Мерлин
Шрифт:
Есть золотое царство света, сын мой. Имя ему — Летнее царство.
Мы с Мелвисом надели теплые шерстяные плащи и поехали в Маридун, где он встречался с жителями, заходил в их дома, раздавал золотые и серебряные монеты вдовам и беднякам. Он давал не как иные господа — в надежде на будущие выгоды, но из заботы о нуждающихся и по собственному благородству. И каждый призывал на него благословение Того Бога, Которому поклонялся.
— При рождении меня нарекли Эйддон Ваур Врилик, — сказал он мне на обратном пути, — однако твой отец дал мне имя, которое
— Я прекрасно помню, — сказала моя мать. — Мы только что приехали в Маридун...
— Он пел, как никто на моей памяти. Если б я только мог передать это тебе, Мирддин: внимая ему, душа раскрывалась к небесам, и дух, свободный, парил с орлами или носился с оленями. Его песня была ответом на все безымянные томления души, вкусом мира и радости, который не передать словами. Ах, если бы ты слышал его, как я! Я преподнес ему золотую цепь или что-то в таком роде, а он в благодарность дал мне имя: «Встань, Мелвис, — сказал он. — Я узнал тебя». Я ответил, что меня зовут иначе, и он сказал: «Сегодня ты Эйддон Щедрый, но придет день, и люди назовут тебя Мелвисом, Благороднейшим». Так и стало.
— Вот уж воистину. Пусть он дал тебе имя, но заслужил ты его сам, — сказал я.
— Ах, если б ты его знал, — произнес Мелвис. — Вот что я подарил бы тебе, будь это в моих силах.
Остаток пути до виллы мы проделали в молчании, не потому что загрустили, просто думали о прошлом и о событиях, которые соединили нас всех. Короткий зимний день ненадолго вспыхнул золотом меж голых черных ветвей и погас совсем. Когда мы въезжали во двор, несколько людей Мелвиса как раз вернулись с охоты. Они были в холмах с утра и загнали оленя. С ними оказались Гвендолау и Барам, чему я нимало не удивился.
Я вспомнил, что забыл представить друзей, и мне стало стыдно.
— Мелвис, Харита, — начал я, как только они подъехали, — вот кого надо благодарить за то, что я добрался живым...
В этот миг я увидел мамино лицо и похолодел.
— Мама, тебе плохо?
Она застыла, как в столбняке, и часто, порывисто дышала.
Я коснулся ее руки.
— Мама?
— Кто вы? — выговорила она странным, неестественным голосом.
Гвендолау успокаивающе улыбнулся и повел было в воздухе рукой, но так и не завершил жеста.
— Простите меня...
— Скажи мне, кто вы! — потребовала Харита. Кровь отхлынула от ее лица.
Мелвис открыл рот, чтобы вмешаться, смутился и взглянул на меня, ища поддержки.
— Мы должны были убедиться наверняка, — отвечал Гвендолау.
— Прости, госпожа, мы не хотели тебя обидеть.
— Просто скажи, — повторила Харита хрипло, почти угрожающе.
— Я Гвендолау, сын Кустеннина, сына Мейрхиона, короля Скафы...
— Скафа... — Она медленно, ошеломленно тряхнула головой. — Как давно я не слышала этого имени...
Скафа... Откуда-то из глубин моей памяти всплыло: одно из Девяти Царств погибшей Атлантиды. Вспомнились и другие рассказы Аваллаха. В Великой войне Мейрхион принял сторону Аваллаха и Белина. Он помог Белину захватить корабли Сейтенина — те самые, на которых уцелевшие атланты добрались до каменистых берегов Острова Могущественных.
Как
— Мы не хотели обманывать тебя, царевна Харита, — объяснил Гвендолау. — Но мы должны были убедиться. Когда мой отец услышал, что Аваллах жив, что он здесь... ну он захотел проверить. Надо было выяснить, что и как.
— Мейрхион, — прошептала Харита. — Я и подумать не могла... мы и ведать не ведали...
— Мы тоже, — молвил Гвендолау. — Мы много лет прожили в лесу сами по себе. Отец родился здесь, я тоже. Я не знаю другой жизни. Когда появился Мирддин, мы подумали... — Он не закончил мысль. — Но мы должны были проверить.
У меня голова шла кругом от значимости услышанного. Если Мейрхион с частью спутников уцелел, то сколько еще атлантов могло спастись?
Гвендолау продолжал:
— Увы, дед долго не протянул — умер вскоре после высадки на остров. И многое другие тоже — тогда и в последующие годы.
— Так и у нас, — отвечала Харита, смягчаясь.
Они снова замолкли и просто глядели друг на друга, словно на призраков погибших друзей.
— Тебе надо будет съездить к Аваллаху, — сказала Харита наконец. — Весной, как только наладится погода. Он непременно захочет с тобой повидаться. Я сама тебя отвезу.
— Сочту за честь, госпожа, — учтиво отвечал Гвендолау, — и обещаю, что мой отец в долгу не останется.
Заговорил молчавший до сих пор Мелвис:
— Вы были желанными гостями и вчера, но сегодня как родичи моей жены желанны вдвойне. Поживите у нас, друзья, пока мы не сможем все вместе отправиться в Инис Аваллах.
Как же удивительно встретить соотечественников, когда уже давно смирился с утратой родины! В этом странном чувстве соединились радость и боль.
Конюхи подошли забрать лошадей, мы спешились и направились к дому. Поднимаясь по наклонному скату к входу, я заметил, как похожи Гвендолау и Барам на жителей Инис Аваллаха и Ллионесса. Они во всем напоминали придворных Аваллаха. Я дивился своей слепоте, но потом решил, что, возможно, проглядел сходство, потому что мне не дано было его увидеть. Может быть, их истинный облик был от меня скрыт. Мысль эта еще долго преследовала меня.
Другая неожиданность подстерегала в зале. Мы гурьбой вошли в сияющий факелами и ситовыми светильниками дом. Посреди зала стоял со свечами в руках старый Пендаран. Он беседовал с человеком в длинном темном плаще, а вокруг суетились слуги.
Вместе с нами в зал ворвался порыв холодного ветра, и беседующие оглянулись.
— Давид!
Священник перекрестился, сложил руки в благодарственной молитве и раскрыл мне объятия.
— Мирддин, ох, Мирддин, хвала Иисусу! Вернулся... дай-ка взглянуть на тебя, сынок... Господи, да как же ты вырос! Взрослый мужчина. Слава благому Богу, что ты вернулся невредимым. — Он широко улыбнулся и хлопнул меня по спине, словно желая убедиться, что я живой человек из плоти и крови.