Ментовская бригада
Шрифт:
— То есть твои покровители сидят как в театре и ждут, чем закончится пьеса? — спросил Власов.
— Пусть сидят, — охотно согласился Крайнов. — Главное, чтобы из зала на сцену не поднимались. Так что пока будем ждать.
— Чего?
Полковник пожал плечами и пояснил:
— Сигнала от Пепла. Пока работаем с тем, что есть, а там видно будет.
— Как ты думаешь, сколько у нас еще есть времени? — спросил Власов.
— Несколько дней, не больше. Пепел недаром трется в Москве. У него есть крыша и, судя по всему, вполне надежная. Что ж, будем ждать. На ловца и зверь бежит, как говорится.
— Да. — Власов вздохнул. — Времена меняются.
— К лучшему ли? — проговорил полковник. — Пять лет стабильности в регионе, все четко, жизнь идет как часы. Почему они хотят оставить Пепла, скажи мне?
Власов молча помотал головой.
— Вот и мне непонятно, — подтвердил полковник. — Значит, урегулирование предполагает два варианта — дележка и устранение. Что ж, я свой выбор сделал.
Глава 5
Пепел
«Сема, кушать!»
Пепел обычно просыпался от этих слов. Его звала мать, с раннего утра уже возившаяся на кухне.
Мальчик с трудом разлеплял глаза, но вставать приходилось. Иначе опоздаешь в школу, а это чревато серьезными семейными разборками.
Семья, правда, была маленькая — мать, Сема и его младшая сестра Анжелика. Мать назвала ее так, посмотрев фильм про приключения маркизы.
Отец бросил семью много лет назад и рванул из осточертевшей ему Радловки на Север за длинным рублем. С тех пор его следы затерялись. Он прислал домой только одно письмо, полученное через полтора года. Мать всегда плакала, когда доставала его из шкатулки, где хранились документы, сберкнижка и другие важные бумаги. Семену она письмо не показывала, а в шкатулку ему лезть было строго-настрого запрещено.
Когда мать умерла, мальчугану было всего 14 лет. В Радловку приехал его двоюродный дядя с женой и поселился в их доме.
Нельзя сказать, что Сема и Анжела были этому рады. Этих дальних родственников они видели всего два раза в жизни, в глубоком детстве, на юбилеях и свадьбах каких-то людей, совершенно неизвестных им.
После похорон Сема, конечно же, полез в шкатулку и достал оттуда письмо. Она оказалась почти пуста, ни сберкнижки, ни паспорта там уже не было, только ворох каких-то справок и почтовых извещений.
Он вертел в руках хрупкий бумажный квадрат с замасленными краями и никак не мог его развернуть. В детстве Сема мечтал, что прочтет письмо, найдет отца, напишет ему и убедит вернуться. Он даже привык засыпать с этой мыслью, да и сон начинался с того, что Семина рука выводила на почтовой карточке каракули.
Теперь он вырос, потерял мать и будет жить дальше с чужими людьми. Еще неизвестно, как все сложится. Сема мог прочесть письмо, но решил, что не будет этого делать, разорвал бумагу на мелкие кусочки и выкинул их в мусорное ведро.
Внезапно ему стало легче дышать. Он как-то распрямился, расправил плечи, резко выдохнул и окончательно понял, что наступила новая жизнь. Что-то билось внутри, в сердце, вместе с кровью, стучало в башке, пульсировало в висках и говорило ему: «Теперь ты сам себе хозяин».
Паренек заметил, что один клочок письма выпал, пока он нес обрывки к мусорке. Сема подобрал его и посмотрел, что там написано, но разобрал только одно коряво нацарапанное слово: «никогда».
Сема думал, что заплачет, но неожиданно засмеялся, скрутил бумажку в шарик и пульнул его в открытую форточку. Он решил, что никогда не увидит отца, у него уже нет матери, и пора начинать жить самому. Паренек не мог бы точно сказать, что он под этим понимал, но в нем внезапно появилось чувство свободы и уверенности в собственных силах. Оно обещало ему многое.
Новые «родители» показали себя не сразу. Сначала они были заботливы и внимательны, но уже через полгода Сема понял, что им нет никакого дела до него с сестрой. У него и сестры не было ни новой одежды, ни обуви, которые мать, несмотря на скудный заработок, справляла едва ли не каждый год, ни сладостей к чаю, ни походов в кино.
Дядя с теткой были сосредоточены на заработках, связанных с транспортировкой овощей в Московскую область, и имели с этого неплохой навар. На детей они никакого внимания не обращали. Сема часто слушал их разговоры и вникал в суть дела. Оказывается, можно зарабатывать деньги, практически ничего не делая, только договариваясь с нужными людьми, которые платят тебе определенный процент от объема поставленной продукции.
Сема рос, а Радловский район оставался прежним — заброшенным и неухоженным, с разбитыми дорогами и покосившимися домами. Паренек хотел было бежать в Москву и жить там, как уж придется, но его останавливала сестра. Анжелика была еще слишком мала, чтобы скитаться вместе с ним.
В Москве Сема был вместе с мамой один раз — на кремлевской елке. Он почти ничего не помнил, кроме длинных дорог и высоких зданий. Город был чужим и холодным. На дворе стоял январь, и метель в тот день мела вовсю.
Пышный праздник тогда сменился длинными очередями. Мать затаривалась продуктами, которые были редкостью в Радлове. Она изредка выбиралась в столицу. Прямого сообщения в те времена еще не было, и ей приходилось ездить через областной центр. Мать привозила детям бананы и апельсины, сосиски и колбасу. Каждый ее приезд превращался в настоящий праздник. Детям было интересно разбирать сумки и рассматривать необычные продукты, сдирать с апельсинов иностранные наклейки и прикреплять их над столом, за которым Сема делал уроки.
От дяди и тетки не стоило ждать таких подарков, и однажды Сема в выходной отправился разгружать вагоны, чтобы заработать немного денег. Он умаялся, перекидывая по цепочке мешки с сахаром, но честно отработал смену и получил восемь рублей. Через неделю парень снова был на той же товарной станции.
Так за весну, лето и начало осени ему удалось скопить приличную сумму — двести рублей — из которой он не потратил ни копейки. Имелся и еще один бонус — мышцы Семы окрепли.
Теперь, дождливой осенью, он перестал ходить на станцию и заниматься разгрузкой то досок, то цемента, за который платили больше, зато стал ежедневно тягать гантели и самодельную штангу. Школа его особенно не напрягала. Пеплов слыл середнячком, но к восьмому классу стали заметны его спортивные успехи.