Мерседес из Кастилии, или Путешествие в Катай
Шрифт:
– Такое унижение никогда бы не постигло нашу возлюбленную Кастилию, – с достоинством возразила Изабелла. – Даже если бы я вышла за самого французского короля, ему пришлось бы считаться со мной, как с королевой нашего древнего государства. Я не позволила бы ему смотреть на себя как на свою подданную!
– Потом, сеньора, был еще ваш родственник, дон Рикардо Глостерский, – продолжала Беатриса, вглядываясь в лицо Изабеллы и еле сдерживая смех. – Тот самый, про которого говорят, что он родился с полным ртом зубов и вынужден таскать на спине и без того достаточно тяжкую ношу [18] . Этому жениху остается лишь благодарить своего ангела-хранителя за то, что тот не взвалил на него еще и бремя управления Кастилией!
18
Пикардо Глостерский – герцог Глостер, позднее английский король Ричард III (1438–1485); был от рождения горбат, на что и намекает Беатриса.
– У тебя слишком злой язык, Беатриса. Мне говорили, что дон Рикардо благородный и честолюбивый принц, и когда-нибудь он, наверно, женится на принцессе, чьи достоинства вознаградят его за неудачу в Кастилии. Но оставим его. Что ты можешь сказать о других претендентах?
– Что же мне еще сказать, возлюбленная госпожа моя? Мы дошли уже до дона Фердинанда, по счету последнего, но на деле самого первого и, как мы знаем, самого лучшего из всех.
– Остановив свой выбор на доне Фердинанде, я исполнила долг, налагаемый на меня моим положением, – скромно заметила Изабелла, словно смущенная тем, что ей приходится самой заботиться о своем замужестве. – Я думала о будущем страны. Ничто не может лучше обеспечить мир нашему возлюбленному королевству и победу христианскому воинству, как объединение Кастилии и Арагона под одной короной…
– …и соединения их государей священными узами брака, – с почтительной важностью закончила Беатриса, хотя улыбка по-прежнему играла в углах ее рта. – Конечно, разве ваша вина, что дон Фердинанд случайно оказался самым юным, самым красивым, самым смелым и самым привлекательным принцем? Чистейшая случайность! Вы ведь его не выбирали, вы просто согласились назвать его своим супругом.
– Нет, это уже переходит все границы скромности и почтительности! – воскликнула Изабелла; она попыталась принять строгий вид, но вместо этого залилась ярким румянцем; перечень достоинств избранника, видимо, обрадовал ее и встревожил. – К тому же ты знаешь, добрая моя Беатриса, что я ни разу не видела своего кузена, короля Сицилии [19] .
19
Фердинанд носил титул короля Сицилии, хотя фактически этим островом правил его отец, Хуан II, арагонский король.
– Совершенно верно, сеньора. Зато его видел преподобный Алонсо де Кока, а более острого глаза и более меткого языка, пожалуй, не сыскать по всей Кастилии!
– Беатриса, я прощаю тебе твою дерзость, ибо знаю, что ты меня любишь и что мое счастье тебе дороже даже благополучия моего народа, – серьезно проговорила Изабелла, слегка задетая этими словами. – Ты знаешь или, во всяком случае, должна была бы знать, что принцесса королевской крови, думая о браке, должна прежде всего заботиться об интересах государства и что праздные капризы деревенской девки не имеют ничего общего с моим долгом. Да что говорить! Разве девица из благородной семьи вроде тебя самой не обязана считаться со своей семьей, выбирая мужа? И если среди многих принцев я выбрала дона Фердинанда Арагонского, то потому только, что этот союз больше других отвечает интересам Кастилии. Видишь ли, Беатриса, кастильцы и арагонцы происходят от одного корня, у них одинаковые нравы и обычаи, они говорят на одном языке…
– О нет, дорогая моя госпожа, не путайте чистый кастильский язык с наречием горцев!
– Пожалуйста, можешь язвить, если хочешь, но все равно нам будет гораздо легче научить чистому испанскому языку арагонцев, нежели галлов. Кроме того, мы с доном Фердинандом одной крови: род Трастамары происходит из рода кастильских правителей, так что можно надеяться, что с королем Сицилии мы сумеем объясниться.
– Если он не будет на это способен, значит, он не настоящий король! Если он утратит дар речи, когда дело пойдет о царственной невесте, чья красота превосходит красоту зари, чьи совершенства выше всех земных совершенств, чья корона…
– Полно, полно, Беатриса! Ты слишком увлеклась своим красноречием: подобная лесть не достойна ни тебя, ни меня.
– И тем не менее я говорю только то, что у меня на сердце, донья Изабелла!
– Верю, добрая моя Беатриса, однако нам обеим не следует забывать совет, который дал нам наш духовный наставник после исповеди. Если вспомнить, как часто ему приходится прощать наши многочисленные прегрешения, то вряд ли мы достойны столь лестных речей. А что касается моей свадьбы, то знай: я согласилась на нее лишь после здравых размышлений, как наследница трона.
– Разумеется, моя добрая повелительница, высокочтимая госпожа! Я счастлива, что высокий долг заставил вас остановить свой выбор на короле Сицилии, тем более счастлива, что все мои друзья в один голос утверждают, будто из его спутника, дона Андреса де Кабрера маркиза де Мойя [20] , при всей его ветрености и легкомыслии тоже выйдет превосходный муж для Беатрисы де Бобадилья!
Сдержанная и гордая Изабелла все же имела наперсниц, и у нее тоже бывали минуты откровенности; Беатриса принадлежала к числу ее ближайших подруг, и как раз сейчас пришла такая минута. Поэтому Изабелла только улыбнулась в ответ на шутливую речь Беатрисы и, отведя прекрасной рукой темный локон с ее лба, заглянула ей в глаза, как растроганная мать смотрит на своего ребенка.
20
Андрес де Кабрера маркиз де Мойя и его будущая жена Беатриса были надежными помощниками Изабеллы в ее борьбе за престол.
– Если ветреник женится на такой же ветренице, то твои друзья правы, – проговорила она. Затем, немного помолчав, словно вдруг охваченная глубокой задумчивостью, она продолжала уже совсем иным, серьезным тоном, хотя робость, затуманившая ее лицо, и нежное сияние глаз свидетельствовали, что сейчас она говорит скорее как женщина, а не как королева, озабоченная только благом своих подданных. – Никогда не думала, что я, инфанта Кастильская, буду так смущена предстоящим свиданием! Но, чем ближе этот час, тем больше я волнуюсь. Тебе, моя верная Беатриса, я признаюсь: будь король Сицилии так же стар, как дон Альфонс Португальский, так же хил и женоподобен, как монсеньер де Гиень, короче – будь он не столь молод и привлекателен, встреча с ним не вызывала бы у меня такой неловкости.
– Какое странное пожелание, сеньора! Признаюсь, я бы не хотела, чтобы мой дон Андрес был хотя бы на час старше – возраст у него, по-моему, самый подходящий – и уж тем паче, чтобы этот честный рыцарь утратил хоть одно из своих достоинств, телесных или духовных, которыми можно гордиться.
– Но ведь у тебя, Беатриса, совсем другое положение! Ты знаешь маркиза де Мойя, не раз слышала его речи и привыкла к его похвалам и любезностям!
– Святой Яго, покровитель Испании! Не бойтесь этого, госпожа моя: к похвалам и восхищению привыкнуть легче всего!
– Согласна, дочь моя, – отозвалась Изабелла, которая часто называла так свою подругу, хотя сама была моложе ее; позднее, когда она сделалась королевой, это стало обычным ее ласковым обращением к приближенным придворным дамам. – Согласна, но только в том случае, если похвалы и восхищение идут от души и соответствуют истине. Еще неизвестно, что подумает обо мне дон Фердинанд после первой встречи. Я знаю, что он красив, смел и благороден, что он великодушен и тверд в делах веры, что род его так же высок, как его добродетели, – все это я знаю и дрожу при мысли, что окажусь недостойной стать его супругой и королевой.