Меняю курс
Шрифт:
Анархо- троцкистские заговорщики сняли своих людей с Арагонского фронта и двинули их на Барселону. Тем самым предатели открыли фашистам ворота в Каталонию.
Подполковник Рейес, командовавший немногочисленными воздушными силами Арагонского фронта, вылетев с эскадрильей на подавление мятежа, обнаружил покинувшие свои позиции батальоны (два анархистских и один поумовский) и заставил их вернуться на фронт. Только нескольким небольшим группам удалось дезертировать.
На совещании, где обсуждался вопрос об этом восстании, я последний раз встретился с Ларго Кабальеро. Прието вызвал меня тогда к себе и, смакуя плохие новости - он любил это делать, - сообщил о положении, создавшемся [390] в Каталонии. Прието очень беспокоился об участи президента, господина Асаньи, который, по-видимому, был окружен анархистами в здании военного губернаторства в Барселоне. После долгого обсуждения было решено, что я с группой солдат на двух самолетах «Дуглас» отправлюсь в Реус.
Я приземлился в Реусе примерно с 50 солдатами и несколькими офицерами. Присоединившись к группе майора авиации Барбэта в 20 или 30 человек, они составили колонну. Ей было придано небольшое артиллерийское орудие, установленное на грузовике (до сих пор не знаю, откуда он взялся). Прибыв с отрядом в Таррагону, Барбэта направился к центральному дому ФАИ, где засели анархические руководители, и предъявил им ультиматум. Анархисты ответили залпом. Барбэта, по специальности артиллерист, влез на грузовик и с первого же выстрела из своей пушчонки разбил дверь здания. Еще два выстрела по окнам - и предатели капитулировали.
Таким образом город Таррагону мы вернули без особого труда. В Тортосе анархисты перекрыли дорогу, но оказалось достаточно телефонного звонка - мы пригрозили им бомбардировкой, - чтобы они открыли движение.
Наша небольшая вначале колонна постепенно увеличивалась. К нам присоединялись добровольцы, которых мы вооружали захваченным у врага оружием.
После разгрома комитетов ПОУМ и ФАИ восстание в этом районе было ликвидировано.
Перед тем как отправиться на помощь Барселоне, мне удалось переговорить по телефону с Асанья, который все еще находился в осаде в здании военного губернаторства. До сих пор не могу понять, почему не была прервана телефонная связь. Асанья очень нервничал. Он спросил меня, что предпринимает правительство для его освобождения. (В конце концов президента в танке доставили в порт и на пароходе отправили в Валенсию.) Удалось мне поговорить и с полковником Сандино, командующим авиацией в Каталонии. Сандино с группой летчиков был блокирован в авиационном штабе. Они находились в довольно тяжелом положении, испытывая нехватку оружия.
В тот момент, когда наша колонна собиралась выехать на грузовиках в Барселону, я получил по радио срочный приказ Прието вернуться в Валенсию. Ссылаясь на председателя совета министров, он потребовал приостановить дальнейшие действия нашей группы. Этот приказ удивил меня, однако я выполнил его. [391]
Прибыв в Валенсию, я отправился к Прието. Увидев меня, он испуганно спросил, что я делал все эти дни. Ларго Кабальеро возмущен мною и хочет отдать меня под суд. Оказывается, руководители НКТ направили Ларго Кабальеро телеграмму, в которой сообщали о якобы творимых нашим отрядом зверствах и о многочисленных расстрелах анархических руководителей. В качестве первого условия для начала переговоров они требовали моего немедленного отстранения.
Глубоко возмущенный столь наглой ложью, я доложил Прието о действиях колонны и выразил свое отрицательное мнение о приказе, запрещавшем нам двигаться в Барселону. Он согласился со мной, однако, как всегда, не пожелал идти против Ларго Кабальеро. Тогда я решил сам все объяснить Кабальеро, но Прието воспрепятствовал моему свиданию под предлогом, что премьер-министр очень возбужден. Я все же отправился к Кабальеро на следующий день, но он отказался принять меня. Так закончилось это происшествие.
Штурмовые отряды, посланные на пароходе из Валенсии, быстро ликвидировали восстание в Каталонии.
Однако попытка путча вызвала правительственный кризис. Главой правительства стал дон Хуан Негрин. В новом кабинете Прието занял пост министра национальной обороны, получив в свое подчинение военное, морское и авиационное ведомства.
* * *
После Гвадалахарского сражения я занялся перемещением главного штаба военно-воздушных сил в Валенсию. Там я увиделся с Кони. Она была в прекрасном настроении и очень довольна новой работой, предоставленной ей в отделе печати министерства иностранных дел заместителем министра Мануэлем Санчесом Аркасом - выдающимся архитектором и одним из самых культурных, скромных и честных людей, которых я знаю. Учитывая энергию Кони, работоспособность и прекрасное знание четырех европейских языков, новая должность, связанная с работой в области пропаганды, очень подходила для нее.
В тех условиях пропаганда имела важное значение. Человек, общавшийся с иностранцами, приезжавшими знакомиться с республиканской Испанией, должен был обладать тактом и рядом других не менее важных качеств, иначе он рисковал принести своей работой только вред. Судя по тому, что говорили о Кони наши сотрудники и иностранцы, ее деятельность в этом отделе была весьма полезной для республики. [392]
Однажды, придя на прием к Прието, я заметил, что он чем-то озабочен. Этот человек с исключительной работоспособностью занимался самыми различными делами, зачастую не входившими в круг его обязанностей. В тот день он был крайне раздражен постановкой дела с приобретением за границей всего необходимого для нужд войны.
Этот вопрос имел настолько важное значение для хода войны, что я считаю необходимым хотя бы бегло остановиться на нем.
По мнению Прието, положение с закупками военных материалов за границей было катастрофическим, что грозило истощением наших ресурсов в короткий срок.
По- видимому, среди людей, посланных нами в разные страны мира для закупок оружия, было много неспособных и нечестных. Воспользовавшись особыми условиями, в которых им приходилось действовать, они посылали нам негодные материалы и безнаказанно воровали.
Поскольку правительства почти всех стран договорились не продавать Испании никаких военных материалов, мы вынуждены были приобретать все необходимое окольными путями. Один из них состоял в том, чтобы найти страну-посредника, которая согласилась бы покупать для нас нужные товары. Первую сделку подобного рода мы заключили с двумя латиноамериканскими республиками и маленькой европейской страной. Результаты оказались плачевными. Посредники требовали баснословных комиссионных вознаграждений, и при этом мы не имели возможности контролировать качество товаров. В Испанию направлялись груды непригодного, но очень дорогого хлама, который нельзя было использовать. Последней попыткой этого рода, предпринятой Прието, была договоренность с китайцами, которой ему удалось достигнуть через двух американцев, поддерживавших коммерческие связи с этой страной. Но когда начались расчеты, китайские купцы от имени правительства Чан Кай-ши потребовали комиссионного вознаграждения в размере стопроцентной стоимости закупленного.
Возмущению Прието не было предела. Я был свидетелем его встречи с американцами, принимавшими участие в переговорах. В конце концов их послали к черту и прервали отношения.
В тот же день, преодолев неприязнь, дон Инда пошел повидать Ларго Кабальеро - в то время председателя совета министров, чтобы сообща найти выход из создавшегося положения. [393] Я не знаю подробностей их беседы. Мне известно только, что было принято решение просить Советский Союз купить для нас требуемые материалы.