Мертвая хватка
Шрифт:
— В какой, нахрен, армии? Я только дембельнулся!
— Дебильнулся!
— Заканчивай, спикер парламента, — Сафира пихнула девушку в бедро. — Костя, давай потом поговорим? Пожалуйста.
Парень изобразил оскорбленную гордость, но от своего присутствия девушек избавил.
— Лейла, ты чего разошлась?
— Да ничего! Поговорить с тобой хотела, а тут этот!
— Ну говори. «Этот» больше не мешает.
— Короче… Ты ведь понимаешь, что мы здесь навсегда?
*****
Сафира
— Как учеба? — тетя Глаша педантично раскладывала высушенное белье.
— Нормально, как всегда. Грызем, — словно в подтверждение Сафира стянула со стола баранку и начала остервенело жевать. — Оголодала страшно!
— Ну и хорошо, — улыбнулась тетя. — Мы же здесь нормально. Андрей Иванович с этими, как их… с местными уже договорился. Видела уже, наши поехали осматриваться? Ковыряются потихонечку.
— Ты сама-то что, куда устроилась? — Сафира с ужасом поняла, что за всей этой суетой ни разу не спросила, как дела у тети. Почему-то было совершенно не до того. Занятия длились целый день, наука вперемешку с усиленной физкультурой не просто выматывала — доводила до смертельной усталости. И до вагончика приходилось уже доползать, не чувствуя ног.
— Да я-то что, я всегда устроюсь, — тетя Глаша присела на край койки. — Люди везде люди, все кушать хотят. При любой работе повар тут как тут. Я за тебя переживаю, ты в последнее время какая-то не такая. Детка, ты не того… не беременная?
— Теть Глаш! — возмущенно вытаращилась Сафира. — Нет, конечно, ты чего придумала?
— Ну, не придумала. Просто ты ж обычно такая, боевая, а приехала — слезы-сопли, лица на тебе нет… Я и подумала.
— Теть Глаааш! Нееет! — баранка улетела на пол. Сафира присела рядом на кровать и самым позорным образом разрыдалась.
— Ну что ты, ребенок, что ты…
— Они сказали! — от слез и спазма сдавило горло, говорить стало вдруг так трудно. — Они сказали, что мы… мы все умерли! Там! Умерли!
— Ребенок! — тетя крепко прижала к себе рыжую голову и начала укачивать. — Руки-ноги целы? Голова соображает? Значит, живы. Ну все, перестань, перестань. Я сама до сих пор в толк никак не возьму, что такое случилось. Даже не понимаю иногда, на каком языке сейчас разговариваю. Вроде как слова… чужие, и рот как не свой. Ой, что-то я не то говорю совсем. Ну, малышня? Я с тобой. Я здесь, зайка, все хорошо.
— Они все… все это объясняли, понимаешь? Что портал. И там вулкан…. И поселка больше нет! — новый поток рыданий излился на старенькую вязаную кофту, и теплые мозолистые руки еще сильнее прижали к себе, не давая страшным мыслям забраться в голову. Оберегая, отгоняя чудовищную правду.
— Тшшш, не реви. А то я сама сейчас зареву. Это ж я, дура старая, виновата, тебя уболтала приехать. Прости хосспади, что ж я наделала-то.
— Иииии! — продолжала надрываться Сафира, — Не… не надо! Я сама приехала! Мама… Артур… потом… всееее!
— Ясно, — сделала вывод тетя. — То, что сестра моя кукушка, а не мамашка, это я и без твоих слез знаю. Сколько ты их по детству выплакала, заюшка моя. А Артур у нас кто? Ты ведь мне про него не рассказывала. Парень твой?
— Был… бывший! Сказал, что я… такие, как я… женами министров не становятся!
— Дурак человек, — вынесла вердикт тетя. — Самый настоящий дурак. И хорошо, что вовремя отстал. Незачем с такими связываться. Я вот связалась, и видишь что? Ни котенка, ни ребенка, ни карьеры. Двадцать лет на себе волокла, пока не надоело. А у тебя еще все впереди. Нашла, из-за кого плакать.
— Теть Глаш, мы же тут… навсегда! Понимаешь?
— Не понимаю, — призналась женщина. — Я вообще перестала понимать. Ну да разберемся. Успокаивайся. Взяла манеру по каждому поводу сырость разводить. А потом спрашиваешь, почему я черт знает что себе напридумала. Ну-ка! Давай слезы вытрем. Вооот. Так-то лучше.
— Я совсем не знаю, что мне делать. Меня все бросили!
— Что значит «все»? А я? Мамка и в добрые времена с нами не засиживалась. И пес бы с ней! А ты уже сама взрослая, тебе про женихов думать пора. Наши-то поселковые бабы, кто не пристроенные, уже сообщили, что местные… ну, в общем, не жаловались.
— Когда успели? — все еще всхлипывая, заулыбалась Сафира. — И с кем тут, с охранниками что ли? Или в шахтах? С черными этими?
— Да я откуда знаю? Этого мне не докладывали. Ты учись лучше, осмотришься, работу найдешь в городе.
— А ты?
— Я что? За меня вообще не переживай. Баба я, может, и глупая, но не пропаду. Чай пить будешь?
— Буду, — Сафира еще раз шмыгнула носом и уже уселась на кровати, наблюдая, как тетка ставит чайник. — Нам сказали, что мы будем уже с местными вместе заниматься, чтобы адаптировались, привыкли, научились понимать, разговаривать нормально. В смысле… они когда язык внедряли, ты сама сказала, это не по-настоящему.
— Что не по-настоящему?
— То, как мы говорим. Мы смысл их слов переводим, как можем, то есть, как в голове складывается. Ну как объяснить? Вот мы как говорим? Чтоб ты сдох! А на идише — зайн мир гезунт, это значит, чтоб ты был здоров! Только смысл будет противоположный! И вот такое надо учиться понимать правильно. Чтобы не только слова, но и смысл. Сказали, что понадобится около года, и обязательно надо много разговаривать с местными, чтобы мозг перестроился.
— Ну перестраивай, заюшка. Ты к языкам способная.
— Да ни к чему я не способная! Меня их главный спросил, где я хочу учиться, кем хочу работать, а я не знаааююю! — Сафира снова заревела.
— Время, значит, еще не пришло, — вздохнула тетя.
В дверь громко забарабанили.
— Кто там?
— Теть Глаш!
По голосу Сафира узнала того, кого меньше всего хотела сейчас видеть. И только хотела сказать «не открывай, пошли его к черту», но не успела. Полшага хватило в узком доме-вагончике, чтобы тетка уже стояла напротив распахнутой двери и всматривалась в белое, как полотно, лицо, на котором особенно заметны были крупные веснушки.