Менуэт Святого Витта
Шрифт:
Пупырь вещал, ворочая толстыми губами. Тыкал пальцем в экран. Звезда старая, ей уже пора сходить с главной последовательности… Развитие внутренней неустойчивости, которая через миллион лет приведет звезду к фазе красного гиганта… Стефан механически кивал, когда Анджей к нему поворачивался. Да… Миллион лет – срок, прямо скажем, замечательный. Приятно планировать будущее на миллион лет… Ну же, дальше! На кой ляд мне знать об исходных аномалиях протозвездного облака? Дальше! Как он квакает, как он мямлит, этот карманный Эддингтон! Неудивительно, что когда-то на доклады этого олуха ломились с ожиданием и надеждой, а ныне приходится загонять едва ли не палкой – у каждого враз находится неотложное дело… Так. Спектр фотонный, спектр нейтринный, околополюсные инверсии… Это уже ближе к теме. Еще Аристид Игуадис понял, что разгадка в звезде, а не в мифических местных вирусах и не в скороспелой мутации вирусов земных, и даже пытался начать подготовку «Декарта» к взлету, но отца уже не было в живых, и Хансена не было, и Шварцбаха не было, а Максименков умирал среди запертых в изоляторе, и Игуадис один, конечно, не справился… Дальше! У-у… Кто даст мне терпения? Теперь циклы активности… Аномальные ядерные реакции в подповерхностном слое, редчайшая картина изумительной красоты… Скотина! Значит, ты полагаешь, что вспышка, истребившая девять десятых видов живых организмов на этой планете и продолжающаяся по сей день, – красива?! Думай, балбес! Не ляпни такое вслух в присутствии Дэйва: он тебе за одно это словечко и второй глаз уделает – в окуляр не влезет…
– Стоп! – холодно сказал Стефан. – Я про вспышку который год уже слышу. Меня не интересуют процессы. Меня интересуют выводы. И прежде всего: когда?
Анджей раздулся и побагровел: начальство опять помешало. Анджей с оскорбленным видом выразил начальству претензию. Анджей перешел на официальный тон. Анджей заявил, что готов, памятуя об убого-утилитарных запросах капитана, специально пояснить: возраст вспышки, если капитану угодно называть так кратковременную спектральную аномалию данной звезды, не превышает полутысячелетия, что помимо астрофизических расчетов подтверждается прямым анализом возраста костных останков вымершей фауны. Что же касается материй, связанных с механизмом воздействия аномального спектра звезды в период вспышки на биологические объекты, то он, Анджей, если капитану угодно знать, подобными материями никогда не интересовался, не интересуется и впредь интересоваться не намерен, он не врач и не биолог, – пусть Маргарет рассказывает любопытным про биологические механизмы, если только сама поймет, хотя, по правде сказать, где уж ей понять, коли она даже руки ему, Пупырю, вылечить не может… И ноги.
Стефан схватил Анджея за воротник. Рывком приподнял – затрещали швы, – встряхнул с усилием. Анджей задушенно молчал, выкатывал глаза и демонстрировал полную готовность отвечать незамедлительно и по существу.
– Я тебя спрашиваю, – прошипел Стефан, с наслаждением комкая и крутя ворот, – когда кончится вспышка?
Он разжал пальцы – кресло под Анджеем хрюкнуло. Анджей натужно заворочал шеей.
– Э-э… лет через триста. Собственно, триста лет – нижняя граница оценки… Может быть, и через пятьсот. Тут у меня расчеты, а их точность определяется…
– Подавись своими расчетами, – сказал Стефан, остывая. – Триста лет – это достоверно? Не меньше?
Анджей покивал. Он еще что-то говорил, но Стефан уже не слушал. Остальное не казалось существенным. Окончательный ответ был получен – ясный, точный и беспощадный. Триста лет. Этого достаточно. Хватило бы и пятидесяти. Стефан почувствовал, что лоб у него взмок, и смахнул пот ладонью. Он подозревал, что ответ будет именно таким, и был готов его принять, но сейчас ощущал в себе потерянность и пустоту. Оказывается, все это время он ждал чуда… Мы все останемся на этой планете, подумал он. Пусть мы старимся медленнее, чем люди на Земле, но, оставаясь детьми, мы все-таки старимся… Мы умрем маленькими морщинистыми старичками. У нас никогда не будет потомства – вот и ответ тем, кто еще не устал считать нас основателями новой колонии. Мне первому, но мне же и последнему…
– Ты вот что… – Стефан навис над Анджеем, дыша в лицо. Он вколачивал слова, как гвозди. – Запомни как следует: никакого доклада не будет. Ни слова, ни звука. Кроме тебя и меня, об этом не должна знать ни одна живая душа. Можешь заниматься чем хочешь, но будешь делать вид, что работаешь над уточнением модели. Год будешь уточнять. Два. Сколько потребуется. Проболтаешься – пойдешь на торф. Я не шучу.
Анджей молчал, разинув рот.
– Ты хорошо понял?
– Да. – Анджей судорожно сглотнул.
– Вот и чудесно.
7
– Вчера это выглядело лучше, – сказал Питер. – Сегодня совсем дрянь.
Они стояли на краю обрыва и смотрели на беснующуюся внизу реку. Утро обещало теплый день, и куртка Питера была уже сброшена с плеч и завязана узлом вокруг пояса. С болота принесло тучу мошкары, она толкалась перед лицом, но на кожу не садилась. Порог был не слишком длинный, всего около полукилометра, и перепад воды в нем составлял метров семь, но три метра из семи приходились на выходной каскад с крутым падением. За узким гребнем водоската река ревела, там кипел пенный котел, тяжко вздымались и опадали бурые водяные горбы, взлетали в воздух бестолковые брызги, в облаке водяной пыли висела блеклая радуга, а дальше был виден плес, струя порога никак не хотела сдаваться и простреливала плес до середины, но дальше река успокаивалась в болотистых берегах и медленно несла свои воды в озеро. Питер уверял, что от плеса до озера на веслах можно дойти за час.
– Четыре ступени, – Питер говорил неторопливо и веско, вроде бы не обращаясь ни к Вере, ни к Йорису, но Вера знала, что говорит он для них и только для них. – Ну, первую проскочим и не заметим… надводный камень и два обливных, от них мы уйдем. На второй ступени поворот, там нас прижмет к левому берегу, и пусть прижимает, справа камни… потом гранитная гряда поперек реки, проходы посередине – дрянь, в прошлый раз тут вообще не было никаких проходов… настоящий проход только справа, вон между теми валунами. Всем видно? Вчера я думал, что перед третьей ступенью можно пересечь струю траверсом, а сегодня нас навалит на гряду…
– Ночью вода поднялась, – робко вставил Йорис. Будто только что это заметил.
– Именно. Я тут третий раз прохожу, и каждый раз это разный порог. Значит, так: вначале идем на отрицательной скорости, в конце второй ступени делаем рывок и уходим к правому берегу. На повороте не даем себя слишком прижать и вон оттуда, – Питер размахнулся, испугав мошкару, и далеко бросил камень, – нет, не оттуда, а метра на три выше по моей команде начинаем работать. Все понятно?
– А четвертая ступень? – маясь, спросил Йорис. Он смотрел на гребень водоската и зябко ежился. Вера усмехнулась. Она была всего на полгода старше Йориса, но выше на целую голову и привыкла смотреть на него сверху вниз. Йорис не очень-то и возражал.
– Ты Смерть-каньона не видел, – сказал Питер. – Вот туда я бы второй раз не пошел. А этот падун я знаю. Если правильно зайдем в струю и хорошенько разгонимся, ничего он с нами не сделает, окатит только… Гряду бы проскочить, а там – дело техники.
Да, проскочить бы гряду, подумала Вера. Дальше – проще. Ну, в крайнем случае опрокинет… Если это произойдет после гряды, лодку так или иначе вынесет на плес, и она скорее всего не получит вмятин. У атмосферных разведракет прекрасные обводы – лодка идет, как нож сквозь масло, без всплеска. Вмятины на корпусе – это страшно. Сопротивление воды и вихревой след за кормой. Это называется турбулентностью. По ней нас обнаружит водяной слон.
– Может, лучше берегом? – спросил Йорис.
Вера почувствовала, что злится. Было прекрасно видно, что Йорису совсем не хочется тащиться по берегу с лодкой на плечах. Он слабенький. А идти в порог ему страшно. Много бы он сейчас отдал, чтобы заснуть и проснуться уже в донжоне. А какой хвост петушиный распускал поначалу – Питер его взял! Ронда просилась – не взял, Людвиг просился – не взял, а этого мальчишку взял почему-то. Устал мальчишка, выдохся еще на пути к водоразделу, в носу ковырять и то забыл, спотыкается на каждом шагу, так ведь на то и экспедиция. Чего ждал? Что еды хватит до возвращения? Никогда еще не хватало. Дурак и трус – спорит с Питером… С Питером спорить не надо, он лучше знает, что нужно, а что нет.