось возможностей для изменения ситуации в свою пользу, а если мы останемся на текущих позициях, то неизбежно проиграем. Сначала будет уничтожена оставшаяся в строю техника. Затем будут подвергнуты обстрелам наши города. А в конце… я не знаю, что случится в конце. Учитывая то, с какой циничной жестокостью было осуществлено самое первое нападение, можно предположить даже геноцид.
Голос лидера, до этого момента остававшийся мягким и доброжелательным, заметно окреп. Слова начали падать, словно чугунные болванки.
– Я здесь именно для того, чтобы объяснить вам суть происходящего. То, что вам предстоит совершить – это и есть меньшее зло. То самое зло, которое вернет нашей стране надежду. Которое защитит наших женщин и детей. Которое вернет нам всем будущее.
У меня по спине пробежала стайка мурашек. Сидевший рядом Михельсон скрипнул зубами, а затем решительно кивнул. С другой стороны опять донесся шорох.
– Вам не нужно искать для себя никаких оправданий, – уверенно произнес лидер, вставая со стула. – Их не существует. Вы просто спасаете свой народ. И ваш народ в вас верит.
Сцена опустела. Я осознал, что изо всех сил сжимаю подлокотники своего кресла.
– Можете быть свободны, – сообщил отошедший от стены Дюпри. – У вас есть свободное время до завтрашнего утра.
Несмотря на полученное напутствие и сопровождавшую его дозу адреналина, остаток вечера прошел в откровенно гнетущей атмосфере. Алиса старалась говорить какие-то правильные, но абсолютно не подходящие к ситуации слова, мои собственные мысли то и дело перескакивали с одного на другое, в памяти все время крутилась короткая речь лидера…
Сон, временно избавивший меня от проблем реального мира, оказался настоящим спасением. Впрочем, блаженное забытье продлилось не слишком долго.
– Я буду тебя ждать, – шепнула закутавшаяся в одеяло девушка, наблюдая за тем, как я одеваюсь. – Обязательно буду.
Заметив, что ее глаза предательски поблескивают, я отложил в сторону рубашку и вернулся к кровати. Нежно погладил шелковистые волосы, поцеловал соленые от скатывающихся по щекам слез губы, а затем постарался улыбнуться:
– Все будет хорошо. У меня все получится.