Меня разбудил кот (сборник)
Шрифт:
— Опомнись, — в последний раз попытался вмешаться Саймон. — Это не может сработать.
— Авось сработает, — отрезал командир.
Прошла неделя с момента последней попытки добиться связи с Базой. Федор согласился, что их бросили, но не согласился принять это как должное и смириться. Да и какой русский смирился бы?
Саймон изначально занял скептическую позицию. Выслушав предложение Федора, он выразился в том смысле, что лучше уж просто сидеть и ждать повторения контакта, а затем согласиться-таки на помощь, нежели пытаться сделать то, что пришло в не совсем адекватную
Саймон с некоторой долей испуга смотрел, как нарастал в командире энтузиазм, как все чаще сыпал он идеями, вариантами, способами решения. Саймон довольно быстро понял, что ему не угнаться за полетом командирской мысли. Слишком неожиданными были повороты, слишком резкими скачки. Федор всерьез насел на ослика. Тот оказался более открытым к обсуждению и даже согласился предоставить вычислительную мощность для авантюрных расчетов Федора, правда, после упорных переговоров.
Переложив на Саймона обязанность слушать мертвую тишину эфира, Федор все свободное время проводил снаружи станции. По выполненным осликом расчетам командир размещал в определенных точках дополнительное оборудование. Сдвинуть с места орбитальную станцию — это не на санках с горки. Тут требуется особенное умение и еще нечто, что присутствует только в характере русских космонавтов, но пока еще никаким словом не называется.
Основой замысла были четыре аппарата для забора грунта. Суммарная тяга их двигателей вполне должна была сгодиться, чтобы отправить Горизонт-29 прочь со стационарной орбиты. Затем, по замыслу Федора, они должны были сжечь восемьдесят процентов топлива для достижения нужного ускорения, а остальное приберечь, чтобы было чем тормозить.
Саймон в первую очередь указывал на невозможность синхронизации четырех двигательных комплектов, но, поскольку в какой-то момент в это поверил даже ослик, Саймону пришлось перейти от активного несогласия к оскорбленной отстраненности. Самый увесистый довод, который Саймон приберег на крайний случай, что «невозможно усидеть на четырех реактивных табуретках», разбился о небрежное замечание Федора, что «ты плохо знаешь историю моих предков». Спорить с предками Федора у американца не было никакого желания.
Дальнейшее нагромождение баллистических хитростей, ответственное теперь за выживание экипажа, Саймон даже не попытался понять. В конце концов, он ведь дипломированный космонавт-геолог, а не слесарь по сборке небесных колесниц. Там вступали в действие многомерные системы взаимодействующих масс, подпитка от прогнозируемых — всего лишь прогнозируемых! — солнечных вспышек, и много еще такого, что могло прийти в голову только русскому, которому очень хочется попасть домой.
— Отдать концы! — скомандовал командир.
— Я сейчас сам концы отдам, Федя, — проскулил Саймон.
— Двигатели запущены, — доложил ослик.
Станцию мягко толкнуло и потащило прочь с насиженного места.
— Лишь тот, кто с песней по жизни шагает, тот никогда и нигде не пропадет… — пропел Федор, но дополнить танцем свой номер не смог из-за нарастающего ускорения.
Оба напарника поплотнее уселись в кресла и принялись молча ждать, когда ослик закончит дожигать топливо.
— Я лечу! — сообщил ослик.
— Не обольщайся, — осадил его Федор. — Мы тоже.
— Тедди, если мы доберемся до дома, я не стану подавать на тебя в суд, — сказал Саймон осипшим голосом.
— У тебя все равно не получилось бы, ты же на российской территории.
— Все рассчитал, да?
— Ну я же командир, меня даже компьютеры слушаются, правда ослик?
— Я это сделал исключительно из любви к искусству, — напомнил ослик. — Вы же вернете меня обратно?
— Конечно вернем, кто бы спорил, — успокоил Федор. — Вот только спросим, как там дела на Базе, и сразу обратно!
Саймон укоризненно покачал головой. Федор развел руками, мол, что еще остается делать?
— Признайся, Сеня, — сказал он. — В глубине души ты же чувствуешь, понимаешь, что у нас просто не было другого выхода.
— Возможно, ты и прав. Давай вернемся к этому разговору, когда прилетим.
— О! Это уже прогресс, — улыбнулся Федор. — «Когда» вместо «если», — за это стоило бы выпить, если бы этим заправляли тюбики! Хотя, — тут он нахмурился, — если бы заправляли, можно было бы и не лететь.
Саймон на секунду скосил глаза на напарника и вдруг взорвался в приступе хохота.
— А что? Надо будет подумать над этим. — Федор был очень серьезен. — Если База теперь собирается такие фортели выкидывать, то пусть хотя бы озаботятся созданием уюта на борту.
Держась за живот, Саймон вывалился из кресла и пополз в свою каюту. Некоторое время по отсекам еще гуляло эхо раскатистого смеха. Потом все стихло.
Федор закинул руки за голову, прикрыл глаза и мечтательно произнес:
— Домой летим…
— Ну, это кому как, — парировал ослик. — Хотя должен сказать, что мне это начинает нравиться.
Кайса вошла в дом и заперлась на ключ. На душе было спокойно, но как-то непривычно пусто. Или, может быть, это всего лишь последствия недавних переживаний? Но каких переживаний? Кайса не могла вспомнить.
Не зажигая свет, она пошла по коридору и сразу споткнулась обо что-то небольшое, но твердое и угловатое. Странный предмет, шурша и несильно лязгая, откатился в дальний угол и там затих. Кайсе вдруг показалось, что она прекрасно знает, что это такое, но вот только забыла, каким именно словом оно обозначается. Но раз знакомое, значит, можно заняться этим позже. А сначала — ванная.
Кайса встала перед зеркалом и всмотрелась внимательно. Мелькнула мысль, что брови отросли и надо бы ими заняться, и что прическа как-то поникла — даже уши стали торчать. Но чем дольше Кайса всматривалась в отражение, тем больше соглашалась, что и так все прекрасно, и ничего не нужно делать.
Потом она ни с того, ни с сего чихнула, и этот резкий спазм неожиданно вызвал воспоминание о предмете в коридоре. Определенно, в нем было что-то очень полезное, и Кайса решила, что теперь самое время к нему вернуться.