Мерцание
Шрифт:
– Десятого июня я возвращалась вечером домой...
– Простите, где вы работаете?..
– Я искусствовед-консультант. В тот вечер посетила вернисаж, куда меня пригласили для оценки нескольких полотен. Потом я там немного задержалась, чтобы переговорить с одним коллекционером. Около десяти вечера я вызвала такси и поехала домой. А дома...
– женщина глубоко вздохнула, но оставалась спокойной.
– Дома я нашла Борю. Мёртвого.
– Альбина Романовна, а когда вы последний раз общались с Борисом Анатольевичем?
– Утром.
– А по телефону?
– С вернисажа я ему звонила. Не помню, в какое время.
– Он ответил?
– Да, я ему сказала, что скоро буду.
– Посмотрите, пожалуйста, в какое время был этот звонок?
– А как я смогу?.. Ах, да, ведь время звонков фиксируется. Правда, уже месяц прошёл... А, нет! Смотрите - осталось! Девять двадцать.
Иван сделал пометку в записной книжке коммуникатора.
– Когда вы пришли домой?
– Не... не помню. Я увидела Борю в кресле... Сначала подумала, что он спит. Я переоделась, умылась и только после этого подошла к нему спросить, не хочет ли он чая... А он...
– женщина прикусила губу и замолчала.
– Он сидел в каком кресле?
– спросил Иван.
– Вот в этом?
– Нет. В своём любимом кресле-качалке. Вон, в углу стоит, чехлом накрыто.
Максимов встал, прошёл в угол комнаты и откинул материю. Под ней оказалось старинное, порядком обшарпанное кресло-качалка. Однако ничем иным, кроме старины, оно не выделялось. Иван опустил чехол и повернулся к вдове:
– А где это кресло стояло?
– Да вот прямо тут.
Торопова показала почти на центр комнаты. С этого места сидящий в кресле мог видеть и всю прозрачную стену, и экран телевизора.
– У Бориса Анатольевича было что-то в руках?
– Что?
– Руки у него были пустые или он что-то держал?
Торопова секунду подумала:
– Нет, в руках у него ничего не было, но на голове был надет этот... как его... ультраридер.
– Ультраридер? А можете мне его показать?
– Конечно.
Женщина встала и вышла из комнаты. Иван поднял кресло-качалку и перенес его на то место, где, по словам Тороповой, оно стояло в момент смерти критика. Вернулась вдова и протянула Ивану ридер, напоминающий горнолыжные очки.
– Когда всё произошло, я была как в тумане: врачи, какие-то люди, соседи. Я об этом ридере и не думала, конечно. Потом кто-то о нём меня спросил. Но я его не нашла и подумала, что, наверное, он или потерялся, или бригада врачей его случайно увезла. А спустя недели две совершенно случайно нашла его под баром. В суматохе пнули его, вот он и улетел.
– А кто о нём спрашивал?
– По-моему, Роберт, но точно не помню, врать не буду.
– Кто это?
– Роберт Штурмин - друг Бориса.
– Можно я, с вашего позволения, сяду в кресло?
– Нет, его кресло я попросила бы вас не трогать.
Торопова отошла к бару.
Иван уселся в кресло рядом и постарался представить себе, что читает ридер и одновременно смотрит телевизор.
– А можно включить телевизор?
Торопова вернулась с новой порцией виски и негромко щёлкнула пальцами. Засветился экран, на котором замелькали рекламные ролики.
– Скажите, а ваш супруг любил смотреть телевизор?
– Нет, не очень. Он смотрел только литературные программы и новости.
– А фильмы?
– Очень редко и только экранизации произведений, да и то в том случае, если ему кто-то из друзей порекомендовал или по работе нужно было.
– Понятно.
Иван повертел в руках ультраридер, надел его и включил. На засветившемся перед глазами экране появились строчки текста. Однако они не мешали видеть происходящее в комнате - если сконцентрировать внимание на тексте, то можно было его читать и одновременно наблюдать то, что происходит вокруг. Если требовалось заострить внимание на окружающей обстановке, то это можно было сделать практически мгновенно без всяких усилий, лишь перефокусировав глаза. Водить машину, конечно, с этим приспособлением на носу запрещалось, но просто ходить по городу - пожалуйста. Управлялась вся эта наномеханика с помощью сверхсенсорных рецепторов на миниатюрном экране, которые активировались при изменении положения зрачка - нужно было лишь посмотреть на соответствующий символ. Иван пролистнул книгу на титульный лист и прочитал: "Валентин Ионов. Затмение". Он снял ридер.
– Альбина Романовна, а если я на некоторое время возьму...
– Можете пока забрать ридер. Все равно как смартфон он не работает - я заблокировала номер, - ответила Торопова.
– Потом вернёте.
– Обязательно. Последнее, Альбина Романовна. Вы ничего не хотите добавить к тому, что вы нам с Очкары...
– Иван прикусил язык.
– С Голубицким с утра рассказали. Ну, что-нибудь, что могло бы подкрепить ваши сомнения относительно причин смерти вашего супруга.
Торопова глубоко затянулась и выпустила синий дым тоненькой струйкой.
– Не знаю, что добавить... Может быть, вам с кем-нибудь из друзей Бориных поговорить? С Робертом Штурминым, Петром Куделиным, Славой... Ой, что я говорю! Со Славой вы нескоро поговорить сможете.
– Почему?
– насторожился Иван.
– Слава Волович вскоре после похорон Бориса попал в аварию, сильно разбился и до сих пор лежит в клинике. Так что вам удастся поговорить только с Робертом и Петром.
Максимов сделал пометки в электронной книжке и встал:
– Большое спасибо, Альбина Романовна, что уделили мне время...
Торопова загасила сигарету и махнула рукой:
– Не стоит, ведь это я вас попросила.
– И ещё. Если вас кто-то будет спрашивать обо мне и нашем бюро, говорите, что мы ведём наследственное дело Бориса Анатольевича.
На улице колыхалось зыбкое марево послеполуденного пекла. От раскалившегося асфальта шёл не меньший жар, чем от струящихся сверху ослепительных солнечных лучей. Автомобиль нагрелся так, что Иван обжёгся, случайно коснувшись тыльной стороной ладони металлической поверхности. Включённый на турборежим кондиционер в течение нескольких долгих минут боролся с пятидесятиградусной жарой в кабине. К рулю прикоснуться было невозможно. Максимов вздохнул и включил пилот-навигатор. Мотор заурчал чуть громче, и "Хёндэ" уже тронулась с места, как перед капотом вырос аппарат с синей полосой на борту и проблесковыми маячками на крыше. Из кабины вылезли двое вооружённых полицейских и приблизились к машине.