Менуэт Святого Витта
Шрифт:
– А на реке?
– А на реке катамаран можно разобрать. Получатся две лодки. Одну спрятать, ничего ей не сделается, а на другой плыть по реке. Потом вернуться и снова собрать. И идти по озеру хоть напрямик. Сделать катамаран пошире, тогда его, наверно, даже водяной слон не перевернет…
– Сорок лет думали и не додумались, – презрительно сплюнула Вера. – Много ты знаешь про водяного слона. Ты его хоть раз вблизи видел? Ну и молчи.
– Видел!
– Когда видел? Ну?
– В прошлом году видел! – От обиды Йорис чуть не выпустил корму. – Видел, видел, видел, видел! Вот! А ты катамаран когда-нибудь видела?
– На картинке. Давно, на Земле еще.
– А я его живьем видел!
– Врешь ты все…
– Нет, отчего же, – сказал Питер. Когда он начинал говорить, другие умолкали. – Идея сама по себе интересная. Просто очень хорошая идея. – Краем глаза он проследил за тем, как на лице Йориса разливается румянец смущения и удовольствия. – Вот только один вопрос: где взять вторую лодку?
– Распилим еще одну ракету, – быстро сказал Йорис. По тому, как Питер, не прерывая работы, медленно покачал головой, он понял, что сказал не то. – Ну, еще что-нибудь…
– Последнюю ракету Стефан не даст, – хмыкнула Вера. – Особенно нам.
– Правильно.
– Почему?
– Потому что, если мы утонем, Стефану будет легче, – сказала Вера. – Ты еще не понял, что он нас не ждет?
Йорис запнулся. Двигал кожей лица, переваривал мысль.
– Как же так…
– А вот так!
– Лоренц по-своему хороший человек, – неожиданно сказал Питер.
– Что? – Вера была потрясена. – Кто? Лоренц? Ты больше так не шути, ладно?
– Не буду. – Питер усмехнулся.
– Сказал тоже – Стефан… Убила бы.
– Нет, он человек талантливый. Сорок лет всех вас держать в узде – я бы так не смог.
– И не нужно, – тихонько сказал Йорис.
– Понимаешь, когда пытаешься сделать всем хорошо, всем почему-то становится плохо, – сказал Питер. – Беда в том, что даже самый лучший человек не может определять, что для другого человека хорошо, а что плохо. Мне Лоренца жаль, он вам добра желает…
– Убила бы, – повторила Вера.
– А я бы не стал… Ну, взяли разом!
Лодку поставили на воду. Теперь, чтобы ее загрузить, приходилось заходить в реку по пояс. Укрепили растяжками мачту – тонкую прямую трубку из системы охлаждения реактора «Декарта». Перед тем как отчалить, Питер срезал длинную палку и привязал к ней свой нож. Получилась пика. Если водяной слон всплывет под лодкой, его можно будет кольнуть, и тогда на минуту или две он уйдет на глубину, всколыхнув воду. Потом он всплывет снова. За это время надо успеть что-то придумать, потому что с каждым разом слон все менее охотно будет отступать, он быстро привыкает к ударам пикой, а потом он выдавит лодку из воды и перевернет ее. Он не понимает, что лодка неживая и несъедобная, но когда люди окажутся в воде, он разберется, что к чему. Поэтому опасно удаляться далеко от берега – водяной слон любит глубину, его никогда не видели на прибрежных отмелях. Впрочем, его вообще трудно увидеть: когда он охотится, а охотится он почти всегда, его тело теряет бурую расцветку и перед самой атакой становится настолько прозрачным, что сквозь толстую мембрану становятся хорошо видны пищеварительные вакуоли, ядро и туманные пятна органелл.
Озеро было большим – шесть километров шириной в самом узком месте и до двадцати пяти в длину, – прозрачным от почти полного отсутствия микроорганизмов и скудным на рыбные запасы. Точно так же, как гигантское одноклеточное животное именовалось водяным слоном, рыбой назывались стремительные торпедообразные беспозвоночные, иногда до двух метров в длину. Отвратительные на вкус человека, они были основной пищей слона. Каждый знал, что в озере, на берегу которого стоит «Декарт», живет только один водяной слон – двоим здесь не хватит пищи. По-видимому, животное было относительно редким: Питер, облазивший всю округу и разведавший десятки больших и малых озер, знал лишь три озера с водяными слонами.
Иногда слон размножался делением – всегда на три части. Они расплывались в разные стороны, охотились порознь и до поры до времени мало интересовались друг другом. Но рано или поздно их отношения всегда выяснялись беспощадной схваткой, и тогда вода в озере кипела, а волны выбрасывали на берег скользкую пену. В сценариях схваток, иногда наблюдаемых с верхней площадки донжона, не замечалось никакой общей закономерности, только финал битвы всегда был одинаков: двое из трех должны были погибнуть. После этого в течение одной-двух недель по озеру можно было плавать вполне безнаказанно, даже пугливая рыба смелела и выпрыгивала из воды, радуясь отсрочке: водяной слон был занят перевариванием своих собратьев.
Вера послюнила палец, пробуя ветер. Промолчала, кусая губы. В правой руке, подвязанной к шее, поселилась горячая дергающая боль. Вере предстояло быть балластом. Последний бросок через озеро всегда был лотереей, в которой не все и не всегда зависело от гребцов, но физическая беспомощность унижала.
– Возьми. – Она протянула Питеру свой нож. – Сделай еще одно копье.
– Для тебя? – спросил Питер, но нож взял. – Нет.
– Пожалуйста, сделай. Если он нападет, я здоровой рукой…
– Здоровой рукой ты будешь держаться за борт, – сказал Питер, – иначе вылетишь в воду. Если он как следует боднет…
– А Йорис? – ревниво перебила Вера. – Для него ты копье сделаешь?
Прежде чем ответить, Питер убедился, что мальчишка не слышит.
– Он будет держаться обеими руками.
13
Грубо заостренные бревна частокола занозили кожу. Маркус не обращал внимания. Под частоколом начинались события. Это было интересно. Илья был ниже и щуплее Людвига, зато куда суетливей, а Людвиг с равнодушным видом сидел на корточках, прислонившись спиной к частоколу, и с величайшим вниманием соскребал плоской щепкой с ладоней болотную грязь. Он всегда был таким: знаешь – говори, я выслушаю с вниманием, а не знаешь – так нечего языком зря молоть, и займись делом.
– Могли бы додуматься раньше, – торопясь, шептал Илья и оглядывался. – Проще же пареной репы, ей-ей! Меня сегодня как бревном ударило – понял! Все гениальное просто! Вот Уве ночью не смог, так? А почему? Потому что Лоренц этого ждал! Понимаешь? Он знает наш следующий шаг раньше нас. Мы просто идиоты: который год играем в игру, которую он же для нас и придумал! Он нас всех просчитал с потрохами – знает, что днем мы на него не кинемся. Побоимся. Помнишь, пытались? Мы по месяцу колем его защиту, а ему только этого и надо. Вспомни хорошенько: когда он смастерил первую?