Мерлин
Шрифт:
Короли, лорды и священники съехались со всех концов Острова Могущественных, чтобы поддержать Аврелия. И каждый привез дары: золотую и серебряную утварь, мечи, коней и охотничьих собак, дорогие ткани, луки и стрелы со стальными наконечниками, шкуры и меха тончайшей выделки, оправленные серебром рога для питья, бочонки с медом и темным пивом... Всего не перечислить.
Каждый привез дары сообразно своему богатству и сану. Только тут я понял, что они начали готовиться загодя и с нетерпением ожидали празднества — как я и обещал. Время сотворило чудо,
Все, я сказал? Был один, чье отсутствие бросалось в глаза: Горлас. Он один не явился, рискуя навлечь на себя гнев Верховного короля. До Рождества оставался день, а от Горласа по-прежнему не было вестей. Меня и Утера это угнетало сильнее, чем Аврелия, который за дарами и почестями словно и не замечал этого вопиющего небрежения.
А вот Утер заметил. Приготовления к Рождеству были в самом разгаре, когда он сам не свой ворвался в верхний покой церковного дома и с криком замолотил кулаками по столу и дверным косякам.
— Дай мне двадцать человек, и я привезу на коронацию голову Горласа, клянусь Иисусом и Ллеу!
Я отвечал:
— Тише, Утер. Ллеу, возможно, одобрил бы твой дар, но сомневаюсь, что Иисус примет его благосклонно.
— Ладно, мне что, смотреть, как этот пащенок издевается на Аврелием? Скажи, Мерлин, что мне делать? Учти, я ему это не спущу.
— Я скажу, что это забота Аврелия, а не твоя. Если Верховный король решит оставить обиду безнаказанной, пусть так и будет. Без сомнения, твой брат найдет более удобное время разобраться.
Утер угомонился, но мнения своего не изменил. Он продолжал ворчать, рычал на каждого, кто к нему подходил, и вообще сделался таким несносным, что я отправил его искать невесть куда запропавшего Пеллеаса. Я знал, что Пеллеас непременно вернулся бы к сроку, и начал о нем тревожиться.
Я мог бы поискать какого-нибудь знака в горящих углях, но, скажу по правде, после исцеления и возвращения из Калиддона мне стало невмоготу читать по угольям или провидческой чаше. Возможно, я опасался встретить на тропинках будущего Моргану — такая мысль приходила мне в голову и леденила кровь. А может быть, меня сдерживало что-то другое. Мне не хотелось удовлетворять любопытство с помощью огня или чаши, и я понимал, что прибегну к ним лишь в крайней нужде.
Утер был рад найти хоть какое-нибудь дело. Он тут же велел оседлать коня и с небольшим отрядом спутников выехал из города в полдень. Теперь я был волен заняться собственными делами, в том числе — посетить Кустеннина и Теодрига.
До самой ночи у меня не выдалось ни одной свободной минутки — гости Текли к Аврелию непрерывным потоком, они пили за его здоровье, вручали дары и вместе с наследниками клялись ему в верности. Накануне Рождества Верховного короля чуть не захлестнул поток обещаний и пожеланий. Я разговаривал то с одним гостем, то с другим, стараясь побольше разузнать про земли, где не бывал прежде.
Уже брезжила утренняя заря, когда я наконец
Привратник куда-то подевался, но ворота стояли незапертые, поэтому я открыл их сам и выехал наружу. Порывистый ветер гнал вдоль дороги промерзшую листву. Тучи набрякли снегом. В свете зари они отливали расплавленным свинцом. Я повернул на запад, зная, что Утер в поисках Пеллеаса направился в эту сторону.
Я ехал, отпустив поводья и радовался, что ненадолго вырвался из городской кутерьмы. Мысли мои обратились к Пеллеасу. Быть может, я зря уговорил его посетить Ллионесс. Никто не знает, что там творится. Король Белин мог не обрадоваться визиту незаконного сына. Вдруг с Пеллеасом стряслось что-то дурное?
Я по-прежнему очень в этом сомневался и не тревожился бы, если бы не странная задержка. Разумеется, неприятность могла случиться и по дороге, хотя трудно вообразить, что это за препятствие, с которым бывалый воин не сумел бы разделаться быстрым ударом меча.
Или это что-то совсем иное?
Пустая дорога быстро бежала из-под копыт, и с каждым мигом ощущение опасности усиливалось. Я ждал, что в следующую минуту Пеллеас покажется на гребне холма. Однако я въезжал на холм, а Пеллеас так и не появлялся.
Я ехал до полудня и наконец остановился. Надо было поворачивать, чтобы поспеть в Лондон к сочельнику и коронации Аврелия. Некоторое время я ждал на лесистой седловине, глядя вдаль, потом нехотя поворотил коня.
Не успел я отъехать далеко, как раздался крик:
— Ме-е-р-ли-и-иин!
Кричали издалека, но морозный воздух ясно донес мое имя. Я тут же натянул поводья и резко повернулся в седле. Издалека ко мне во весь опор летел всадник: Пеллеас.
Я подождал. Через несколько мгновений он поровнялся со мной. Дыхание со свистом вырывалось из его горла, лошадь была взмылена от долгой скачки.
— Прости, господин, — начал он, но я только отмахнулся от извинений.
— Ты здоров?
— Да, господин.
— Утера видел?
Пеллеас кивнул, все еще не в силах отдышаться.
— Мы встретили его по дороге...
— Мы? Кто был с тобой?
— Горлас, — просипел Пеллеас. — Я бы приехал раньше, но, раз так вышло, посчитал, что лучше будет...
— Уверен, ты поступил правильно. А теперь расскажи, что случилось.
— День назад на Горласа и его отряд напали в дороге. Он ехал с небольшой свитой, и нам пришлось туго, однако мы держались. Когда уже казалось, что мы не выстоим, появился Утер. Нападающие бросились бежать; воевода пустился в погоню, но никого не догнал. — Пеллеас замолчал, хватая ртом воздух. — Когда Утер возвратился, он выслал меня вперед, а сам сейчас едет с Горласом.