Ментовская бригада
Шрифт:
— Они боятся, что инвесторы начнут уходить отсюда, — пояснил полковник. — Никто не будет вкладывать деньги туда, где стреляют, где неизвестно, что будет завтра. Вот такой нюанс. — Крайнов помолчал и продолжил: — Потом была приватная беседа с нашим куратором наверху. Со мной говорили о Пепле и предложили урегулировать этот вопрос.
— Но ты же объяснил, что все непросто?..
Крайнов откинулся в кресле, потом резко нагнулся, со всей силы ударил кулаком по столу и заявил:
— Там ты можешь говорить только тогда, когда тебя спрашивают, ясно? И все, никаких объяснений.
Он устало поник, как-то сразу обмяк и постарел. Морщины на сероватом лице стали отчетливее и глубже. Это впечатление усугублялось тусклым светом настольной лампы и отблесками фонарей на зеркальной стенке одного из шкафов.
— Урегулировать вопрос, — повторил Власов. — Это может значить что угодно.
— Вот именно, — подтвердил Крайнов. — Если бы мне сказали: «Разберись с ним окончательно» или даже «Закрой этот вопрос», то было бы понятно. А так выходит, что все решать только мне.
Вечер медленно заползал в окна. Темнело быстро, как будто кто-то прикрутил регулятор освещения. Вдали засветилась цепочка фонарей вдоль прогулочного бульвара.
— Есть еще одно, — добавил Власов. — Эта информация идет от шведа, который приехал к нам в составе делегации…
— Ну да, — привычно перебил его Крайнов. — На этот долбаный форум. И что швед? Кто он такой?
— По-русски говорит без акцента. Зовут Йенс Карлсон, похоже, что из наших, только уехал давно и как-то так хитро там натурализовался, что я никаких следов найти не могу.
— Картотеку запрашивал?
— Конечно, почти пусто.
— А что есть?
— Биографии просто нет. Все начинается с получения им паспорта семь лет назад. А дальше обычная рутина — дом, кредиты, машина.
— А чем занимается?
— Тут был на фармацевтическом предприятии. Но он слишком хорошо информирован. Сведения, которые я от него получил, не подтверждены, но ты сам понимаешь, что мне такие запросы делать нельзя. Может быть, ты попробуешь через своих знакомых?
— Что нужно узнать? — насторожился Крайнов.
— По словам Карлсона, Пепел сдал всю братву в Швеции Интерполу, и за это ему дали свободу, новый паспорт, но вышвырнули из шенгенской зоны.
— Час от часу не легче. Так он чист как стеклышко, да еще и помогает международной полиции?!
— Ну, там, в Стокгольме, тоже свои перестановки. Уйдут арабы и хорваты, придут сербы и латиносы. Собственно, они и так там есть, вопрос в разделе сфер влияния.
— Но этот вопрос уже не для Пепла. Вернее, Пепел — вот наш вопрос. У него здесь явно есть люди, иначе кто стал бы устраивать тут эти взрывы? Пусть даже предупредительные, но все же!..
— Я выдвигал гипотезу о приезжих, если ты помнишь.
— Нет! — Полковник покачал головой. — Я задницей чую, что его люди уже тут. Они сидят и ждут, пока приедет главный. Считай, что это пятая колонна. Нас окружают изнутри, если можно так выразиться.
— И что тогда? Делиться будем?
Полковник усмехнулся и сказал:
— Никогда. Да и чем делиться-то? Я, скажем, снес кафешки Пепла и привел сюда «Икею». Сеть фастфуда реорганизована, про строительство я вообще молчу. Да, земля была его. Но сколько поселков я возвел? Сколько бутиков? При Пепле такого не было. Я не представляю себе, как все это делить. Я отдал бы ему ломбарды и металлолом, пусть подавится! — Крайнов нагнулся поближе к Власову и тихо сказал: — Но ты же понимаешь, что нам вдвоем тут не жить. Для нас двоих в Радлове слишком тесно. — Он тяжело вздохнул, немного подумал и спросил Власова: — Как тебе кажется, спецслужбы его опекают? Они не будут нам препятствовать, если что? Он персона грата, неприкосновенный? — Полковник выглядел предельно усталым и измотанным. — В общем, я хочу знать одно: есть ли у Пепла какие-то гарантии и кто ему их предоставил. Поработай еще с этим шведом.
— Павел, но ведь если будет война, то какая реакция пойдет сверху? — спросил Власов. — И какие выводы будут там сделаны?
— То-то и оно, — согласился Крайнов. — Боюсь, что там, — он ткнул указательным пальцем в потолок, — настроены на мирное урегулирование. Но делиться я не буду. Тем паче, что это тоже идет наверх. Что мне прикажете делать? Вводить туда Пепла? Это невозможно. Если мы сможем договориться — требовать с него привычную долю? — Полковник махнул рукой. — Боже мой, о чем я говорю! Никакой дележки. Пепла надо просто убрать. Тихо и незаметно. Главное, чтобы он первый не начал активных действий.
— То есть ты считаешь, что с его стороны возможны провокации, на которые придется адекватно отвечать?
— Конечно, — немедленно согласился полковник. — Вот, к примеру, тебя убьют, и что мне делать? Я без тебя как без рук. Тогда я должен буду ловить и чуть ли не публично расстреливать его людей, не так ли?
Пример, приведенный полковником, Власову совершенно не понравился, но он понимал, что Крайнов намеренно заострял возможное развитие ситуации, готовился к самому худшему.
— Тогда можно будет сказать, что мы первые начали, — заявил Власов.
— Ты про переговорщика? — сразу понял Крайнов. — Нет, это не мы. Это Муса. Мы чисты как стеклышко, нам предъявить нечего.
— Мусу выпускать опасно.
— А его не надо выпускать. Он сам вылезет, когда сочтет нужным. Для войны он хороший инструмент. Если что, пусть себе с Пеплом разбирается, а потом мы его сами под белы рученьки возьмем.
— Но это же война!
— Да, это будет война. Но мы в ней не участвуем. Две группировки схлестнулись между собой, выяснили отношения. Тот, кто остался в живых, отправился на нары и там почему-то умер. А мы восстановили спокойное течение жизни, ликвидировали в ходе умелой операции группу кавказских боевиков.
— Но там же недовольны нестабильностью. А тут явно будут перестрелки.
— Ничего, — ответил полковник неожиданно бодро. — Поворчат и успокоятся. Лучше так урегулировать вопрос, оставаясь в стороне. А потом нанести четкий удар, и все, мы сделали свою работу. По телевизору скажут, что ликвидировано бандформирование, которое готовило теракты в центре России. Те, кому надо, все поймут сами. Нет, Иван, с Пеплом я делиться не стану. Так вопрос урегулировать я просто не могу. Знаешь, почему еще? — Полковник сузил глаза и поджал губы. — Это будет расценено как проявление слабости. Наверху все заметят и запомнят. Такое не забывается. Считай, что при таком раскладе мне хана.