Меняла Душ
Шрифт:
Матвей сунул руку в потяжелевший карман и достал из него тугую пачку денег.
Волна начала свое движение.
Цинично он развернул пачку и стал методично пересчитывать купюры. Сто сорок тысячных купюр — синеватых, с вшитой металлической полоской, похожей на защиту от воровства в книжном магазине, портретом Ярослава Мудрого в виде водяного знака и крохотным чипом, вклеенным между слоев бумаги. Пятьдесят пятисотрублевых купюр — сиреневатых архангелов. Три сотенные бумажки и горсть мелочи, которую Матвей даже не удосужился посчитать. Сумма Ставрогина удовлетворила. Свернув деньги в трубочку, он засунул их в карман.
— Кажись я понял: ты за бабки грузишься! Эк тебя припекло! Что, порядочной работы не было, что ли? Зачем тебе эти изменения?.. Слушай, а если тебе платят, то интересно, кто этот мудрый чужак, который…
— Заткнись! — потребовал Ставрогин.
Головизор проявил
Глава 23
РОКИРОВКА-2 (ИДЕТ ВОЛНА…)
Волна катила волны изменения.
Волна росла и распространялась с ужасающей скоростью.
Волна поглощала мир.
Стас Иванов делил людей на две категории. Первые — это те, которые чувствовали себя подлецами, а вторые — которые ими являлись. Сам же Иванов относил себя к промежуточному виду — человеку в меру подлому, и связано это было с древней, обросшей бородой до пупа историей, о которой мало кто знал, кроме него. Разве что жена Лариса, которой он несколько лет назад выболтал всё по пьянке во время очередного ничем не контролируемого приступа себялюбия.
История эта приключилась на заре его юности. Еще тогда, когда он, будущий генерал-майор астронавтики, поступал в летный отряд, успешно закончив Академию Астронавтики имени Юрия Гагарина. В летные отряды набирали лучших из лучших, самые сливки, выпускаемые из Академии. Финальные курсы всегда бдительно курировал представитель Летной школы. Он фиксировал всех особо отличившихся, кому по окончании Академии делалось предложение, от которого никто из них не мог отказаться. Летных отрядов было двенадцать. Каждый отряд специализировался на своем секторе работы. Стаса Иванова пригласили в отряд «Д», так условно называлась группа, проходящая усиленные тренировки для последующих дальопераций в глубоком космосе.
Перед Ивановым открывались ошеломительные перспективы. Объединенная астронавтика Земли пока недалеко продвинулась на пути освоения космоса. Через тернии и людские жертвы была освоена Солнечная система. На Марсе, Луне и Фобосе были основаны астробазы. На Венере была запущена программа биологического заселения. Биологи и нанотехнологи занимались разведением на планете биологически активных микроорганизмов, скрещенных с нанороботами, которые должны были в течение ста лет изнутри перестроить экосистему Венеры, приспособив планету к человеческой колонизации. Возле Юпитера была построена орбитальная база «Цезарь-1», которая приютила толпы ученых, астрофизиков, биологов и теологов, вообразивших, что именно на гигантской планете они смогут найти доказательство существования Бога. С базы «Цезарь-1» была налажена прямая скоростная ветка на базу «Цезарь-2», которая находилась на Уране. База занимала гигантское пространство, соизмеримое со сросшимися в одно целое городами — Осло, Петербург, Москва, Вашингтон и Филадельфия. Огромная плешь на теле планеты была заполнена людьми и техникой и укрыта куполом, под которым были воссозданы земные условия жизни с нормальной силой тяжести, деревьями, кустарниками, фонтанами и парками отдыха. Отсюда, с «Цезаря-2», стартовали исследовательские корабли, отправлявшиеся к запредельным звездным системам, которых суждено было достичь лет через сто-сто пятьдесят. Корабли-ковчеги отправлялись с Урана к дальним планетам в надежде, что в ближайшие несколько сотен лет человечество либо наладит контакт с иным разумом, который поделится с ним технологией скоростного движения по Галактике, либо откроет способ преодоления скорости света.
Стас Иванов оказался на базе «Цезарь-2» через два месяца после зачисления в летный отряд. Первые два месяца он проходил подготовку на Земле, на базе, которую сами спецы называли «Родимое пятно». Откуда появилось такое название, Иванов так и не выяснил, да особо и не интересовался. Те восемь недель, которые они провели на «Родимчике», показались ему адом наяву. Трехчасовой сон, многочисленные инъекции биостимуляторов, десятичасовые тренировки, которые неизменно заканчивались прохождением полосы препятствий, оборудованной убойными ловушками. Трое из ребят отправились на родину добровольно, отказавшись от идеи дальполета. У одного не хватало руки. Ее оторвало при прохождении качающегося дома. Второй остался без глаз, когда, плохо отрегулировав фильтр на защитных очках, попал под солнечную вспышку. Третий, после того как его заново собрали хирурги, а генные инженеры вырастили для него некоторые части тела, о женщинах мог думать только в том случае, если заранее запасался тонной носовых платков, чтобы было чем вытирать горючие слезы о безвозвратно утраченном мужском достоинстве.
Стас Иванов прибыл на базу «Цезарь-2» глубокой ночью, когда челнок «Тринидад» прошел шлюзовые ворота купола и плавно опустился на территории космопорта. Три часа астронавт провел в здании порта, преодолевая бюрократические препоны, заполняя таможенные документы и визовые бланки, разговаривая с чиновниками от различных служб, каждому из которых нужно было объяснить цель прибытия на «Цезарь-2» и ответить на вопросы типа: не доставляло ли ему в детстве удовольствия мучить домашних животных. При этом сам вопрос о том, мучил он животных или нет, решался однозначно в пользу первого пункта. После трехчасового заточения в здании порта Иванову было не до осмотра местных достопримечательностей и не до посещения пабов. По прибытии на «Цезарь-2» ему выделили три дня на отрыв. Через трое суток Стас был обязан появиться на тренировочной базе «Ахилл», которая находилась в северном секторе поселения.
Стас Иванов не хотел лететь на «Цезарь-2». Мысль провести всю жизнь на корабле-ковчеге, родить там детей, которые, быть может, доберутся до пригодной для человеческой жизни планеты и начнут ее освоение, внушала ему уныние, которое плавно сменялось меланхолией. После того как он представлял, что никогда больше не увидит Землю, не посидит в уютном кабачке на кривой улочке Праги и не выпьет изумительного чешского пива, наступала депрессия. Но обратного пути не было. Он выбрал свою дорожку и успел по ней стартовать. А сходить с дистанции в двухстах метрах от финиша было не в его стиле. Стас всегда следовал своим принципам. А один из них гласил: доводить каждое дело до конца, не отступая и не капитулируя. Психологи базы, которые готовили отряд к дальполету, утверждали, что депрессия, меланхолия и тоска по дому — неизменные спутники каждого дальколониста. Через это проходит каждый.
Страх нужно преодолеть, и в этом заключается главное испытание для дальспециалиста. Как только страх оставался позади, человека сразу же зачисляли в экипаж следующего корабля-ковчега, стартующего с «Цезаря-2». А для того чтобы было понятно, справился ли кандидат со страхом или он сидит в нем, как червяк в гнилом яблоке, каждые две недели стажеры проходили психологические и интерактивные тесты. Успешно прошедшие тесты попадали в экипажи.
С базы можно было уйти добровольно, но это означало признать свое поражение, поэтому случаи ухода по собственному желанию были единичными. В основном стажеры боролись до последнего, но в космос отправлялись только те, кто прошел полную подготовку. На «Цезаре-2» жила легенда о Черством Джиме, который боролся с собой в статусе стажера двенадцать лет, но настолько прижился на базе и привык к мысли, что улетать вовсе не обязательно, что в результате нашел себе подходящую должность да так и остался на базе до конца своей жизни. Когда он умер, в первый и последний раз на «Цезаре-2» состоялись похороны. А в центре города появился первый памятник, посвященный Черствому Джиму.
Стас Иванов боролся с собой два с половиной месяца, когда понял, что уже не боится отправиться в путешествие длиною в жизнь, да и мысль о навеки покидаемой Земле его больше не угнетала. Он успешно сдал тесты и был зачислен в экипаж «Пурпурной звезды», которая должна была стартовать через четыре месяца к созвездию Лебедя.
В вечер зачисления Стас напился до полосатых чертиков, которые тут же явились к нему и потребовали объяснений, почему он так долго держал их на голодном пайке. Иванов добрался до койки только к утру, а с рассветом у него наступила полоса свободной жизни. После зачисления в экипаж тренировки заканчивались и до дня старта корабля-ковчега члены экипажа были предоставлены сами себе. Первый свободный день Иванов провел в попойке. Он заливал в себя спиртное, фланируя из кабака в кабак, благо заведений подобного рода на базе имелось в избытке. Второй день начался приступом жуткой паники, которая повергла Стаса в состояние шока. Он думал, что переборол свой страх. Это показывали и тесты, выполненные им на «отлично», но страх, как оказалось, замер в его сердце, чтобы в нужный момент всплыть из глубин омута и ударить всем арсеналом.
Три дня Стас пытался заглушить предателя водкой, на страх, хоть и ослаб, никуда не исчез. Иванов был зачислен в экипаж и отступать было поздно, хотя очень хотелось, но Стас не слышал про хотя бы один случай, когда на Землю с базы возвращались уже действительные члены экипажа. В один из таких дней, когда состояние страха достигло критической точки, Стас познакомился с Гансом Крезом, который числился в стажерах уже третий месяц и всё никак не мог преодолеть барьер тестов, чтобы стать членом экипажа ковчега. Он не мог переступить через собственные страхи, но безумно хотел лететь. Тогда у Стаса появилась шальная мысль.