Мертвая хватка
Шрифт:
— Ахасо оставил за старшую меня. И спрашивать тоже будет с меня. Вам же было велено посменно дежурить в штабе. И в случае любого недоразумения, даже просто подозрения на «что-то пошло не так», реагировать немедленно! Где. Тебя. Носило!
— Я не обязан тебе отчитываться.
— Слушай, ублюдок, я не друида, я тупая вояка. Еще слово в таком тоне, и твой напарник будет пришивать тебе оторванную голову. В твою смену умерла женщина. Которая, как я выяснила, две недели плакала навзрыд. У нее дома осталась больная мама. Твое это «нормально» касалось только мужиков. Это им не до эмоций. Шахта, работа, горный коньяк — они счастливы.
По тому, как друид покрылся красными пятнами, и по шибанувшей от него эманации Арина поняла, что попала в точку.
— Девственник, твою мать! — она с силой толкнула Зено на пол, и тот кубарем покатился к стене. — С Ахасо я тоже побеседую на тему выбора кадров. Запоминай, скотина травоядная, женщины в критической ситуации впадают в эмоции. Да, вот как я сейчас! И начинают творить безумства! Мужики пашут и бухают, а бабы чудят! Поэтому смотреть в четыре глаза! Чуть что началось — обнять, пожалеть, сопли вытереть. Выслушать все, что говорит. Любую ересь, пока не закончит! Убедиться, что успокоилась — только потом отпустить. Так задача понятней? Или проведем повторный эксперимент?
— Это работа менталиста или эмпата, — упрямо повторил Зено. — Значит, и твой просчет. Ты должна была считывать их эмоциональный фон.
— Днем он был стабилен, — помотала головой Арина. — Моя смена закончилась. Девушка пришла к вам. Никого не застала, с кем можно было бы поговорить. Хотя ей обещали, что она в любой момент может обратиться к дежурным целителям. Уровень фрустрации зашкалил, ей было одиноко, страшно и, возможно, больно. Может, что-то еще случилось. Что — мы теперь уже не узнаем. Но я хочу, чтобы это был первый и последний такой случай. Повторится — и я не посмотрю, что сам император дал патриарху одобрение на эксперимент. Как открывать ногой дверь в кабинет его величества, я знаю. Мне проще перестрелять этих несчастных людей сразу, чем смотреть, как они дохнут по одному! С подопечными проведем дополнительные беседы.
— Им нужно начинать ассимилироваться в мире, — Зено решил, что валяться с него хватит. — Я имею в виду тех, кто учится, а не работает. Они слишком много времени проводят на занятиях. Они никуда не ездят, не развлекаются. Они даже в Даврах не ездили ни разу. Не чувствуют себя частью этого мира.
Арина некрасиво сморщилась. Признавать правоту оппонента не хотелось. Но он был прав.
Триединая империя, Альварские предгорья
Горнодобывающий поселок Белый Камень
После урока Сафира еще минуту мялась, не зная, нужно ли так рисковать. Но ее снедало то, что где-то там, в другом мире называли «незакрытым гештальтом», и она понимала: хуже не будет. Сейчас, когда уже прошел самый массовый отсев, преподаватели познакомились с учениками, ученики вызубрили правила и все перестали коситься друг на друга, настало время задавать вопросы. Тем более, что магистр Гиллан как раз никуда не спешил. Наоборот, он как будто мысли читал и смиренно дожидался, что одна любопытная девица перестанет трястись от собственных сомнений и, наконец, подойдет. Сама.
— Вы что-то хотели, госпожа Севан? — Гиллан благодушно улыбнулся.
— Да, магистр. Я давно хочу спросить вас…
— Почему я не выгнал тебя на первом занятии за неуместный вопрос? — преподаватель внезапно перешел на «ты», — это хочешь узнать?
— Откуда вам известно? — Сафира почувствовала, что предательски краснеет.
— Очевидно, — пожал плечами магистр. — Твоя подруга Лейла часто подходит ко мне после уроков, чтобы задавать тысячи вопросов о нашем мире. По ней заметно, что она хочет добиться здесь того, что было невозможно там, при вашей… демократии. Хочет знать все, что ей может пригодиться здесь. А тебя что-то сильно пугает. Я ведь прав. Присаживайся, ты же не торопишься.
Он не задавал вопросы, он утверждал. Сафира, как загипнотизированная, подчинилась.
— У вас было… полное право меня выгнать. И вместо учебы я бы попала в горы, мыть посуду или…
Что «или», думать вообще не хотелось.
— Именно так, — подтвердил ее мысль Гиллан.
— Но вы этого не сделали. Обо мне иногда шепчутся.
— Обо мне тоже, — магистр подпер кулаком толстую щеку. — Почему тебе я сделал такую поблажку, не влюбился ли часом. Тебя это нервирует. Не укладывается в систему понятий. Потому что ты невнимательно меня слушаешь, дорогая, а я говорил. В империи все основано на Искусстве. Вспоминай содержание первого урока, на экзамене я это буду требовать.
— Искусство — система метафизических законов…
— Не то, — оборвал Гиллан, — главного не видишь. Сути. Мы не пользуемся привычной вам системой оценки действий. И судим не только о том, что говорят, но и что чувствуют. Среди людей — примерно десять процентов эмпатов, способных считывать эмоции. И примерно каждый тысячный — менталист. Мы умеем понимать, что кроется за словами. Те, кого я отчислил, проявляли агрессию, непослушание, желание доминировать, дискредитировать мой авторитет. Тобой же двигал страх. Он и сейчас тобой движет, — магистр снял очки, и волосы на голове у Сафиры зашевелились. За полутемными стеклами скрывались тускло светящиеся голубые радужки. — Я умею читать истинные эмоции. Так же, как Арина. Считай, что я вижу всех вас насквозь. Я эмпат. Нет, мысли я не читаю, это к менталистам. И то, не ко всем. Но страх я отчетливо вижу, с первого дня твоего пребывания здесь. Так чего боишься?
— Я не знаю, — опустила голову Сафира. Ее накрывало одновременно стыдом, пониманием, что все это время Гиллан видел все то, что не отражалось на бесстрастных лицах, но все, что роилось в головах учеников. Все, что они считали надежно утаенным. Боже, какой позор!
— Страх неопределенности. Непонимание, что тебя ждет. Сначала ты пыталась скрыть его за напускной агрессией. Твое подсознание требовало сбежать. И нашло верный путь: ты поняла, за что я подвергаю наказанию. Страх гнал тебя в понятные условия, в которых уже все было определено. Судьба незавидная, зато ясная. Забиться в горы, а потом жаловаться на жизнь и мечтать когда-нибудь оттуда выбраться.
Сафиру бросило в холодный пот. Гиллан точно врал по поводу неумения читать мысли. Он методично препарировал ее голову, как бездушный патологоанатом препарирует мертвое тело. Ковырялся в ее церебральных внутренностях, вытаскивал на свет, рассматривал, оценивал. Ее тело внезапно стало неподъемно-тяжелым. Настолько, что не было сил оторваться от стула и сбежать как можно дальше от этого страшного человека, который вскрыл ее черепную коробку с нескрываемым наслаждением.
— Как вы это делаете? — прошептала Сафира.