Мерцание золотых огней
Шрифт:
Ночью, в больничной палате, он понял, что нужно встретить ся и поговорить с Юлей. И даже придумал, как он будет разгова ривать с нею, чтобы не особенно показывать свои чувства, и в то же время как бы извиниться. Она должна понимать, что вчера он плохо себя чувствовал, плохо соображал. Поэтому и говорил с нею... может быть, излишне резко. К тому же, и она виновата в том, что случилось. Не стоит делать далекоидущие выводы, заяв ления, вроде: больше никогда! В конце-концов, они люди взрос лые, можно во всем спокойно разобраться. Наверное, он был не прав, ну что же, человеку
Однако, утром стало ясно, что такой разговор ни к чему не приведет. Юля вряд ли станет его слушать. Нужно было сказать что-то другое, более важное, более искреннее... Но прежде необ ходимо найти её. Он думал об этом во время повторного обследо вания в Институте нейрохирургии, думал, когда отец вез его до мой. И когда чистил моющим пылесосом забрызганный кровью ковер, приводил в порядок кабинет, ехал на службу.
Где же, черт побери, где её искать?
Ответа на проклятый вопрос не было. Где она сейчас? В квартире Колготина? А где эта чертова квартира?! Или её опеча тали, Юлю выгнали, и она вернулась в Ростов? У Колготина не спросишь, он сидит за решеткой, у лейтенанта - тоже. Сам же сказал, что не знает никакой Юлии Малюковой. А она могла, могла уехать! Здесь жить негде, а он вчера разорался, обидел девчон ку... Мог бы догадаться, что ей теперь некуда идти, негде жить, надо помочь девчонке, но, как назло, именно вчера он догадался совсем о другом! Почему-то решил, что она пришла, чтобы обезо пасить себя.
А ей просто некуда было идти! Поэтому её глаза были такими печальными...
Надя принесла голубую папку с золотым тиснением "Колея". Для служебного пользования". Положила на стол перед ним. Лав рентьев молча кивнул и даже не посмотрел, как соблазнительно покачивается упругая попка, когда Надя шла к двери.
Мысль о том, что Юля уехала в Ростов, и он никогда больше не увидит её, напрочь выбила Вадима из рабочей колеи. Целый час он сидел за столом, разглядывая золотое тиснение на папке, но так и не открыл её.
Чернов, предупрежденный секретаршей, вошел без стука, крепко пожал Вадиму руку и плюхнулся в кресло напротив стола.
– Ну ты даешь, Вадик! Я же предупредил тебя: неделю-другую можешь спокойно болеть! Твои гениальные идеи живут и побеждают. Чего примчался на ночь глядя? А потом Павел Сергеевич скажет, что я, подлый капиталист, эксплуатирую больных людей? И каких людей! Золотой фонд "Колеи"!
– Ты, как знаменитая Трындычиха, не остановишься, - сказал Лаврентьев.
– Я к тебе приехал, по делу. А это, - он кивнул на папку, так, чтобы время скоротать. Работать, действительно, не могу еще.
– А я тебе про что? Сказал же: вечером приеду, поговорим. Или ты с Людой будешь?
– С Людой не буду. У меня другая проблема. Нужно найти од ну девушку.
– Помню, помню, ты вчера говорил, что во всем этом стран ном происшествии замешана таинственная... Девушка? Вчера она была, если мне память не изменяет, женщиной.
– Не в этом дело, Мишка. Послушай, только все это - между нами. Никому, ты понимаешь?
– Само собой.
Чернов с нескрываемым удивлением выслушал рассказ друга и развел руками.
– Ничего не понимаю, Вадик. Она - наводчица, из-за этого ты получил по башке, но постарался выгородить её. Глупо, зато благородно. Это ещё куда ни шло. Но ты хочешь найти её, опять притащить домой? Что, ещё раз по башке захотелось, или одного раза достаточно, чтобы крыша поехала?
– Я же тебе говорил: она вчера приходила ко мне. А я был злой, наорал, оскорбил... Не хочется даже вспоминать.
– Не вспоминай, забудь о ней. Да ты что, влюбился? А как же Люда? В отставку ее?
– Мишка, мне нужно найти эту девушку. Нужно, понимаешь?
– Ни черта. Она что, такая красавица? Лучше Люды, лучше Надюши? Да объясни ты толком, Вадик!
– Лучше Люды и Надюши никого нет, - усмехнулся Лаврентьев.
– Но та, которую я ищу - особенная.
– Все они вначале кажутся особенными, загадочными, таинс твенными... А потом лежишь и думаешь: где-то я уже видел такое. И не раз.
– Кончай трепаться, Мишка, - недовольно поморщился Лав рентьев.
– Ты мне скажи, Вадик, это стало ясно до того, как тебя стукнули, или после? Может, нужно просто отдохнуть, как следу ет? Залечить рану? Не хочешь Люду, возьми с собой Надюшу, она тебе такое представление устроит, мигом забудешь о своей осо бенной.
– Ты поможешь мне найти ее?
– Каким образом?
– Попроси отца, пусть узнает адрес гражданина Колготина, арестованного за попытку ограбления моей квартиры. Он генерал, ему это несложно сделать. Может затребовать дело Колготина... для проверки, а там, наверное, адрес и телефон есть.
– Генерал может, но он обязательно спросит: а зачем вам это нужно? Что я скажу?
– Откуда я знаю? Ты генеральный директор и генеральский сын, вот и подумай.
– Красиво сказал! Ну, не знаю... Нужно ли беспокоить отца по таким пустякам?
– Это не пустяк.
– Да? Хорошо, - нехотя согласился Чернов.
– Попробую. Чего не сделаешь для сержанта Лаврентьева. Но с одним условием, - он загадочно усмехнулся.
– Что за условие?
– Когда найдешь её, приведешь к себе, немедленно позвони. Я все брошу, даже голую женщину, и приеду. Жутко хочется уви деть особенную бандитку, от которой у сурового сержанта крыша поехала.
– Когда-нибудь увидишь, а я с удовольствием понаблюдаю за твоей крышей.
– Думаешь, поедет?
– Думаю, поедет. А сегодня вечером звякни мне, договори лись? Мишка, постарайся убедить генерала, мне просто необходим этот адрес.
– Уже понял. Выглядишь ты нормально, так и хочется ска зать: рад тебя видеть в порядке, но...
– Чернов развел руками, засмеялся.
– Что-то мешает. О`кей. Заезжать к тебе сегодня не стану, по звякну обязательно.
– Спасибо, Мишка, ты настоящий друг, - с улыбкой сказал Лаврентьев.
31
Юля отошла от окна и улыбнулась. Новые шторы совсем изме нили комнату. И светлее стало в ней, и чище. А на диване лежали ещё и новые простыни, наволочки, пододеяльник. Все это она ку пила на деньги, которые оставил ей Иваненко.