Мертвая тишина
Шрифт:
Стараюсь не отрывать взгляда от приколотого к лацкану пиджака Рида блестящего значка «Верукса». Большую часть своей жизни я носила такую же эмблему на плече, в той или иной ее разновидности, хотя чаше всего с указанием корабля и вышитую на ткани, а не изготовленную из драгоценных металлов.
Символ на значке Рида — агрессивно заостренная золотая «V», с одной чертой длиннее другой, из-за чего буква больше похожа на галочку. На длинной черточке поблескивают три бриллианта, что, впрочем, только привлекает больше внимания к двум пока еще пустым углублениям на короткой. Почему-то охрана на входе не обратила внимания на острый предмет
Младший следователь явно гордится своим статусом корпоративной семьи. Три бриллианта означают представителя третьего поколения. И отсюда следует, что Рид готов из кожи вон лезть, лишь бы доказать собственную ценность. Интересно, когда он избрал меня в качестве подходящего для этого объекта.
Над его левым плечом возникает мерцающий образ Лурдес, и гул в ушах временно пропадает. Веки девушки моргают над багровыми пустыми глазницами, а губы шевелятся, но так слабо, что мне понадобилось несколько недель после ее первого появления, чтобы разобрать слова: «Не понимаю».
Ноги у меня дергаются в порыве вскочить и броситься ей на помощь.
Вот только ей, как и всем нам, уже не помочь.
— Клэр? — Макс оборачивается, но, естественно, ничего не видит. Никто не видит. Впрочем, мгновение спустя Лурдес исчезнет. Надолго она никогда не появляется. В отличие от Кейна. В том числе и поэтому мне хочется схватить призрак девушки, чтобы удержать ее здесь подольше.
Против воли я осматриваю помещение. Да. Кейн вернулся. Выглядит он таким же плотным и реальным, как и все остальные здесь — что, вообще-то, не ахти какое описание, — за тем лишь исключением, что его туловище резко и пугающе обрывается в спинке обшарпанного серого диванчика, а когда он говорит, никаких звуков не слышно.
Это как зацикленный видеоролик. Он настойчиво жестикулирует, проводит ладонью по коротко остриженным волосам — характерное для Кейна выражение досады, — а затем со встревоженным выражением лица подается вперед и что-то кричит, зовя меня к себе.
По завершении пантомима начинается снова. А потом еще раз, и еще.
— Опять галлюцинации? Как кстати, — ухмыляется Рид. — Не могу не признать, у вас получается весьма убедительно…
— Какой курс? — перебиваю я его, с трудом удерживая мысль. Меня обволакивает туманом от препаратов, и так хочется послать все к чертям.
— Курс?.. — рассеянно моргает Рид, наконец-то подавшись назад.
Я поворачиваюсь к Максу:
— Корабль. Вы сказали, что он движется. Куда?
Мужчина скорбно поджимает губы, затем отвечает:
— Давайте лучше сосредоточимся на том, что известно вам.
Двадцать три года назад Макс Донован возглавлял следственную группу отдела контроля качества «Верукса» по инциденту на станции Феррис, и я нисколько не сомневаюсь, что корпорация прислала его сюда именно поэтому. Тогда он приносил мне газировку в банках, коробки с настоящими шоколадными конфетами, а однажды даже подарил дочкину куклу, наверняка ей уже ненужную. Ерунда, что мне шел двенадцатый год и я выросла в колонии, так что идея играть в дочки-матери представлялась мне совершенно чуждой. С какой стати играть в то, что потом так и так придется делать?
И все же благонамеренная нескладность Макса, как видно, не помешала его восхождению по карьерной лестнице «Верукса». Быть может, потому что
Ему уже наверняка осталось немного до выхода на пенсию, и все же «гусиные лапки» в уголках глаз и глубокие морщины на лбу по-прежнему удивляют меня, когда бы я на него ни смотрела. Мысленно я все еще вижу Макса молодым.
Тогда он был добр ко мне, безымянной сироте из выпусков новостей, без родственников, готовых взять ее под опеку. Несколько раз, уже после завершения карантина, Макс навещал меня в интернате проверить, как я обживаюсь. И почти наверняка много лет назад он замолвил за меня словечко, когда я подала заявку на обучение на ремонтника комсети «Верукса». Пытается помочь он мне и сейчас, хотя это и не заметно.
Макс думает, что я сделала это. Считает меня виновной. Виновна ли я?
Я тру ладонями лицо, словно бы пытаясь вытянуть себя из трясины, в которую добровольно погружаюсь последние несколько месяцев.
Рид задумчиво меня разглядывает.
— Может, вы и вправду не убивали всю команду. Оставили одного человека сторожить добычу. Заодно подтвердить вашу историю. Как-никак на кону миллионы долларов.
Его слова воспламеняют во мне огонек неуверенности. Я не помню, как покинула лайнер. Возможно ли, чтобы кому-то удалось продержаться так долго?
Я вздрагиваю, но движение ощущается ужасающе медленным, словно под водой.
— Вам лучше надеяться, что его курс лежит во тьму, что о нем больше никогда не услышат, — отзываюсь я, четко проговаривая каждое слово.
— Мы не позволим ему уйти, Клэр. И вы это знаете, — мягко возражает Макс. — Мы отправляем корабль на перехват, основываясь на вашей рекомендации.
Под «мы», по-видимому, подразумевается «Верукс». Я щурюсь на него и выдавливаю:
— Это не моя рекомендация.
Лучше всего им держаться подальше от «Авроры».
— Что ж, после того шума, что подняла пресса по поводу вашего внезапного прибытия, никакое другое решение невозможно, — объясняет Макс, проявляя первые признаки раздражения.
Я качаю головой.
— Что бы ни находилось на борту «Авроры», пускать это сюда ни в коем случае…
— Вы ссылаетесь на «присутствие», которое якобы ощущали на корабле во время исследований, на проведение которых у вас не было права, — не скрывая скепсиса, снова заговаривает Рид.
Я смотрю на Макса, надеясь на его поддержку, но он лишь вскидывает руки, уступая инициативу коллеге.
— Вы же понимаете, как удобно все складывается в вашей истории, — продолжает тот. — Вам и вашей команде попадается самая крупная и самая скандальная находка за всю историю пилотируемых космических полетов, как раз перед самым вашим увольнением с должности капитана. — Следователь загибает один палец. — Остальные обзавелись работой на других кораблях, но вот вашу заявку на получение кредита для открытия собственной транспортной компании отклонили. — Второй палец. — У вас не было ни денег, ни будущего, кроме бесперспективной канцелярской работы, этой брошенной вам административной косточки. И вдруг из всей вашей команды, чтобы рассказать об этой величайшей находке, спасаетесь только одна вы. — Еще два пальца. — Что означает, что лайнер целиком принадлежит вам одной. — Он загибает последний палец, после чего разжимает получившийся кулак.