Мерлин
Шрифт:
Глава 11
Скажите мне, что я мог сделать? Вы, видящие все так ясно, ответьте. Прошу, дайте мне свой безошибочный совет. Вы, кто покрывает себя вечным неведением и выставляет его напоказ, словно бесценную ризу, кто почитает свою слепоту за добродетель, кто зовет благоразумием свой страх, скажите: что вы сделали бы на моем месте?
Великий Свет, избавь меня от злобы мелких людишек!
Враг бесконечно изобретателен, он не дремлет и неустанно плетет козни. Однако злу свойственно в конечном
Однако в блеклом свете того безрадостного утра я пребывал в отчаянии. Вскоре местные князьки услышат о соперничестве между братьями. Всегда найдутся те, кто сумеет успешно применить самое, казалось бы, негодное орудие. Игерна станет в их руках клином, который они вобьют между Утером и Аврелием, чтобы поссорить их, а поссорив, взбунтуются против Аврелия и поддержат Утера, чтобы скинуть и его, как только будет покончено с Аврелием.
И королевство вновь рассыплется на множество раздробленных, воюющих между собой племен и княжеств. Остров Могущественных погрузится во мрак.
Итак, Аврелий полюбил Игерну и стремился назвать ее своей. Не зная о любви брата, он окружил ее пылкими ухаживаниями. Горлас одобрял его намерения и даже всячески торопил свадьбу. Выдать свою дочь за Верховного короля значило для него возвыситься безмерно. В любом случае Горлас никогда не отдал бы ее Утеру.
А Утер, которому упрямство не позволяло пойти к брату, а гордость — к отцу Игерны, терзался в горьком молчании.
Видя, что дело Утера безнадежно, я поддержал Аврелия. Утер досадовал, но ничего прямо не говорил. Он любил Игерну, но еще сильнее любил брата. Связанный тремя крепкими канатами — долгом, честью и кровью, — он вынужден был стоять в стороне и смотреть, как брат похищает свет его жизни.
Разумеется, мнения Игерны никто не спрашивал. Она могла лишь повиноваться отцовской воле, а желание Горласа было вполне ясным. Как только он увидел возможность этого брака, он принялся всеми средствами прокладывать ему путь.
Вскоре Аврелий с Игерной обручились; венчаться решили в праздник Пятидесятницы.
Про свадьбу рассказывать не буду; вы можете услышать про нее от бродячих арфистов, которые изрядно приукрасили и расцветили подлинные события. Однако народ хотел запомнить этот союз именно таким.
По правде сказать, Аврелий толком и не женился. В первые месяцы после коронации он был беспрерывно занят: укреплял страну, строил и перестраивал в Лондоне, Эбораке и других городах, учреждал церкви, где была в них нужда.
В новые церкви он назначил епископов: на место Давида в Лландафе Гвителина, в Город Легионов Дубриция, в Эборак Самсона — людей добрых и благочестивых.
Утер провел в терзаниях остаток зимы. Весна не принесла ему радости. Он отощал, стал раздражительным, словно пес, которого держат на цепи и не подпускают к хозяйскому очагу. Он огрызался, стойло к нему обратиться, и слишком много пил в надежде, что вино притупит боль от сердечной раны. Но оно лишь усиливало его мучения. Более несчастного и неприятного человека трудно было сыскать.
Зимнее нападение на Горласа не забыли. Весной, как сошел снег, возобновились набеги на среднюю и западные
Вероятно, Горлас по дороге в Лондон случайно наткнулся на Пасцента, который с немногочисленными сподвижниками дожидался прибытия Гиломара. Пасцент, испугавшись, что война закончится, не начавшись, предпочел атаковать Горласа, но потерпел поражение, хотя и остался в живых. Аврелий не очень страшился Пасцента. Единственная опасность состояла в том, что к нему могли потянуться мятежные вожди. Вот почему Верховный король решил побыстрее разделаться с Пасцентом и Гиломаром, пока никто другой не успел к ним примкнуть.
Так что весной Аврелий готовился к свадьбе и к войне. Свадьба могла бы и подождать, но война — нет. Тогда я и принял решение, которое навлекло на меня всеобщую ненависть и презрение, хотя тогда оно было единственно разумным.
Чтобы избавить Утера от мучений на свадьбе брата с любимой женщиной, я предложил Аврелию отправить его против Пасцента и Гиломара. Аврелий, разрывавшийся между бесчисленными делами, охотно согласился, добавив: «Езжай с ним, Мерлин, а то мне за него тревожно. Он стал такой нелюдимый и резкий. Боюсь, ему пошли во вред долгие месяцы разлуки с мечом и седлом».
И Утер, радуясь предлогу покинуть Лондон, где жизнь сделалась ему не мила, мигом встрепенулся. Спешно собравшись, мы покинули город за несколько дней до свадьбы Аврелия с Игерной. Утер ее не перенес бы. Впрочем, мое общество не сильно его радовало.
Гордость мешала ему сказать это в открытую, но он винил меня, что я не встал на его сторону, забывая, что у Игерны есть отец, который не отдал бы дочь никому, кроме Аврелия.
Вам расскажут, что война с Пасцентом была недолгой и кровавой. Утер в своей ярости сметал на пути все. Если б это и впрямь было так!
На самом деле Пасцент сводил нас с ума, бесконечно уклоняясь от боя и заставляя гоняться за собой по всему королевству. Этот трус нападал на беззащитное поселение или хутор, забирал все ценное, поджигал дома и убивал тех, кто пытался противиться грабежу. В этом он был ничуть не лучше саксов. Хуже, потому что варвары не истребляют своих родичей.
Однако стоило появиться Утеру, как Пасцент исчезал. Да, негодяй был хитер, он умел и пограбить, и уйти от возмездия. Вновь и вновь мы видели на горизонте черные столбы дыма, мчались во весь опор, нахлестывая коней, и заставали сожженные житницы, мокрую от крови землю. Но Пасцента уже и след успевал простыть.
Прошла весна, установилось лето, а мы все бегали за ним, находясь ничуть не ближе к победе, чем в день отъезда из Лондона.
— Почему ты сидишь сложа руки? — как-то вечером спросил меня воевода. Мы вновь потеряли след Пасцента в холмах Гвинедда, и Утер был в гнетущем расположении духа. — Почему ты отказываешься мне помочь?
На столе рядом с его кубком валялся пустой бурдюк из-под вина.
— Я ни разу не отказал тебе в помощи.
— Тогда где твоя хваленая прозорливость? — Он вскочил и заходил по шатру, рассекая воздух сжатыми кулаками. — Где твои видения и голоса, когда они нужны нам больше всего?