Мертвая роза
Шрифт:
Зато Настя почувствовала, что сил у нее прибавилось. Она прошлась по площадке, разминая руки и ноги, мигом взлетела на вершину детской лесенки и уселась там, довольно оглядывая окрестности. Внутри было приятно и тепло. Тепло наполняло ее с ног до головы – такое уютное, такое родное. Настя почувствовала к выпитой девушке почти сестринскую любовь. Та так много ей дала!
Прикоснувшись к щекам, девушка поняла, что они стали теплее. Чудо жизни, отнятое у другого, наполнило ее тело, разрумянило щеки, добавило блеску глазам и уверенной ловкости движениям.
В кармане завибрировал мобильный.
– Я подъехал. Ты где?
– Сейчас подойду! – обрадовалась Настя и, спрыгнув с лесенки, поспешила к дороге, позабыв о лежащем у скамейки теле.
Вадим, открыв дверцу машины, неотрывно смотрел на нее.
– Какая же ты красивая! – тихо сказал он, когда она подошла поближе. – Знаешь, ты даже красивее, чем вчера.
Настя улыбнулась, обошла машину и села рядом с ним.
– Ну, куда поедем? – спросила она, поправляя, глядя в зеркало, волосы.
– Сюрприз.
Он отвез ее в маленькую студию, расположенную в крохотном, словно гараж, одноэтажном здании на окраине города.
– Вот здесь я провожу большую часть времени, когда не занят по учебе, – сказал Вадим, пока Настя с интересом разглядывала висящие на стене гитары, синтезатор и какое-то, кажется, звукозаписывающее оборудование.
– Здесь ты и пишешь свои песни? – спросила она.
– Иногда, – улыбнулся он. – На самом деле чаще всего они приходят ко мне сами, не спрашивая о времени, но лучше всего придумывается, когда я иду или еду куда-нибудь.
– И ты никогда не думал связать свою жизнь с музыкой?
Лицо Вадима тут же стало серьезным.
– Я должен стать врачом, понимаешь? Чтобы жизнь проходила не зря. Мне нужно помогать людям, – ответил он, машинально взяв одну из гитар и тихонько перебирая струны.
– Зачем тебе это? По-моему, нужно жить для себя и делать то, что тебе действительно нравится. – Настя с наслаждением потянулась. Теплая кровь струилась в ее венах, согревая, давая чувство уверенности и благополучия. – Вот я до недавнего времени тоже пыталась жить для других… для своей мамы, которая, видите ли, возлагала на меня всяческие надежды. И что? И ничего! Зато как же хорошо быть свободной!
Вадим отложил гитару и нахмурился.
– Настя, мне кажется, ты не такая, какой хочешь сейчас показаться. Я помню, как ты приходила и слушала мои песни, – его губы тронула легкая улыбка, – ты была такая красивая! Я смотрел на тебя, и мне становилось светлее. Знаешь, мне даже нравилось, что мы с тобой незнакомы, но словно понимаем друг друга, будто ведем не слышный никому диалог. Ты удивительная, чуткая… Я видел это по твоим глазам, по тому, как ты слушала…
Настя молчала, не зная, что и сказать на это.
– Погоди, я сейчас, – Вадим подошел к стоявшему в углу маленькому холодильнику и открыл его. – Будешь сок? У меня есть апельсиновый, манговый и из маракуйи. Очень
– Нет, спасибо.
– А пирожные? Ты любишь пирожные? Я постеснялся спросить, какие ты предпочитаешь, и купил разных. Есть эклеры, есть корзиночки и есть еще венгерская ватрушка. Рекомендую – совсем-совсем свежая, мягкая и посыпана сахарной пудрой.
Вадим растерянно улыбался и просительно смотрел на нее. Какой же он милый чудик! Даже жаль расстраивать его.
– Нет, спасибо.
Вадим явно расстроился.
– Ты… на диете? – спросил он.
– Ну да. Я питаюсь очень… избирательно, и как раз недавно… поужинала.
– Я не знал и вот думал произвести на тебя впечатление…
В том, как он признавался в этом, было что-то умильное и трогательное. Он был старше, но Настя вдруг почувствовала себя так, как будто превосходила его в возрасте и жизненном опыте.
– Ты славный, – сказала она, обнимая Вадима за плечи.
Лицо его сразу просветлело.
– Я так рад, что ты есть в этом мире! – сказал он серьезно. – Как хорошо просто знать, что ты существуешь. Смотреть на тебя, касаться рукой. Я хочу всегда быть рядом с тобой. Знать твои радости и печали, согревать, когда ты мерзнешь, стирать поцелуями с лица слезы и разделять с тобой твою улыбку.
«Ты пришел слишком поздно. Поезд уже ушел, и только холодный ветер гонит умершие листья по опустевшему перрону, – подумалось Насте. – Или еще не поздно? А вдруг все еще возможно?» – тут же мелькнула в голове сумасшедшая мысль.
– Ты нужен мне! Мне нужно твое тепло и твое биение сердца! Мне очень нужно твое умение жить! – выпалила Настя, прижимаясь щекой к его горячей груди и слушая взволнованный стук сердца, доносящийся через тонкую ткань свитера.
Он крепко обнял ее, прижимая к себе, и легко коснулся поцелуем виска.
– Сыграй, – попросил он Настю, кивнув на синтезатор.
Та пожала плечами и, чувствуя, будто попала на экзамен, подошла к инструменту и включила его. Руки привычно легли на клавиши и бодро побежали по ним, воспроизводя отрывок из Бетховена. «Вроде неплохо. Тридцать вторые у меня получаются бойчее и лучше», – с удовольствием подумала Настя и тут случайно посмотрела на Вадима.
Его лицо было грустным и даже каким-то расстроенным. Прямо как у Мананы Гурамовны. Старая грузинка, правда, обычно еще уныло покачивала головой.
Хватит! Надоели ей все эти мэтры и ценители музыки! Они достали ее еще при жизни и теперь не отставали и после смерти! Хватит! Хватит! Хватит!
Настя изо всех сил стукнула кулаком по клавишам так, что они издали громкий жалобный звук, а сам инструмент покачнулся.
– Не расстраивайся, – Вадим шагнул к ней и накрыл ее холодные пальцы своими теплыми руками. – Давай попробуем сыграть вместе. Что-нибудь совсем простое. Извини, с техникой у меня неважно, – он немного смутился, – я, собственно, и не ходил в музыкальную школу. Сам учился, подбирал что-то…