Шрифт:
Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero
Лох копеечный
Ах, как некстати эти трое чертей ко мне ввалились! Я бельишко в тазу замочил, супчику сварил со свежей зайчатиной, а тут нате вам – принимай гостей нежданных. Хотя таких и гостями то назвать язык не повернется. Ворвались в домишко, едва я только успел по глупости своей открыть засов. И тут же покатился по полу от немилосердного удара по фейсу, под матюки и скотский гогот. И вот теперь сижу я в уголке своего, можно сказать, дома, связанный по рукам и ногам, с подбитым глазом, злостью немереной в душе и полным ералашем в башке. Хотя нет, в голове малость утряслось. Теперь и рассмотрел своих визитеров получше, и кое-какую начальную информацию получил. А они сидят, сволочи, в жарко натопленном доме, разомлевшие после февральской метели, и ждут мой супчик из зайчатины. Спеленали
Особенно злобно на меня рыжий верзила посматривает. А что плохого я ему сделал? Напротив, это он мне в глаз засветил. Рожа у него совершенно зверская, и без справки видно каким ремеслом на жизнь себе зарабатывает. А вот умишком он, кажется, скудноват. Да и зачем оно ему при такой то комплекции? Погоняло у него, насколько я расслышал, для такой внешности ну просто издевательское. Фунтик. Хотя может он и добрейшей души человек, просто у него имидж такой. Но все равно обидно. За мультяшного поросенка. Вот уж кто ни в чем не провинился.
Второй из троицы внешностью не обделен. Как, скажи, их господь параллельно с этим Фунтиком лепил, да дозировку перепутал. Красавчик. Ну, просто денди. Бабы по нему, поди, сохнут как пшеничка в неурожайный год. Высокий, подтянутый, ни грамма лишнего жирка. Волосы черные, с отливом. Правда, имечко у него посконное – Сеня. А может и кличка, леший их разберет. Так он для меня Сеней и останется. Может статься, что и навсегда. М-да… Но самый опасный вон тот, лет сорока и с солидной залысиной. Череп у него угловатый, усы, с сединой уже, щеточкой. Но самое главное – взгляд. А взгляд у него волчий. Уж в этом я разбираться научился, в том числе и на собственной шкуре. Такие как Сеня бывает и отметелят, но как-то, между прочим, без особого рвения, словно руки замарать боятся. Амбалы вроде Фунтика могут отмудохать так, что месяц будешь синяки примочками сводить и кровью, прошу пардона, писать. А вот такие не шибко и злобные и красноречивые, если уж решат, что ты для них хоть малейшую опасность представляешь, режут насмерть, холодно и без злобы. Вроде как не хватающие с неба звезд, но твердые профессионалы свою работу делают. Без энтузиазма и полета фантазии, но весьма качественно.
А Фунтик, подлец, между тем прекратил тяжелую работу мысли (почти явственно скрип шариков слышался) и хрипло спросил:
– Вольф, а может замочить его сразу? Мороки то сколько.
Первым делом я восхитился своей наблюдательностью. Ух ты! Как я верно то угадал типаж. Кличку усатому дали – точнее некуда. А полторы секунды спустя до меня дошел и смысл сказанного. Признаюсь, совсем нехорошо мне стало. С натурой этого волка я, видимо, не ошибся. И если он сейчас подойдет ко мне и хладнокровно перережет глотку душа моя, витая над моим же телом, не слишком удивится. Грустно, граждане. И это вместо «здрасьте» и «спасибо»?..
Вольф между тем посмотрел на меня задумчиво, без всякой неприязни решая мою судьбу. Как говорится, ничего личного. Ну, и за то вам, барин, премного обязан. Если и пришьют, то полюбовно. Может, даже в снежок закопают.
Однако видно не пришло мое время, поживу еще. Лениво оттолкнув от себя пустую тарелку, Вольф обидел Фунтика отказом:
– Не спеши. Сколько нам тут еще сидеть неизвестно. Обслугой ты будешь заниматься? Посуду вон помыть надо, не люблю беспорядка. Пожрать, опять же, сготовить. Да и жратвы у него как видно не склады, а вот зайчатинка на столе свежая. Сдается мне, что живет он в этой дыре по большей части натуральным хозяйством. Ты нам дичь будешь поставлять, или его в лес погонишь?
Ну, спасибо, благодетель ты мой. Если б мог – расцеловал бы во все щеки! Видать и впрямь еще поживу. А Фунтика даже жалко стало, столько на его роже разочарования написано. Он, может, и смолчал бы на такой облом, видать Вольф у них в большом авторитете. Но тут Сеня, по недомыслию, масла в огонь подлил:
– Слышь, Фунтик, ты при нем в вертухаях ходить будешь. Он в лес, и ты в лес. Он в сортир, и ты…
А может статься, что и не по недомыслию. Как-то уж очень ощутима между ними неприязнь, в чем я в дальнейшем имел возможность убедиться. Ах, как Фунтик сорвался! Как он на Сеню зыркнул и как на него орать стал. Прелесть. У меня даже мыслишка одна в голове мелькнула, дай Бог не последняя. Но додумать я ее в тот момент не успел. Вольф на обоих прикрикнул, и отчитал как сопливых:
– Заткнитесь, оба. Мне ваш бедлам сегодня в зубах уже навяз. Говорливые стали.
Подействовало, заткнулись оба. Видать и впрямь Вольф в серьезном авторитете. Сеня только малость смущенно зыркнул и примирительно пробубнил:
– Да ладно, шеф. Подумаешь – два жмура? Мы-то целы, и свое взяли. Одного не пойму: на хрена ты нас в эту дыру завел?
Вольф сонно зевнул и пояснил как недоумку:
– А потому, что кто-то из троих должен башкой соображать. А не как ты – задницей. Менты сейчас по трассе и железке рыщут. Во всех деревеньках участковые на нас сориентированы. Я уж про райцентры и областной центр не говорю, там у них «Перехват» на «Перехвате». У ментов мышление прямолинейное. Они по прямой нас ищут, а мы уходим зигзагами. Кому в голову придет нас искать в этой дыре? Даже если вертолеты поднимут в такую пургу, что сомнительно, ни хрена летуны дальше лопастей не увидят. И следов наших давно уже нет. Так что пусть ищут, хоть с собаками. И вообще, мыслители фуевы. Давайте спать. Устал я нынче…
В общем то, что это за гости такие пожаловали, я с ходу просек, немало таких повидал за последние двенадцать лет. Они, конечно, существенно изменились за последние годы. Не ходят больше в малиновых пиджаках, распальцовкой не так откровенно балуются. Наиболее удачливые давно уже в серьезном бизнесе, а кого Господь фартом обделил – на погосте. Но суть их от этого не переменилась. Собственно, со знакомства с такими вот братками и начались мои многолетние скитания по подвалам, чердакам, свалкам и прочим ну очень «уютным» и приспособленным для жизни местам. Потому что я – бомж. Не по призванию, по обстоятельствам. А ведь был и я когда-то симпатичным человеком и гражданином. Сначала СССР, потом – России. Правда, российским гражданином я был весьма ограниченное время, два годика с небольшим, потому особо во вкус войти не успел. В современной России я все больше обретаюсь бомжем беспаспортным. Потому что осенью девяносто третьего, в самый, так сказать, разгул демократии, люберецкая братва сделала мне предложение, которое и надо было бы принять, да мне тогда, идиоту, соображалки не хватило. Воспитание было идейное, замешенное на суррогате морального облика строителя коммунизма. А предложили, в общем, то по-божески: в обмен на мою квартиру приличную комнатуху в коммуналке. Правда, на окраине. Я еще подумал, что на работу будет далеко добираться. Вот уж точно – болван! Очень скоро я остался и без работы и без квартиры. А какая хорошая была квартирка! И ведь досталась то на халяву, под занавес советской власти, как молодому специалисту. Сейчас квадратный метр в том районе стоит столько, сколько при советской власти трехкомнатный кооператив. Братки демократичные перспективу распознали конкретно. В результате я оказался на свалке избитым до полусмерти, без гроша в кармане и документов. Когда же пришел в себя и пошел жаловаться в милицию, менты на меня как на редкостного шизоида посмотрели. Стоит худющий бомжара без имени, и требует вернуть якобы отобранную у него, якобы не хорошими редисками якобы принадлежащую ему однокомнатную квартиру, практически в центре первопрестольной. А квартирка то уже продана, и документики нотариусом заверены. Честь по чети, с моей подписью…
Я в тот момент не помнил, что не то чтобы что-то подписывал, но что вообще читать, и писать умею. Это уже спустя полгода, когда меня такие же бедолаги малость отходили, я стал припоминать и имя свое, и что был я дипломированным специалистом и приличным интеллигентом. Правда, был я к тому времени далеко за пределами столицы, и вернуться туда в прежнем качестве у меня не было никакой возможности. Да и куда? Дом наш к тому времени расселили полностью. Другие жильцы оказались благоразумнее и покладистее меня, и согласились, что особняк девятнадцатого века больше подходит под офис очередному демократу. Ну, и разъехались кто куда. Пример со мной оказался впечатляющим. Зато попутешествовал я в последние годы от души. Практически всю матушку-Расею обошел-объездил. Правда, не в качестве беспечного туриста и с весьма ограниченным комфортом. Географию центральной части изучал на своих двоих. За Уральским хребтом был вплоть до Хабаровска. И везде видел одно и то же – зуботычины от ментов, и пинки от братков. Но если менты на люлях катали от скуки или для удовольствия, то братва народ практичный. И попрошайничал для них, и цветной лом тискал, где придется, и наводчиком на вокзалах работал. Словом, грешков на мне изрядно накопилось. А чуть что не так – в грызло. Было время, даже удавиться хотел. Ей Богу. А потом подумал – хрен вам на все рыло, чтоб не качались. Всем на зло выживу…