Меняя завтрашний день
Шрифт:
Вот широкое полотно дороги разливается в бескрайних полях, теряясь в белесом предрассветном сумраке плотного тумана. Среди темно-серого марева проглядываются резкие очертания искореженной «Волги», под которой растекались во все стороны ручейки масла и бензина, извиваясь и перетекая между осколками битого стекла и металла. Чуть поодаль белел тягач с полуприцепом, загруженным тоннами стекла. Ему не удалось удержать огромную фуру на обледенелой скользкой дороге, и его закрутило на трассе. Стекло сыпалось на дорогу — звонкое и острое, рассыпаясь алмазами на асфальте, смешиваясь со льдом и инеем на пожухлой прошлогодней траве у обочины. Его было много, словно разбился и рассыпался целый мир, спрятанный в хрупкой капсуле, наподобие детского "секретика" в земляной ямке, где головка одуванчика и конфетная обертка прятались под бутылочным стеклышком.
Родители успели отъехать всего на сорок один километр от города, когда столкнулись с грузовиком на трассе, которая терялась в предутренней туманной пелене.
Дальнейшее она помнила смутно: как ее, полуживую, вытащили из машины, как доставили в районную больницу на окраине города, как срочно вернулся брат из двухнедельной командировки…
Вика изменилась с тех пор. И внешне и внутренне.
Особенно внутренне.
Взлелеянные ею детские мечты и надежды неумолимо разрушались в течение нескольких месяцев после похорон и были сами ею погребены в те дни, когда она узнала о том, что больна. Алексей продолжал работать, пытаясь обеспечить их ставшую такой маленькой семью, большей частью предоставляя сестру самой себе. Ей казалось, Алексу все равно, что она чувствует, думает, и на внутренние разломы ее хрупкой души месяцами нарастала обида, непроницаемым облаком оседая в глубинах сознания. Алекс был занят собой, командировками, частыми посиделками на квартире у кого-то из его друзей. Оставаться дома одна Вика не смогла, и, коря себя за трусость и слабость, отправилась вместе с братом в этот небольшой северный городок.
Позади нее оставалась гора битого стекла — там, на трассе, напоминая о том, чего уже не вернуть и не склеить.
И когда в доме воцарилась тишина, нарушаемая ветром, гудящим за окнами, Вика поняла, что ей стало хуже вовсе не от того, что она постоянно мучает себя мыслями о неизвестности. Впрочем, поняла она это раньше, когда собственное здоровье невозможно стало игнорировать. Она пару раз засыпала, но это промежуточное состояние изматывало ее больше всего. Конечно, ее здоровье ухудшалось периодически, как времена года, но Вика больше всего боялась, что это может затянуться и наступит неизбежный конец. Со стороны казалось, что все идет своим чередом, изо дня в день, ничуть не меняясь, словно по заранее спланированному графику. Алекс работал, рыбачил со знакомыми, а Вика проводила все дни дома, лишний раз стараясь не выходить на улицу, следуя предписаниям врача.
Почувствовав, что задыхается, она резко села на кровати, ощущая, как бешено стучит сердце, чьи удары грохотом отзывались в голове. Поначалу кашель был сухим, коротким, раздражающим и чаще всего беспокоил ее по утрам, вот как сейчас, когда она, прижимая ладони к губам, выскочила в ванную комнату.
Зыбкие очертания безлюдной дороги, усыпанной битым стеклом, стремительно расплывались перед глазами и напуганная, обессилевшая девушка пыталась спрятать лицо в трясущихся ладонях, стараясь не встречаться взглядом с незнакомкой по ту сторону зеркала в ванной комнате, чье лицо с темными кругами под глазами было в эту минуту белым как бумажный лист.
Бросив беглый взгляд на квадратное окно в коридоре, Вика увидела, что на горизонте забрезжил серый рассвет. Она пошла на кухню, чтобы вскипятить чайник и приготовить нехитрый завтрак.
— Сегодня вечером к нам придут мои коллеги по работе, ну, ты их помнишь, Вик, — сказал Алекс во время завтрака, несколькими часами позже, — так что все приготовь к их приходу, хорошо?
Вика наливала ему горячий черный чай.
— Во сколько они придут к нам? — еле слышно спросила она. С утра ей было нехорошо: кружилась голова и снова поднялась небольшая температура, принеся с собой слабость и одышку, однако, девушка старалась выглядеть бодро.
— В восемь часов, — неуверенно ответил Алекс. — Да, в восемь они уже будут у нас. Ну, компания та же самая, Вик, и всё как обычно, шуметь не будем, сильно напиваться — тоже. Думаю, тут в красках расписывать больше ничего не нужно, ты и так знаешь это. Просто я тебя предупредил. Кстати, наши соседи умотали до завтрашнего дня в краевую столицу, так что сегодня ты за хозяйку.
Мысленно он ругал свою недолгую память и злился на то, что впереди такой же день, как и предыдущий, серый и ничего не значащий в его жизни, как теперь и все остальное, к чему бы он ни прикасался и о чем бы он ни думал. Он смотрел на сестру, очертания ее тонкой фигурки еле угадывались под просторным розовым махровым халатом. Перед глазами снова и снова возникала черная телефонная трубка и чей-то далекий сухой голос сообщил об аварии на трассе, где Вика чудом осталась жива. Это потрясение вызвало у нее еще большой стресс, усугубило и без того подавленное состояние девушки, спровоцировав последующую череду болезней после выписки из больницы. Алекс все время возвращался к мыслям о том, что если бы он не уехал из города в то время, когда родители планировали свою поездку, то все могло бы быть теперь по-другому — он бы успел среагировать и увернуться от потерявшего управление тягача, выехавшего на встречную полосу, он бы не поддался уговорам и не стал бы выезжать ни свет ни заря, он бы…
Тяжесть на душе давила особенно на сердце, и он старался не замечать этих колких, направленных ударов внутри себя, которые эхом отдавались в черепной коробке.
— Хорошо, — тихо сказала Вика. Голова начинала раскалываться от нарастающей тупой боли. — Я тогда пожарю курицу к вечеру, ну и пару салатов можно будет нарезать. Ты же вернешься с работы к семи, как обычно?
— Да, — он махнул рукой, — я всегда прихожу в одно и то же время. Кстати, как твое самочувствие сегодня?
— Нормально, Леш, — она слабо улыбнулась, чувствуя печаль от своей шаблонной «дежурной» улыбки. — Не лучше и не хуже, только недосып сказывается. А так пока без изменений, раз пару месяцев назад был замечен положительный эффект, значит, все будет хорошо.
Вика заваривала себе настойку из листьев и ягод шиповника, и приятный терпкий аромат расплывался по просторному помещению общей кухни, исчезая в полутемном углу, где у стены стояли две электрические плиты и располагался длинный стол, покрытый клеенчатой скатертью.
— Ну, вот и славно, — он кивнул, и завтрак прошел в молчании. Брат был как обычно угрюм и немногословен по утрам, ел быстро, словно вечно торопился куда-то и также быстро исчезал из дома, перед этим с тихим и неизменным ворчанием закутываясь во всевозможные свитера — надвигалась зима. — Кстати, Колька сегодня обещал принести вечером тебе зверобоя, шалфея и исландского мха — его дядька вернулся из своего кругосветного путешествия. Я вчера его в баре видел, он тебе привет передавал.
— Хорошо, Леш, спасибо, — тихо поблагодарила Вика и кивнула, — значит, можно будет сделать отвар из Колиного подарка!
— Ну да, только он сказал, что там еще корешков каких-то нужно, но это не проблема, найдем! — Алекс допил чай, подмигнул сестре, и, попрощавшись, вышел из кухни.
Когда он ушел, Вика медленно поднялась наверх, касаясь тонкими пальцами шероховатых стен, словно боясь упасть, и в спальне достала из платяного шкафа свою спортивную сумку с летними вещами. На дне сумки ее дрожащие пальцы нащупали нужный пакетик с порошком среди прочих лекарств.
К вечеру она уже будет в состоянии посидеть с гостями и ей хватит сил, чтобы приготовить ужин к их приходу и поддержать беседу, развлекая и очаровывая гостей радостными улыбками и хорошим настроением, которое становилось в те моменты словно неотделимой частью ее сущности.
Россыпь битого стекла, заполонившего серое предутреннее небо, окончательно растаяла в сознании, вытесненная повседневными мыслями.
За окном безжалостно дул промозглый ветер, срывающий с деревьев последние, уже почерневшие листья. С тихим свистом разметались они по закоулкам в микрорайонах, почти намертво прилипая к стенам, окнам…